Стена
Шрифт:
Приезжий полюбовался сверкающим в утренних лучах широченным Рейном, посмотрел, как сворачивают паруса матросы торговых шхун, как с веселой песней тащат с баркасов на берег корзины с рыбой и ободранные бараньи туши… И вдруг вспомнив, что вчера только обедал, а ужинать не пришлось, отправился искать трактир.
На углу широкой площади он нашел заведение, в дверях которого горделиво застыл самолично хозяин, ничуть не похожий на обычного бюргера, — у него не было ни выпирающего из-под холщовой рубахи брюха, ни пушистых усов до подбородка, ни лысины. Был он высок и худощав, в красном сафьяновом камзоле без рукавов и в красных же башмаках на деревянной подошве.
— Ищете, где остановиться, господин? — дружелюбно
И тот, сразу почувствовав к хозяину расположение, ответил:
— Кажется, уже нашел.
— Тогда слезайте с коня. Мой сын отведет его в стойло, напоит и накормит… Эй, Хайнц, живо сюда! Судя по выговору, вы приезжий. Откуда пожаловали? Не из Баварии?
Трактирщик был определенно человеком опытным, привычным ко всякого рода постояльцам — кто только не приезжает в славный город Кельн, — однако ответ путника все же его изумил.
— Что вы говорите! — хозяин удивленно задрал брови. — Никогда в жизни не видел живого московита! Но выглядите вы вполне нормальным европейцем.
— Надеюсь, — безо всякой обиды ответил приезжий.
На вид ему можно было дать лет двадцать пять, и, когда он ловко соскочил с коня, кинув поводья подбежавшему мальчугану, оказалось, что он высок и весьма ладно сложен. Аккуратно выбритое лицо, тронутое дорожным загаром, обрамляли светлые кудри, отпущенные по последней местной моде ниже плеч и еще не совсем развившиеся после того, как пару дней назад над ними поработал цирюльник. Одет московит был в длинный модный камзол — малиновый с серебряными пряжками, широкие плисовые штаны и идеально гладкие чулки, белизну которых почти не испортила дорожная пыль. Башмаки, определенно голландские, с вытянутыми носами и тоже с серебряными пряжками, даже вызвали зависть хозяина — в Кельне таких не делают!
«Ну и горазды же врать эти иезуиты! — подумал про себя с ухмылкой немец, провожая гостя. — Каждый знает: московиты носят бороды до пояса, а на головах меховые шапки высотой с печную трубу! К тому же, у их мужчин одежда длиннее, чем у женщин, и летом они всегда разодеты в жаркие меха… Если этот папский шпион — московит, то я, пожалуй, сам экселенца Борджиа, ну-ну…» [5] Трактирщик всегда интересовался рассказами своих клиентов и постояльцев о дальних странах и чужих обычаях и почитал себя не без оснований крупнейшим знатоком европейской географии.
5
В середине XVI века в Ватикане осознали опасность протестантства и запустили механизм, который получил название контрреформации. Деятельными усилиями римских пап Пия V и Сикста V протестанты были полностью изгнаны из Италии и Испании. С Францией, а особенно — Германией было сложнее. Приходилось использовать и привычные «дедовские» методы инквизиции, и новые приемы, на которые большими мастерами оказались иезуиты. Шпионские сети были раскинуты по всем протестантским землям Германии. Прямо как в песенке из мюзикла «Три мушкетера»: «Войдешь в трактир — сидит шпион, войдешь в сортир — сидит шпион, а не войдешь — известно кардиналу». А между тем Германия медленно, но верно катилась к катастрофе Тридцатилетней войны (1618–1648).
Возле печи хлопотала женщина лет на десять моложе хозяина, в опрятном чепчике и в фартуке, из-за крахмала похожем на вздувшийся парус.
— Моя супруга Анне, — представил женщину хозяин. — А могу я узнать имя нашего уважаемого гостя?
— Григорий, — сделав небольшую паузу, отозвался молодой человек. — В Голландии меня обычно называли Грегом Кольдером, а в Англии — Грегори Коулдом. Или просто — Грегори. Словом, кому как нравилось.
— Гре-го-рий!
«Интересно, как тебя на самом деле зовут, папская ищейка. Может, Грегорио или просто Горио?» — подумал хозяин про себя.
Приезжий явно испытал удовольствие от похвалы.
— Ну, немецкий-то я просто начал учить раньше прочих языков, да и нравится он мне больше всех.
— О! Так вы знаете и какой-то другой язык?
— Знаю, но, конечно, похуже. Французский, шведский, английский.
Трактирщик восторженно прищелкнул языком.
— Так молоды, а выучили столько премудростей! Словно настоящий кардинал! А итальянский не знаете? Нет? Никогда не приходилось бывать в Риме? Господи, зато польский знаете немного?.. Пф! Не представляю, как можно было его выучить.
Григорий вдруг расхохотался. Последнее замечание хозяина ему пришлось почему-то по душе.
Трактирщик продолжал не без иронии демонстрировать свою недюжинную наблюдательность:
— Давайте попробую угадать, зачем вы здесь… Три короля?
— В точку, — удивился Григорий. — Оказаться в Вестфалии и не прикоснуться к величайшей святыне христианского мира…
— Я-то сразу вижу — вы не купец, не моряк, не солдат…
— А кстати! — торопливо перебил его русский. — Кто-нибудь в Кельне имеет представление, когда будет достроен собор? Что-то я не заметил на башнях ни одного каменщика.
— Никогда.
— Ого, я сегодня уже слышал такой ответ!
— Неудивительно. По легенде, Кельн будет жить и процветать, пока собор не будет достроен, — ухмыльнулся трактирщик, и, крайне довольный собственной проницательностью, — влет раскусил молодого иезуита! вот что значит знать правду о дальних странах и народах! — удалился в сторону кухни.
Словом, с утра день русского дворянина Григория Колдырева (вопреки всем подозрениям трактирщика, это действительно был русский, и так его на самом деле звали), оказавшегося в дальних странах по воле Посольского приказа, [6] складывался как нельзя удачнее. И ничто, совершенно ничто не предвещало его бурного продолжения и самого ужасного завершения.
6
Посольский приказ (1549–1720) — первое дипломатическое ведомство России.
Особое удовольствие от позднего завтрака доставляло то, что столы трактирщик выставил на свежем воздухе. Вот что Григорию нравилось! «Эх, таких столов да лавок прямо на зеленой мураве широких московских площадей мне будет не хватать, — размышлял он. — Наши-то набьются как селедки в бочку, чад, гам, теснота… А здесь сидишь, сам себе господин, людей разглядываешь, а они — тебя. Европа!»
Прямо над Григорием размещалась веселая вывеска, которую сразу не приметил: она изображала толстого бюргера, держащего в руке колбасу и уже откусившего от нее. А колбаса у хозяина, ничуть не напоминавшего толстяка с картинки, и впрямь была отменная, не зря немцев все называют колбасниками!
Итак, молодой путешественник сидел за массивным столом, поглощая уже вторую вкуснейшую колбасину и запивая ее не менее вкусным местным рейнским. Он похвалил вино хозяину — этот европейский обычай оценивать вино ему тоже очень нравился, — и тот сразу принес второй кувшин, сообщив, что это из другой бочки и за счет заведения.
Особой разницы Григорий, если честно, не заметил, но впал в совсем уж благодушное и мечтательное настроение. Разглядывая растущий прямо из-под стены трактира виноград, он думал о том, что надо бы, чтобы в Москве вот так же выставляли столы.