Стеклянные тайны Симки Зуйка
Шрифт:
У большой реки тоже было имя, но его почему-то называли редко, обычно говорили просто «река». Даже пристанская станция железной дороги называлась «Река». А город назывался Тур е нь. Имя женского рода…
Симка спустился по расшатанным ступенькам к Речному проезду, прошагал по мосту через лог (высоченному, Туренька далеко внизу) и вышел на другой мост – ведущий через реку.
Это было старое сооружение на обитых досками опорах. Его венчали две решетчатые фермы из косых балок. Под фермами неспешно двигались туда-сюда грузовики и порой проползал рейсовый автобус. Недавно в Турени построили еще один мост, из бетона и железа. Однако одного моста –
Правее и левее ферм тянулись дощатые настилы для пешеходов. С перилами. Перила были прочные, из крепких брусьев, а настилы жиденькие, в один слой. Между щелями далеко внизу видна была желтоватая вода. Лучше шагать побыстрее и не думать, какая хлипкость отгораживает тебя от воздушной пустоты и текучей глубины… Симка и не думал! Уж под ним-то, легоньким, как бумажный солдатик, доски никогда не проломятся. Да и привык он к мосту, к его высоте – последние три недели каждый день топал туда и обратно. И сейчас он поглядывал вниз и вдаль без всякой боязни.
Река трудилась, как и мост. Сновали катера. Появился из-за поворота однопалубный «Стахановец» – пароходик местной пассажирской линии. Был он древний и обшарпанный, но издали и под ярким солнцем казался белым, как черноморский лайнер. Вдоль стоявших у низкого берега плотов прокопченный коричневый буксир с белыми кожухами гребных колес тащил вниз по течению тупоносую баржу. На барже громоздились штабеля новых фанерных ящиков, они горели на солнце, как позолоченные…
Буксир (назывался он «Красин», как знаменитый ледокол), выталкивая из трубы густые клубы, ушел под середину моста. Клочья сажистого дыма пробились сквозь щели, и показалось даже – пушисто защекотали ноги. Запахло сгоревшим углем. Симка хихикнул и грудью лег на перила. Под ним скользила баржа. На ящиках стояла светлоголовая девчонка в зеленом, как березка, платьице (волосы ее тоже золотились). Смотрела вверх. Симка подумал и помахал ей ладонью. Девочка заулыбалась и тоже замахала – двумя руками. И… уплыла под мост.
Славная, наверно, раз помахала незнакомому мальчишке. Может быть, такая же, как Соня… Жаль только, что не успели даже как следует разглядеть друг друга. Можно было бы перебежать мост и помахать еще, с другой стороны. Однако грузовики, как назло, ползли в оба конца вереницами – не проскочишь… Да и зачем? Все равно буксир утащит баржу с девочкой своим путем, а Симке надо шагать своим. Жаль, что так получается – взглянут друг на друга два человека, протянется между ними ниточка, и сразу надо расходиться.
Симка вспомнил прошлогоднюю встречу с мальчиком на берегу залива и слегка загрустил.
Но грусть была на две секунды. Потому что сияло солнце, веял пахнущий рекой и береговыми тополями ветерок, и, кроме того, надо было спешить.
Симка заспешил вприпрыжку. Но на середине моста опять пришлось задержаться. Сделанная Фатяней повязка ослабла, пятак под ней елозил и грозил вывалиться. Будь на Симке гольфы или хотя бы носочки с резинками, можно было бы натянуть их на бинт. Но Симка гулял в башмаках на босу ногу. Он потоптался на месте. А может, убрать повязку и пятак? Пострадавшая косточка вовсе и не болит уже (или самую чуточку). Симка опустил на доски сумку. Поставил ногу на нижний брус перил, размотал матерчатые ленты, скомкал их в левой ладони, а на правой покачал тяжелую монету. Красивый такой пятак, хотя и поцарапанный. На отчеканенных крыльях двуглавого орла различимо каждое перышко. А древность какая! 1898 год! Прошлый век!
Может, кинуть в воду? Симка давно уже не приносил реке никакой жертвы.
