Стена змей
Шрифт:
Вытащив свой меч, он попробовал пальцем острие.
– Эй! – вмешался Бродский. – Нельзя же так вот попросту оттяпать ему башку!
– С какой это стати? – удивился Лемминкяйнен.
– Он же не пытается оказать сопротивление или смыться. Как же закон?
Лемминкяйнен с искренним изумлением потряс головой.
– Пийт, наистраннейший ты из людей, а речи твои и вовсе бессмысленны! Эй, шпион, склонишь ты голову сам или же холопов мне кликнуть, дабы обошлись они с тобою в обычной своей манере?
Ши
– Ни судов, ни присяжных тут нету. Я уже говорил, что этот парень здесь большой начальник и суд вершит собственноручно.
Пит покачал головой.
– Вот безбожник, – только и буркнул он, когда меч Лемминкяйнена свистнул в воздухе.
Голова лазутчика со стуком покатилась по траве, выпустив фонтанчик крови.
– Рабы, зарыть эту падаль! – громовым голосом распорядился Лемминкяйнен, после чего повернулся к пришельцам из Огайо. Ши заметил, что на лице его вновь появилось деловитое выражение.
– Заслужил ты благодарность героя, – объявил он Бродскому. – Доселе не видывал я захвата в рукопашной подобного!
– Джиу-джитсу, – скромно откликнулся Пит. – Научиться – раз плюнуть.
– На пути нашем в Похъёлу далекую будешь сопровождать ты нас и покажешь!
Лемминкяйнен обвел глазами собравшихся.
– Который тут из вас чародей столь искусный, что проник за фальшивую личину, коя ввела в заблужденье даже меня, знатока чар волшебных?
– Ну, наверное, это я, – сказал Байярд. – Только никакой я не чародей. Куда мне до Гарольда!
Ши заметил:
– Уолтер, скорее всего именно в этом-то и причина. Кстати, именно потому док Чалмерс и не сумел тебя вытащить из Занаду. Помнишь, как ты углядел мать Лемминкяйнена, когда она его развязывала, хотя никто из нас этого не видел? Ты, наверное, слишком рациональный или еще какой, отчего чары, изменяющие облик, на тебя не действуют.
Он повернулся к Лемминкяйнену:
– От этого парня в пути будет больше проку, чем от всех нас, вместе взятых.
Герой задумался и отнюдь не сразу провозгласил:
– Во имя глаз твоих острых, о Вольтерпайарт, так тому и быть, ибо скрывать нечего: многочисленны и диковинны чары, что путь ограждают в край тумана и тьмы!
6
По приказу Лемминкяйнена рабы вытащили из сарая, заваленного упряжью и прочим подобным барахлом, самые большие из всех четырех саней.
– Ну и дела! – поразился Пит Бродский. – Не рановато ли начальничек готовит санки?
– В самый раз, – отозвался Ши. – Это здесь единственный вид транспорта.
Детектив покачал головой:
– Если б я рассказал своим в участке, что на санках можно кататься без снега, там бы решили, будто я сам под «снежком». Неужели они до сих пор не додумались до автомобилей? Слышь, Ши, а нельзя выколдовать хоть какую-нибудь развалюху? Не обязательно супер-пупер – главное, чтоб на ходу. Представляешь, как эти деревенщины рты поразевают!
– Автомобиль здесь работать не будет, даже если бы это у нас вышло, – твердо ответил Ши. – Равно как и твой пистолет. Запомни: это относится абсолютно ко всему, что здесь еще не изобретено.
Он обернулся и посмотрел на рабов, выносивших из дома охапки меховых одеял и огромные кули с провизией. Все это хозяйство они споро крепили к саням сыромятными веревками. Двое притащили бочонок с пивом и добавили в общую кучу. Судя по всему, Лося Хийси ожидала нелегкая работенка, но, внимательно оглядев гигантского зверя, Ши пришел к заключению, что с задачей он справится. Лемминкяйнен громовым голосом распорядился уложить снаряжение и теплую одежду для Байярда с Бродским, на американские костюмы и галстуки которых поглядывал с нескрываемым презрением.
Наконец подготовка была закончена. Все рабы высыпали из домов и выстроились по бокам от обеих женщин Лемминкяйнена, который смачно расцеловал своих дам и, призывая остальных садиться в сани, запрыгнул туда сам. Сразу стало тесно. Как только он щелкнул кнутом и гигантский олень натянул постромки, все до единого рабы вместе с женщинами закинули головы и разразились визгливыми заунывными причитаниями. Судя по всему, большинство провожающих не знали как следует ни слов, ни мелодии – а те, кто знал, фальшивили почем зря.
– О боги! – шепнула Бельфеба. – Очень рада я, Гарольд, что прощанья подобные не грозят нам слишком часто!
– Я тоже, – отозвался Ши, прикрывшись ладонью. – А Лемминкяйнена-то проняло! У этого детины и впрямь на глазах слезы!
– Эх, жаль, что у меня нос заложен, – объявил Бродский, – не то я им такую бы «Матушку Макгри» сбацал, что они б тут все обрыдались!
– С полипом в носу у тебя бы еще жалостливей вышло, – сухо заметил Байярд, тут же хватаясь за край саней, поскольку Лось Хийси перешел на размашистую рысь, отчего сани принялись вовсю подскакивать и раскатываться в жидкой грязи, наполнявшей ведущую на север узкую колею.
– Эй, слышь... – начал было Бродский, но в этот самый момент здоровенный ком грязи, вылетевший из-под оленьих копыт, напрочь залепил ему физиономию.
– Иисус Мария! – вскрикнул он, после чего сконфуженно покосился на Бельфебу.
– Все пучком, леди. Мне так дало по башке, что я малость забылся, хотя надобно принимать все как есть, ибо в Книге Судеб каждому все расписано как по минутам – вплоть до самой распоследней мелочи.
Лемминкяйнен обернулся.
– Чудной язык у вас в Охайо, – заметил он, – но все ж уразумел я высказывание твое, о Пийт: никому не дано избежать того, что на роду ему предначертано!