Стеклянный дом, или Ключи от смерти
Шрифт:
Так что же мы имеем? Да ничего мы не имеем. Лешак и Мойва не найдены. «Бенсон энд Хеджес», выполнив свое предназначение, лежат оба-два в мусорной корзинке без всякой перспективы: последняя запись свидетельствовала о том, что Блумов попрощался с секретаршей в 20.57 и отбыл из офиса, а утром, надо полагать, пустую сигаретную пачку вместе с прочим мусором выкинет уборщица. Ванинская братва сейчас где-то зализывает царапины и...
Стоп! Ванинские, ванинские... Если меня убивали по поручению Бобса, то, вполне вероятно, Мойву ему, то бишь Лешаку, дали они же. А что я знаю про ванинских?
Во-первых, номер «беэмвухи». Однако сейчас, на ночь глядя, он вряд ли что мне даст. Надо
Поэтому, во-вторых, мне известно, где находится их база, но толку от этого тоже немного. Я вспомнил, что избыточно дотошный Прокопчик даже сделал несколько снимков этой цитадели: по-моему, он, как взял в свое время разгон на Северном Кавказе, так с тех пор просто не может остановиться щелкать камерой к месту и не к месту. Я тогда эти его какие-то там пятьсоттысячные по счету карточки окинул лишь беглым неодобрительным взглядом, походя сделав ему выговор за бессмысленную трату бумаги и пленки, но мне запомнилось, что выглядело все вполне внушительно. Отдельно стоящее двухэтажное здание, на окнах мощные стальные решетки, входная дверь тоже стальная, оборудована видеофоном, и если внутри, в чем, в общем-то, нет сомнений, постоянная охрана, то соваться туда нечего думать...
А впрочем, думать имеет смысл всегда.
Идея, в подтверждение этому вспыхнувшая в моей голове, была настолько нелепа, что в первую минуту страшно мне понравилась. Правда, уже во вторую минуту я заставил себя охолонуться, поглядеть на вещи трезвыми глазами и признать, что размышляю сейчас над чистой воды авантюрой. Но размышлять тем не менее не прекратил, и где-то на третьей минуте безумный план начал приобретать кое-какие реальные черты.
Я рывком пододвинул к себе телефон и набрал номер Прокопчика. Где этот урод? Почему, когда начальство в такой запарке, его нет под рукой? Но едва на том конце провода взяли трубку, я обреченно понял, что помощь мне сегодня не светит: Тима говорил таким голосом, словно у него сели батарейки.
— Д-диарея... — прошелестел он в ответ на мой вопрос, что случилось.
— У меня нет времени лазить по словарям, говори по-русски! — взревел я.
— Д-дрист одолел... — казалось, что слова, произносимые им, гаснут, падая на лету, как замерзающие птицы. — От унитаза отойти не могу...
— Засранец! — с чувством резюмировал я, прежде чем бросить трубку. Это был одновременно диагноз и служебная характеристика.
Однако меня уже ничто не могло остановить. Бросившись в комнату Прокопчика, я принялся рыться в огромной груде фотографий, вечно в беспорядке наваленной у него на столе. Но та самая, нужная мне, не попадалась. Уволю, к чертовой матери уволю этого разгильдяя! А возьму другого, может, не такого веселого, но зато здорового! И аккуратного, черт бы его побрал!
Когда отчаяние уже начало овладевать мною, карточка вдруг сама скользнула в руки. Я вгляделся — вот оно, как раз то, что я надеялся увидеть. Все на месте, память не подвела. Да и Прокопчик молодец: картинка вышла четкая, двухэтажный особнячок за ажурной загородкой виден во всех деталях, можно прочесть не только вывеску детективного агентства «Скорпион», но даже разглядеть, что встроенные в окна кондиционеры изготовлены фирмой «Toshiba». Затем для осуществления моего прожекта требовалось еще кое-куда позвонить и кое-что выяснить. Эта часть плана прошла нормально — на свою просьбу я получил положительный ответ, в чем, впрочем, и не сомневался. Теперь можно было собираться на дело.
