Стена змей
Шрифт:
Ши стиснул ей руку.
– Классный ход, детка! – чуть слышно шепнул он.
Но Вуохинен тоже оказался далеко не прост.
– И обретет надо мною власть магическую? Ха-ха, рука моя и без того заживет вскоре – едва только сподоблюсь я лицезреть головы ваши на кольях острых!
В разговор встрял Ши:
– А ты крепкий парень, Вуохинен, как я погляжу!
– Таков и есть я!
– Да, сэр, – продолжал Ши, – там, откуда мы родом, тоже попадаются крепкие ребята, но куда им до тебя! Видно, дело в диете или еще в чем-нибудь. Слушай,
– Ха! – ответствовал Вуохинен. – Речами льстивыми вздумал ты обезоружить меня, дабы размяк я да на волю тебя выпустил? Ищи дураков!
– Тебе не кажется, что он тоже неплохой психолог, а, Гарольд? – заметил Байярд.
Ши вздохнул:
– Психология прекрасно сработала в мире норвежских мифов, когда меня засадили в тамошнюю кутузку!
– Похоже, вся заморочка только в том, – сказал Байярд, – что этот поганец финн. В нашем собственном мире финны – одна из упрямейших наций на земле, примерно как голландцы или баски. Видно, есть что-то общее в строении культуры. Короче, я не думаю, что ты с ним особо продвинешься... Интересно, сколько у нас еще времени в запасе?
Бельфеба сказала:
– Гарольд, любовь моя, думается мне, что выход из положенья нашего незавидного прямо на поверхности лежит, покуда вглубь мы ныряем за мелочами мелкими и за всякой чепухою главного не видим. Разве не под силу нам покинуть сей мир негостеприимный сквозь ту же дверь, в кою мы вошли, – а именно посредством логики твоей формальной?
Ши хлопнул себя по ляжке:
– В самую точку! Минуточку, хотя... Любое магическое действие в этом континууме во многом сопряжено с соответствующим музыкальным сопровождением, а лично у меня, как тебе прекрасно известно, с этим делом просто беда. Именно по этой причине я с такой завидной регулярностью получаю тут мордой об стол.
– Увы, но опасаюсь я, что и от меня не более проку будет, – сказала Бельфеба. – Голос мой хоть и не столь похож на карканье воронье, как твой, – не сочти уж за обиду, любовь моя, – но все ж далеко мне до мастеров вокала истинных! Вот ту же арфу, к примеру, сумела бы я настроить, будь у нас под руками инструмент подобный. Тимиас, что женихался со мною в Царстве Фей, успел обучить меня сему искусству.
Байярд горестно замотал головой. Бродский заметил:
– Не хочу зря подымать волну, но если мой шнобель привести в порядок...
Ши оживился:
– Минуточку! Вроде как я начинаю соображать. Ты когда-нибудь уже удалял этот свой полип, Пит?
– Не-а.
– А почему?
– Занят был... А если по-честному, просто побоялся, что какой-то лепила полезет мне в харю со своими острыми железками!
Несмотря на столь откровенное признание, Ши не отставал:
– Ладно, а как посмотришь на то, чтоб удалить этот твой полип не хирургическими, а магическими средствами? Чары, по-моему, здесь нужны не ахти какие, но если мы вернем тебе голос, то сможем взяться за более сильное колдовство.
– Слышь, а это похоже на дело! Но только как ты собираешься раскочегарить все это хозяйство без музыки?
– Думаю, для пустякового заклятия хватит голоса Бельфебы и пары аккордов на арфе. А после, когда под ее аккомпанемент петь будешь уже ты, я смогу приняться за что-нибудь посерьезней. Погоди-ка, сейчас попробую.
Он вновь подступил к окну.
– Алле, Вуохинен!
– Ну чего тебе опять надобно?
– Знаешь, что такое кантеле?
– Это и дитё малое знает!
– Отлично. Тебя не затруднит принести нам его сюда, чтобы мы скрасили себе последние минуты жизни?
– С какой это стати скрашивать мне последние минуты ваши?
Вуохинен опять демонстративно отвернулся от окошка. Ши вздохнул.
– Никогда никому не верь – вот главный принцип этого сволочного континуума! – в сердцах воскликнул он.
– А что это за кантеле такое? – уточнил Байярд.
– Арфа в самом своем примитивном варианте. В какой-то из рун оригинального текста этот музыкальный инструмент изобрел Вяйнямёйнен, соорудив его из рыбьей челюсти, но я точно не знаю, в какой именно руне мы оказались, – вот и спросил у этого мерзавца, знает ли он, что это такое.
– Стало быть, будь у нас рыбья челюсть...
– ...То мы бы и сами сделали это чертово кантеле! И без тебя знаю. Но наши шансы разжиться рыбьей челюстью у этой упрямой деревенщины приблизительно такие же, как пробить эти бревенчатые стены лбом.
– Я в курсах, как развести этого лоха, – заявил вдруг Бродский совершенно неожиданно для всех.
– Да ну? – опешил Ши.
– В самом деле? – почти хором с ним вопросил Байярд.
– Об чем базар! – уверенно подтвердил Бродский, опять направляясь к окошку.
– Эй ты, мудила! – позвал он. – Короче, завтра вы нас замочите. Ну и хрен с вами. А как же прощальный банкет?
– Кой толк кормить вас, коли скоро не будет вам вовсе нужды в пище?
– Слышь, мы из Огайо, понял? У нас в стране, когда осужденному к вышке не дают пожрать последний раз в жизни, евонное привидение приходит к тому козлу, который его обломал, чтоб съесть его, – и тот потом всю жизнь сидит на измене!
– Брехня! – высокомерно отозвался Вуохинен, хотя от окошка не отошел и завертел головой, внимательно приглядываясь к остальным. У Ши забилось сердце. Он торжественно кивнул, подтверждая слова детектива.
– Это полная правда! – подтвердил в свою очередь Байярд.
– Эй, братан! – радостно выкликнул Бродский. – Я уже заранее приглядел твои пальчики!
– Уши и нос – вот настоящий деликатес для привидений! – возразил Ши самым что ни на есть серьезным тоном.
– Только не для меня, – тут же откликнулся Бродский. – Жареные свинячьи уши – жрачка на любителя. Мне бы сейчас рыбки!
Башка в окне незамедлительно исчезла. Ши повернулся к Бродскому.
– А ты психолог почище меня! Как это ты вычислил, чем его зацепить?