Стеклянная невеста
Шрифт:
Матвей подумал о том, что сейчас должен совершить, и не испытал ни радости, ни гнева — ничего. У него продолжала страшно болеть голова, и больше всего сейчас хотелось все быстрее закончить, прийти к финишу в этой бесконечной гонке, по большому счету, как бы кто ни считал, не имеющей приза… Внезапно из-за большой фуры ударил ветер, швырнул в него каким-то мокрым мусором. Ветер играл с мотоциклом, как тореадор с быком. Сейчас, когда он выехал за город, можно было ехать быстрее. Ветер продолжал биться в ветровое стекло и, огибая, уже в него. По обочинам гнулись деревья, до середины шоссе долетали сломанные
Минут через сорок Матвей свернул на боковую дорогу. Здесь пошел лес, вплотную подступающий к шоссе. Деревья расступались внезапно, по обеим сторонам вырастали поселки, за одним из которых в лес ушла грунтовая дорога, ведущая к усадьбе Варана.
Место было выбрано хорошо. Варан поселился здесь лет семь назад вскоре после того, как, выйдя из стана «нэпманских», объявил себя «новым» вором. Для обывателя отличие первых от вторых было минимальным: и те, и другие возглавляли преступные сообщества, организовывали грабежи, взимали дань, силой внедрялись в число учредителей и акционеров процветающих предприятий.
Внутри же блатного мира существовала глухая, непримиримая вражда «нэпманов» и «новых». Первые были идеалистами уголовного мира и придерживались старых воровских правил, в число которых входили: аскетизм, отсутствие семьи, нежелание иметь имущество, постоянное обитание на зоне среди своих, пополнение воровского «общака», деньги из которого шли каждому из попавших за решетку. Словом, вор в законе старой формации был или должен был быть отцом родным для всех осужденных, мировым судьей в разборе конфликтов, высшей инстанцией, к помощи которой прибегала даже администрация тюрем и лагерей.
Иное дело «новые» воры. С приходом перестройки, появлением баснословных состояний, а также свободы, позволявшей тратить без оглядки нажитые деньги, многие законники уголовного мира задались вопросом: а почему не я? Через «общак» проходили миллионы долларов, распоряжался ими один авторитет, назначенный сходкой воров на должность «смотрящего». «Смотрящий» получал под свое авторитарное правление город, район или область и с помощью армии находящихся на свободе блатных собирал десятину со всех предпринимателей, независимо оттого, является ли тот владельцем киоска или группы банков. «Новые» воры стали, в нарушение прежних правил, часть денег из «общака» тратить на себя лично: покупали особняки, дорогие машины, заводили семьи, любовниц и личные армии, чтобы охранять устои новой жизни.
Варан не был особенно крупным «вором в законе». Он не владел корпорациями, не контролировал металлургическую промышленность или хотя бы торговлю оружием. Под его крылом находилось несколько банков, десяток казино и масса заводов и заводиков, где он вполне официально числился акционером или учредителем.
К масштабам новой жизни Варан потихоньку привык, но старое в нем держалось крепко: ворочая безналичными миллионами, он мог радоваться какому-то десятку тысяч долларов наличных, ценил свой старый двухэтажный дом, совершенно не соответствующий тому положению в обществе, которое Варан сейчас занимал, и где он жил постоянно в окружении свиты из «шестерок», «быков» и «приблатненных» и куда сейчас направлялся Матвей.
Глава 60
НАПАДЕНИЕ
Дорога
Никого не было видно, но, когда Матвей вручную подвез мотоцикл к шлагбауму и уже взялся одной рукой за перекладину, чтобы освободить проезд, с ближайшего дерева шумно спрыгнул Штырь, а с противоположной стороны дороги из-за толстого корявого ствола вышел Карась. Оба были «шестерками» Варана, и обоих Матвей хорошо знал. Как, впрочем, знал всех, живущих в усадьбе Варана. У Карася и Штыря на шеях висели автоматы Калашникова, и оба направили стволы на Матвея.
Штырь и Карась получили свои сроки за мелкие кражи и грабежи, оба вышли на свободу несколько месяцев назад и были рады пристроиться к постоянному и сытому месту.
— А мы-то думали, кто это должен приехать? — ныряющей походкой подходил Карась, худощавый, жилистый, резкий, всегда готовый пустить в ход кулаки или нож. — Мы думали кто, а это вон кто. Выходит, Варану чистильщик понадобился. Ну ладно, доложим.
Он перекинул автомат на спину, вынул из кармана сразу затрещавшую рацию и приготовился сообщать о прибытии гостя.
— Подожди, — сказал Матвей, — дело есть. Карась вопросительно и настороженно посмотрел на Матвея. Штырь на всякий случай удобнее перехватил ствол автомата и сделал шаг вперед. Оба знали, что с таким спецом, как Матвей, надо было всегда держать ухо востро. Но знали только теоретически, потому как ничего серьезнее, кроме как поножовщины, в жизни не видели, да и настоящей крови не нюхали.
Что произошло дальше, Штырь так ничего и не понял. Он увидел только, что Матвей сунул руку под куртку, вытащил пистолет, но осознать, что это значит, не успел: пуля вошла ему в глаз и, выбив затылочную кость, затерялась в листве. Ошметки крови и мозга забрызгали Карася, и он, по рыбьи открывая рот, машинально обтирал лицо рукавом.
— Рацию отдай мне, — попросил Матвей. — Мало ли чего? А автомат медленно положи на землю.
Получив рацию, он отбросил ее подальше в лес и приказал Карасю отойти в сторону. Тот все еще стоял над своим «Калашниковым». Когда Карась отошел, Матвей поднял автомат и отбросил его вслед за рацией.
А Карась был готов выполнить любой приказ. Сейчас он был слишком ошеломлен, чтобы думать о сопротивлении. Решительность и жестокость, с какой был убит его товарищ, привела его в состоянии ступора, но отвечать на вопросы он мог. И он отвечал.
Матвей посадил его на землю, чтобы тот не вздумал совершить какую-нибудь глупость или попытаться бежать. Карась сидел, широко расставив выпрямленные ноги и сцепив руки на затылке. Рот его продолжал открываться, как у рыбы, что оправдывало его «погоняло» Карась, но слова лились свободно.