В конце коридора, за фотолабораторией, у нас оборудована еще одна комната без окон, но с железной дверью — оружейная. Но собственно оружие меня сейчас не интересовало: вместо него я уложил в сумку целый набор из так называемых «спецсредств», после чего уже собрался, что называется, на выход с вещами, когда грянул звонок в дверь.
Я напрягся и подобрался. Пока ничего о том, где я живу и работаю, ванинской братве, по моим расчетам, не должно было быть известно. Но жизнь не однажды учила меня, что мои расчеты не есть обязательно истина в последней инстанции. Именно поэтому, вернувшись в контору, я на всякий случай не зажигал верхнего света и вообще «дышал тихо». На цыпочках пробравшись в кабинет, я нажал кнопку видеофона и вздохнул с облегчением: это была всего лишь Верка. За ее спиной на освещенной площадке никого больше не было, но на всякий случай я щелкнул тумблером, переключая монитор на спрятанную под козырьком подъезда миниатюрную камеру, о которой ничего неизвестно даже нашему технику-смотрителю. Прямоугольный объектив сделал полоборота, обозрев окрестность, и доложил мне, что на улице тоже чисто. Через полминуты моя первая незабвенная любовь перешагнула порог офиса, и мне в нос сразу ударил аромат незнакомых духов, густо замешенный на более узнаваемом запахе армянского коньяка.
— Приветик, — произнесла она таким тоном, будто в последний раз, когда нам случилось разговаривать, это не она буквально с визгом выставила меня вон. Вид у нее был взъерошенный и какой-то разудалый. — Разрешишь зайти?
— Заходи, — посторонился я. И не удержался: — Голова больше не болит?
— А ты злопамятный! — хохотнула Верка и прямиком прошла в распахнутую дверь моей комнаты. На ней был тот же, что утром, черный облегающий фигуру костюм, отсутствовала только шляпка с вулью. На ходу она чересчур выразительно, как мне показалось, покачивала бедрами.
Оказавшись в кабинете, Верка огляделась вокруг, увидела на столе сигареты и довольно бесцеремонно, не спрашивая разрешения, закурила. Тут же закашлялась, раздраженно ткнула сигарету в пепельницу, после чего уселась на край стола, закинув ногу на ногу, отчего ее и без того не слишком длинная юбка уехала еще сантиметров на десять. Движения у нее были размашистые и не слишком твердые, а взгляд, которым она уставилась на меня, никак не мог полностью сфокусироваться на объекте и все время съезжал вбок, как намыленный.
Пропустив гостью, сам я остался молча стоять у притолоки в проходе, ожидая продолжения. Пауза явно затягивалась, и Верке в конце концов пришлось прервать ее, но, когда она заговорила, голос у нее был на пару тонов ниже того, с которым она явилась.
— Во-первых, хочу попросить у тебя прощения. После того, что случилось на кладбище, и... и Малея... Ты был прав, конечно, а я круглая идиотка!
Все это она выпалила одним духом и снова безрезультатно попыталась упереться в меня взглядом. Поняв, что это может продолжаться довольно долго, а мне, между прочим, надо поторапливаться, я сказал:
— Проехали, не бери в голову. Давай говори, что во-вторых.
— Есть еще и в-третьих, — многообещающе сообщила Верка. — А во-вторых... — прищурившись и крепко закусив нижнюю губу, ей удалось наконец в течение нескольких секунд смотреть мне прямо в лицо — испытующе, как она сама, наверное, полагала. — Во-вторых, у меня к тебе деловое предложение. Ты ведь частный детектив, так? Вот я и хочу, чтобы ты для меня сделал кое-какую работу.
Так. Еще один клиент. В последнее время я пользуюсь бешеной популярностью, особенно среди будущих миллионеров.