Стеклянный ключ
Шрифт:
— Надеюсь, друг мой, ах, если бы ты знал, как я надеюсь на то, что этот день станет для меня приятным.
Александр остановил машину недалеко от художественной галереи, вышел, обошел по кругу и открыл дверцу Татьяне. Он подал ей руку, светясь от гордости и счастья, и, признаться откровенно, его всякий бы понял.
Татьяна была чудо как хороша в причудливой зеленой шляпке, изумрудно-зеленом платье джерси с рукавами три четверти и элегантными золотыми пуговичками, в туфлях на тон темнее, на высоченной шпильке, и с крохотным ридикюлем-конвертиком в цвет туфель. Говоров с умилением разглядывал маленькие вязаные
Восхитительно и безупречно выглядящая, она нисколько не походила на робкую начинающую художницу, а скорее на какую-нибудь европейскую принцессу, прибывшую в страну с официальным визитом и забредшую на одну из выставок в центре столицы исключительно по наитию.
Если прибавить к этому, что Александр впервые видел ее обновленную, то нетрудно себе представить, что он снова потерял от нее голову, как от совершенно другой, едва знакомой, но не менее прелестной женщины.
Судьба любит озорные и бессмысленные выходки, просто так, пущего драматического эффекта ради.
В ту минуту, когда Тото поставила изящную ножку на первую ступеньку лестницы, ведущей ко входу в галерею, мимо них с Говоровым прошествовала более юная, но менее примечательная пара — Андрей с Мариной.
Трояновский остановил взгляд на шикарной рыжеволосой красавице исключительно потому, что на ней остановил бы взгляд любой зрячий мужчина. Лица этой обворожительной дамы, смотревшейся, как персонаж какого-нибудь костюмного голливудского фильма, он не увидел — его надежно защищали украшенные цветами и перьями поля экстравагантной шляпки. Татьяну он в ней, конечно, не признал, зато внезапно узрел рядом с ней Александра Сергеевича и тепло с ним раскланялся.
Говоров же окинул равнодушным взглядом Марину — бесспорно, хорошенькую, свеженькую, как две капли воды похожую на девицу из рекламы прокладок с крылышками, одинаково удобными для всей семьи, и не без удовлетворения убедился, что сам он ведет под руку царицу, а его молодой знакомый — миленькую девочку. К тому же стандартный набор из обтягивающих до неприличия брючек, яркого топика, пластиковой бижутерии, дорого стоящей, но дешево выглядящей, и лаковой сумочки кричащих цветов бил его по глазам. От Андрея не укрылся снисходительный и сожалеющий взгляд, брошенный знаменитым бизнесменом на его подругу и на него самого. Он вспыхнул до корней волос и страшно разозлился на Марину за то, что ему пришлось испытать еще и это унижение.
И тут же подумал, что это только начало, а так будет всегда.
— Добрый день, Александр Сергеевич, — сказал он, мысленно кляня себя не за что-то конкретное, а вообще за все сделанные глупости оптом.
— А, здравствуйте. — Александр протянул ему руку. — Какая неожиданная встреча! Вот, дорогая… — начал было он, пытаясь представить Андрея и Марину, раз так сложилось, но Татьяна уже процокала по ступенькам и скрылась за стеклянной дверью. Говоров облегченно вздохнул. — Извините, у меня ни единой свободной минуты. Созвонимся.
Если бы Александра Сергеевича Говорова на какое-то время увлек в свой кабинет пытливый психоаналитик и там уложил на кушетку, выпытывая подробности о выставке, в которую он, Говоров, вложил столько энергии и сил, он получил бы невразумительный ответ. Событие, на которое Александр возлагал столько надежд, стало моментом его наивысшего триумфа и наибольшего унижения одновременно.
Конечно, он заранее знал, что Татьяна в любом случае станет
Однако дальше начались сюрпризы, в принципе приятные. Но ему отчего-то становилось все горше и горше, будто он жевал редьку.
Во-первых, возникли в дверях три человека, к которым в обычной жизни Говоров, при всех его связях и возможностях, близко подойти не мог. Их, словно флагман — крохотную флотилию, через бурное море журналистов и телевизионщиков (Откуда взялись? Сам Александр пригласил только четверых газетчиков и представителей одного местного канала), вел Павел Бабченко — краса и гордость светских мероприятий, олигарх, магнат, некоронованный король. Нет, Тото как-то упоминала, что знает его, но никогда не говорила, что он ведет себя так, будто вся его империя на самом деле принадлежит ей.
Понесли по залу подносы с шампанским, вином и коньяком, крохотные и нарядные тарталетки, аппетитные канапе, волованы с икрой и с нежным жюльеном, суши и огромных креветок; заиграла легкая музыка.
Публика все подходила и подходила. По самым скромным подсчетам, гостей пришло раза в три больше, чем планировал Говоров, однако угощения странным образом хватало на всех.
Журналисты роились вокруг светских персонажей. Одна из телевизионных девиц на всем скаку подлетела к Бабченко и сунула микрофон ему под подбородок — куда смогла дотянуться.
— Мы видим, что выставку посетил Павел Бабченко — человек, не слишком жалующий всякие тусовки, — заговорила она бодрым голоском. — Что вы скажете нашим зрителям по этому поводу, Павел Леонидович?
— Тусовки, как вы изволили выразиться, и правда не жалую, — отвечал Бабуин своим хорошо поставленным генеральским басом. — А вот культурные события стараюсь не пропускать. Другое дело, что теперь они крайне редки и удается отдохнуть душой значительно реже, чем хотелось бы нам, людям деловым и вечно занятым. А здесь мы видим прекрасные акварели, многие из них сделаны в легкой на первый взгляд манере, которую художники называют рисунком «по-мокрому», — когда мастер должен суметь поймать ускользающую краску и уловить самую ее суть, выявить скрытую форму. А вот в этой работе очевидна тончайшая лессировка. Вообще же работы выполнены на высочайшем уровне и с вдохновением, а потому радуют глаз и профессионального ценителя, и простого зрителя. Я рад, что сумел сюда выбраться.
Журналистка, явно ошарашенная столь непривычным поведением одиозного персонажа, пробормотала:
— Спа… Спасибо. Ну вот, мы видим, что наши бизнесмены вовсе не чужды искусства, просто им редко случается столкнуться с истинно талантливыми произведениями. А вот скажите, Павел Леонидович, стали бы вы вкладывать деньги в картины госпожи З-з… — и замялась, припоминая Татьянину фамилию.
— Вот вы, вижу, не слишком хорошо знаете фамилию наших ведущих художников, — хмыкнул Бабченко, свысока глядя на сгорающую под его взглядом ведущую, — тогда как в Европе фамилию Зглиницких выговорят легко и просто, и с восхищением. Не только стал бы, но и собираюсь вести переговоры с импрессарио Татьяны Леонтьевны. У меня большие планы на сей счет, главное, чтобы я не опоздал. Желающих, уверен, найдется немало.