Стелла искушает судьбу
Шрифт:
Хитро прищуренные глаза заместителя директора тонули в его пухлых щеках. Взмокшие волосы прилипли ко лбу, а на носу застыли бисеринки пота. Джинсовую рубашку он скинул, а на его третьей свежести майке расплылось темное пятно — то ли облился пивом, то ли взмок, добывая дефицитный напиток.
Все остальное, включая шикарную рыбу, было вполне доступно. Вот только у Ирины, которая каждый день ужасно уставала, никак не находилось сил, чтобы купить солененькой рыбки, или она освобождалась слишком поздно, когда все браконьеры торговлю
Ира огляделась: скамейка, увидеть которую она никак не ожидала за зарослями кустов, стояла в тени раскидистых деревьев, к которым от самой проходной вела петлявшая в траве, но вполне различимая тропка. Чуть поодаль виднелись еще две скамьи, может быть, имелись и еще, но они терялись в «райских кущах». Видимо, сквер служил местом сбора и отдыха для актеров.
— Алик?! Опять? — сузила глаза неблагодарная Ира.
— Не опять, а снова, — с неподражаемой интонацией ответил Житков. — Извинения должны быть конкретными, осязаемыми. Это мое жизненное кредо. Именно так, в данном конкретном контексте я бы осветил свой неблаговидный, с вашей точки зрения, Ирина Леонидовна, поступок. И не говорите, что вам не жарко и не хочется холодненького пива. Не поверю. Хотя вас уже тут прозвали, — Алик фыркнул, — Железным Феликсом.
— По-моему, мы на «ты» были, — проворчала Ира, плюхаясь на скамью и хватая самый крупный помидор. — И при чем тут Дзержинский?
Алик коротко хохотнул:
— На «вы» от сугубой важности момента! Очень желательно мне, чтоб вы, Ирочка Леонидовна, мои извинения приняли. Впервые за долгое время вижу женщину не стерву, а посему и не устаю восхищаться…
— Ну это ты загнул! — перебила его Ира. — Женщин не стерв не бывает, и я не исключение.
— Однако подсиживать меня не стала?
— А зачем? — поморщилась Ира. — К тому же за это ты уже извинялся.
— Не по-женски! Вот это «а зачем» — совсем не по-женски. А извиняюсь я за то, что вчера беспокойство причинил — сраженный неумеренным винопитием.
Ирина дернула плечом: ответить она не могла, потому что с энтузиазмом вгрызалась в сочную мякоть помидора.
— Из номера меня вчера не выставила? — продолжал Алик.
— М-м…
— На пол не скинула! Это ж вообще по-братски. А тебе пришлось с подружкой на одной кровати ютиться. Тесно же. Не выспалась, наверное.
— Ха! — отозвалась Ирина, вытирая ладонью губы. — На пол тебя скинь — так ты, спросонок не разобравшись, в кровать бы полез. Ладно, если ко мне, я и кулаком по роже могу засветить, а если б к Стелке? Так что ты меня не идеализируй. Лучше пивка открой и рыбки почисть.
Алик, вручив Ирине открытую бутылку пива, с удовольствием занялся чисткой рыбы. Ирина задумчиво грызла перышко лука.
— Слушай, пташка моя шизокрылая, я так и не поняла, за что меня Феликсом-то окрестили? — поинтересовалась она у поглощенного сдиранием чешуи Алика.
— Чистые руки, холодная голова и горячее сердце!
— Одна-а-ко… —
— Никому гадостей не делаешь, никого не закладываешь, в критической ситуации быстро принимаешь правильные решения, на тебя всегда положиться можно, да и рыбой только притворяешься… — Он взглянул на ободранного леща, хмыкнул и уточнил: — Свежемороженой. Ты добрая — вон как из-за подружки своей переживала, когда Огульников ее «огулял»…
— А вот это уже никого не касается! — грозно сдвинула брови Ира.
— А я что? Я так. Я молчу. В общем, я тебе совет хочу дать — ты с Чекалиной поосторожнее…
Ира ухмыльнулась:
— Не уподобляйся бабам-сплетницам. Да и я, кажется, не без глаз?
— Ну-ну…
За болтовней время пролетело быстро, и в двенадцать часов Ирина, решительно встав, направилась к проходной. Несмотря на увещевания Алика — и отсюда все видно… — изжаришься там… все равно опоздают… — она заняла свой пост и теперь умирала от жары и зависти.
— Феликс, он памятник, ему не жарко, — рассуждал Алик, открывая очередную бутылку пива, — а ты, дуреха упрямая, озвереешь скоро.
Ирина чувствовала, что еще немного, и она свалится в обморок, но старалась держаться. Наконец на заасфальтированной площадке перед киностудией, от которой волнами поднималось колеблющееся марево, возник… некто.
Мужчина лет сорока пяти, почти лысый, невысокого роста, с округлым пузцом и многообещающе красным носом-картофелиной. Он потоптался на солнцепеке и скользнул в тень того же дерева, под которым укрывалась от солнечных лучей Ира.
Не чуя беды, женщина окинула его равнодушным взглядом и отвернулась — в конце концов, ей не для Леонова дублер нужен?
На площадке появился похожий на облезлого птенца юнец. Покрутив головой на тощей шее с крупным кадыком, торчавшей над хилыми сутулыми плечами, парень присоединился к первому. Они, вяло переговариваясь, закурили.
«Тоже мне тент нашли…» — раздраженно подумала Ира и увидела третьего. Совершенно ханыжного вида тип: небритый, остроносый, с угольно-черными патлами и сросшимися на переносице бровями несколько неуверенной походкой, путаясь в длинных по-аистиному ногах, вывернул из-за угла. Оглядевшись, он узрел двух первых и, заметно оживившись, направился прямиком к ним.
— Эй! Степанны что, еще нету? — крикнул он издалека, и в сердце Ирины закралось недоброе предчувствие. Однако она отмела свои подозрения как донельзя нелепые.
— Не-а! — разноголосо отозвались ее соседи.
— Тогда пошли дернем. У меня с собой! — предложил бровастый, извлекая из кармана мятых, неопределенного фасона и цвета штанов бутылку темно-красной бормотухи тошнотворного вида; и вся троица, проявляя восторг перед предстоящим удовольствием, с громким сопением и радостными возгласами скрылась в кустах.