Стелла искушает судьбу
Шрифт:
Красавец бородач, нагруженный вещами, прошел вслед за остальными в просторный холл здания — несомненно старинной барской усадьбы. Стелла с Ириной прошли по ступеням шикарной парадной лестницы, миновали массивные двери. Оказавшись в холле, с двух сторон которого поднимались величественные мраморные лестницы с витыми блестящими перилами, ведущие на второй этаж, Стелла замерла. Всюду висели зеркала в пылавших золотом рамах, сверкала облицовка стен, сияли люстры… «Как в метро! — подумала Стелла. — Только там растений нет и ковров…»
— Не зевай! — поторопила ее Ирина. — Еще насмотришься — надоест!
— Михаил Георгиевич! Мы приехали!
— Ира, — шепотом спросила Стелла. — А где твой муж?
— К-какой? — удивилась женщина.
— Ну, этот, с бородой…
Ирина рассмеялась, правда, смех ее прозвучал не слишком весело.
— Это не муж. Это свой брат актер второй категории. Зовут его Валера Романов… Он… Лучше тебе об этом знать… Он почти совсем глухой. Понимаешь, когда-то пел в опере. Говорят, неплохо пел. Попал в катастрофу. Покалечился. Теперь вот здесь… как мы, копейки сшибает. А что делать? Жить-то надо?
Стелла едва не свалилась с лестницы. Как могла Ира говорить в таком тоне о кино? Ведь он, этот Валера, снимается в кино, а что еще человеку нужно? Копейки сшибает… Нет, все-таки она очень странная, эта Ира…
Они поднялись на второй этаж и, распахнув шубы, присели на стулья, стоявшие в ряд вдоль длинного коридора, который налево, казалось, уходил в бесконечность, поражая огромным количеством довольно близко друг от друга расположенных дверей, а направо… О, справа он заканчивался неописуемо прекрасным, изумительно украшенным залом, как бы отделенным от остального пространства колоннадой, причем дальше снова виднелись двери, двери и двери. Прямо напротив колонн стояли, закрывая одна другую, картины, написанные в весьма современной манере: голые уродливые фигуры корчились на фоне безвкусно-кричащих пейзажей… Все было мрачно, темно и тревожно. Нет, такая живопись не привлекала Стеллу…
— Ах, Ирочка, здравствуйте! — прозвучал вдруг совсем рядом мягкий мужской голос. — И я должен играть художника, который нарисовал всю эту пакость! Как вам это нравится?
— Здравствуйте, Игорь Евгеньевич! Я вам очень сочувствую…
Стелла стояла открыв рот и, онемев, наблюдала за тем, как Ирина очень вежливо беседует с самим Игорем Евгеньевичем Радкевичем, известнейшим и талантливейшим актером «старшего поколения». Когда он, такой интересный, такой обаятельный, такой непривычно интеллигентный, отошел, Стелла сдавленно прошептала:
— У тебя листок бумаги есть?
— Есть в чемодане, а зачем тебе?
— Автограф попрошу…
— Нет, ты просто чудо! Успеешь, тебе с ним еще пять дней работать, а он дядька хороший. Не то что некоторые…
Как раз в это мгновение из темной глубины коридора появился Андрей Огульников — главный герой-любовник советского кино, безраздельно царивший на экране последнее десятилетие. Несколько поблекший, с потускневшими глазами, поредевшими волосами и слегка наметившимся брюшком, он был все еще интересен… «Молния» куртки его фирменного спортивного костюма, расстегнутая почти до самого низа, открывала желающим созерцать слегка впалую и покрытую чахлой рыжеватой растительностью грудь потрепанного жизнью и служением искусству кумира.
Стелла тихо ахнула.
Огульников вальяжно прошел мимо, слегка помахивая зажатой в руке газетой. Он не преминул окинуть смутившуюся Стеллу снисходительным взглядом записного красавца.
Ирина больно сжала руку девушки:
— А вот от этого,
— Ты хорошо его знаешь?
— К счастью, не я.
Стелла уставилась на нее в недоумении. Ирина недобро усмехнулась:
— С ним была оч-чень хорошо знакома одна моя подруга. Нелли… Представляешь, ей потребовался год, чтобы зализать сердечную рану, восстановить душевное равновесие и выпутаться из всех неприятностей, которые по его милости свалились на ее голову. Не считая развода с мужем, мизинца которого этот гад не стоил… Впрочем… По-моему, все, что я говорю, для тебя — глас вопиющего в пустыне… У тебя конечно же есть свое мнение на этот счет. Только помни, актеры — это вовсе не те люди, которых они играют на экране. В жизни человек может быть немыслимой сволочью, но иметь при этом амплуа благородного отца или…
— Ирина! Я тебя везде ищу, а ты… — Взмокшие от пота волосы Светланы Ивановны прилипли к ее исчерченному морщинами лбу. — Идем, Михаил ждет. И девочку возьми…
Ирина пожала плечами:
— Да мы как пионеры, Света! Всегда готовы.
Светлана Ивановна повела их в самый дальний конец коридора. Стелла отметила, что стены его оклеены дорогими полосатыми обоями под старину и повсюду висят картины — офорты, нежные акварели, небольшие натюрморты, написанные маслом. Иногда встречались зеркала в тяжелых рамах с витыми «подсвечниками», которые вместо свечей венчали матовые лампочки-миньоны. Ковровая дорожка под ногами гасила звук шагов.
Они остановились перед дверью, в которую Светлана Ивановна постучала с некоторой безуспешно скрываемой робостью.
— Д-да, да!
Стелла затаила дыхание и шагнула через порог вслед за Светланой Ивановной и Ириной.
В величественно-пышном, обитом бархатом кресле под неприлично роскошной пальмой, возвышавшейся над грандиозной кадкой, восседал РЕЖИССЕР.
Было ему лет сорок с небольшим, лысина у него намечалась, но только едва-едва, он курил сигарету за сигаретой — окурки уже не умещались в громоздкой стеклянной пепельнице, стоявшей на углу полированного стола. И выглядел он, с точки зрения Стеллы, совершенно несолидно.
— Так-так, — сказал он. — Замечательно. Я, как всегда, в восторге от ваших предложений, Света.
По тому, как он это сказал, Стелла поняла, что ничего замечательного в предложениях Светланы Ивановны, причем как всегда, нет, что режиссера все не устраивает и что ее, Стеллу, сейчас отсюда выгонят с треском. Она приготовилась к самому худшему и решила, что в крайнем случае попросит у Ирины трояк на дорогу, а добравшись до вокзала, всеми правдами и неправдами поменяет билет и уедет в Пермь… Мельком взглянув на Ирину, она вдруг поразилась тому, как изменилось лицо ее новой приятельницы. Такое мягкое, будто излучавшее доброту, скрываемую легкой насмешливостью, оно сейчас было холодным, напряженным и даже… даже надменным.
Светлана Ивановна суетливо затараторила:
— Вот, Ирочку я планировала на Маньячку, а… а девочка… Посмотрите, как она похожа на Полину Загурскую… Ведь просто чудо!
Режиссер фыркнул и, взяв со стола какую-то, по формату похожую на детскую, книжечку, протянул ее Ирине:
— Ознакомьтесь. Не думаю, что вам понравится предложение Светы.
Ирина, мрачно усмехнувшись, взяла книжечку и вышла за дверь со словами:
— Я так и предполагала.
— Света! Когда ты начнешь думать? — устало вздохнул режиссер.