Был у него такой тайный обычай: примерно раз в неделю Симка бросал с моста или берега какую-нибудь мелкую денежку (так бросил и двугривенный, который помог ему на контрольной). Это чтобы река всегда была доброй к Симке… Но нет, пятак все-таки жаль: он почти что музейная редкость да и подарок к тому же.
Симка опустил монету в правый карман и там же нащупал трехкопеечную монетку. Ногтем подбросил ее в воздух (словно играл в «орел-решку»), поймал на ладонь и с размаха кинул через перила. Та долго летела вниз, мелькая желтой искоркой.
Хотел Симка бросить и скомканные тряпичные ленты, но вдруг стало неловко. Словно Фатяня мог обидеться. Я, мол, старался, мастерил бинт, а ты выбрасываешь. Конечно, эти клочья уже не сшить в целый платок, но, может быть, они зачем-нибудь пригодятся. Он скатал полоски в тугую муфточку, затолкал ее в левый карман. А в кармашке у пояса привычно потрогал (проверил – на месте ли?) стеклянный значок – память о прошлогоднем путешествии. Симка не решался носить его на рубашке или майке, когда в одиночку уходил далеко от дома. Встретится какая-нибудь шпана, сорвет, и что тогда делать…
Симка поднял сумку, распрямился и оглянулся на город.
Турень протянулась над высоким берегом. Откосы косматились репейно-полынными и крапивно-бурьянными джунглями (лишь кое-где – опасливые тропинки). Над откосами стояли тонкие колокольни. Розовая Знаменская церковь – с золотым крестом. Ильинская – обшарпанная и без креста, потому что там водочный завод. Справа громоздились белые башни и темные купола старинного монастыря. Купола тоже были без крестов и с дырами, потому что в монастыре давно не жили монахи, а была какая-то секретная фабрика. Но все равно монастырь выглядел сказочно – словно городок из книжки с былинами. Он был похож на крепость: зубчатые стены, башенки по углам…
А еще стояли над берегом старые купеческие дома – деревянные и каменные. И белый двухэтажный музей с колоннами и черными часами над фасадом. И длинное здание военного училища (бывшие торговые ряды) с полукруглыми окнами, и вековые тополя. Главный город – с новыми кварталами, вокзалом, цирком, садами и школами – не был виден за гребнем берега. Здесь – только его «историческое лицо», неизменное в течение многих лет.
«От «исторического лица» в трех местах тянулись по откосам к воде извилистые деревянные лестницы. Они вели к причальным к переправам. Потому что мостов не хватало и жителей с берега на берег возили маленькие чихающие катера, а на одной переправе даже гребной баркас. Билет стоил как в автобусе – сорок копеек, а на баркасе, кто не хотел платить, спешили занять места у весел. Тогда – бесплатно. Симка тоже однажды устроился у весла (чтобы прокатиться) и помогал дюжему небритому дядьке. Тот подмигивал Симке, который в одиночку весло и не повернул бы: «Жми, юнга, без тебя я никак…» Но на обратном пути пробраться к веслу не удалось и пришлось отдать два двугривенных крикливой тетке, которая грозила всех безбилетников «покидать за борт к водяному лешему»…
Симка прошелся глазами по городскому берегу с удовольствием – свою Турень он любил. А на золотом кресте Знаменской церкви остановил взгляд уважительно и с некоторой осторожностью: нет ли за ним, за Симкой, больших грехов?
Настоящим верующим (как, например, соседка тетя Капа) Симка не был. Прошлой весной, когда мама и тетя Капа тайком пригласили священника, чтобы окрестить Андрюшку, и предложили Симке окреститься тоже, он сдержанно возмутился: «Вы что! У меня же красный галстук!» Но летом, после разговоров с Норой Аркадьевной, Симка ощутил, что есть все же Высшая Сила, от которой зависит жизнь Вселенной и каждого человека. Ну, каждым отдельным человеком эта Сила постоянно не занимается, пусть тот живет своим умом, но если он творит что-то очень скверное, тогда можно ждать расплаты…