Стеклянные лягушки
Шрифт:
– Чем? – спрашивает Маша, а сама всё в кровати лежит, не встаёт.
– Так, – сказала мама уже другим голосом, – или ты сейчас встанешь, или я сегодня к тебе на тренировку приду. А?
– О нет! – сказала Маша и выбралась из-под одеяла.
– А что? Меня пригласили, между прочим.
– Чистяков? Это с ним ты на вокзале была?
– Чистяков, – мама отвечает, – а второй – Мышкин. Да, точно, Мышкин. Молодой такой. Оба звали. Один на мужскую тренировку, один – на вашу. Ну так что, приду?
И она выскочила за дверь.
–
Вечером мама в самом деле пришла на треньку. И не только она. Оказывается, тренер обзвонила всех родителей, сказала, что будет день открытых дверей. А кто не любит день открытых дверей – все его любят. Нина Васильевна старалась быть не очень заметной, сидела на самом верху, не спускалась вниз, к другим родителям, но Ольга Дмитриевна всё равно то и дело кричала Маше:
– Соберись! Не отвлекайся! Что происходит?
Маша сама бы не могла сказать, что происходит. Наверняка что-то непоправимое. Чистяков явно не позовёт её ни в сборную, ни в школу олимпийского резерва. Зачем ему такие, которые отвлекаются на родителей на трибуне? Но, сказать правду, все сегодня играли как какие-то новички.
– Как будто первый раз поле видите! – кричала им Ольга Дмитриевна.
– Давайте я, – предложил ей Чистяков, свистнул в свой свисток, скомандовал общее построение. Все встали.
– Ребята! – сказал он.
– Мы девочки! – сказала тихо Плотникова. Вадим Никитич посмотрел пристально на неё.
– Девчата, хорошо, – снова начал он, – я знаю, что вы неплохая команда, я помню ваше выступление в прошлом году на области, там вы, конечно, не очень справились, но были ценные моменты, были! Я даже помню некоторые фамилии, – тут он достал из кармана бумажку, развернул её: – Плотникова, Голубцова…
– Голбец, – сказала Маша, наверно, ещё тише, чем до этого Плотникова. Вадим Никитич не обратил внимания на это, он продолжал: – Башкирова, Кунак, Веселова. Видите? Я запомнил! Но то, что вы показываете сегодня, – это просто ах! Так не бывает!
Родители тоже хотели послушать, что говорит кировский тренер. Они подошли к девчонкам.
– Бывает, – вдруг сказал папа Гули, он часто приходил на тренировки, и его все знали, – они всегда так на тренировке, хуже играют, чем на соревнованиях.
Чистяков замолчал. Хотел что-то сказать, но передумал. А Гулин папа продолжал:
– Ольге Дмитриевне, конечно, не позавидуешь. Иной раз думаешь: как она с ними поедет? Как они будут играть? Ничего, играют.
– Так, – сказал Чистяков, – так, – сказал Вадим Никитич, – почему на поле посторонние? У вас что, день открытых дверей?
– Ну да, – ответил папа Гули Башкировой, – день открытых дверей. Бахир Годенович, здравствуйте! – он протянул руку тренеру. Тот пожал её.
– Так вот, – сказал Вадим Никитич, – все посторонние должны покинуть поле. Остаются только игроки женской «Родины»! Сколько до конца тренировки?
– Десять минут, – сказала Ольга Дмитриевна.
– Вы тоже пока посидите там, на скамейке запасных, – сказал ей Чистяков. – Итак, продолжаем! – и он дунул в свисток.
Дальше дело пошло лучше. Ни Маша, ни кто-то ещё не обращали внимания на родителей, пасовали друг другу, старались забить гол, бегали так, будто две недели сидели дома и очень соскучились по полю.
После тренировки мама сказала:
– Вот это да! Ты была лучше всех. Скажи, у вас всегда на тренировках так шумно?
– Ну мама! – сказала Маша. – Ты всё время об этом спрашиваешь.
– И что ты отвечаешь мне?
– Не всегда. Бывает и похуже.
Рынок
Маша с мамой пошли на рынок за новыми кроссовками для Маши – из старых она выросла. Они побежали сразу после тренировки, пока рынок не закрылся. Мама ещё позвонила тёте Жанне, попросила задержаться немного. Хорошо, когда есть знакомые продавцы. На рынке Машу знает дядя Али, яростный футбольный болельщик. Он, как увидел её, сразу закричал:
– Маша, солнце! Иди посмотри, какая у меня айва!
Но Маша с мамой спешили за кроссовками. Китайскими. Вообще-то Маша просила настоящие, фирменные, но они дорого стоят. И потом, на рынке их не бывает.
– Сейчас и китайские неплохие стали, – объясняет мама.
– Тогда давай уж закажем в интернете, – говорит Маша, – так ещё дешевле.
Но мама всегда отказывается. Говорит, что на рынке зато можно посмотреть обувь, пощупать, проверить швы. Да просто примерить! И они каждый раз бегут на рынок. В этот раз выбирать почти не пришлось. У тёти Жанны были только две пары кроссовок Машиного размера. Одни синие, другие белые. Маша хотела белые, но мама сказала, что они будут быстрее пачкаться.
– Ладно, – сказала Маша, – но пойдём ещё к дяде Али за айвой.
– Да он, может, ушёл уже, – сказала мама.
Дядя Али не ушёл.
– Вас тут жду! – сообщил он Маше и маме. – Выбирайте!
А что выбирать? Все знают, что у дяди Али все фрукты самые лучшие. Мама взяла одну айву в руки, повертела, понюхала, спросила растерянно, тихо, просто сама себя:
– Что же из неё делать?
– Как что делать, женщина?! Нина, дорогая, как что делать? Варенье делать, компот делать, запекать в духовке – закачаешься! Просто так кушать! Бери больше!
– Да она вяжет, – сказала мама и положила на весы две айвы.
– Больше, больше бери! Спать ляжешь – айву рядом положишь, аромат! А сон какой приснится, красавица!
Дядя Али приехал из Таджикистана, Маша думает, там все такие, как он: сыплют комплименты, угощают айвой и чем-нибудь ещё. Но потом вспоминает, что Бадр, сын дяди Али, совсем другой.
– Как ваш Бадр? – спрашивает она, а сама берёт пакет и складывает в него сливы.
Она складывает, а дядя Али рассказывает, что он редко видит Бадра, а дочь Зулмат решила развестись и уехать в Киров.