Степан Буков
Шрифт:
– Взять хотя бы слепок с вашей руки, отлить из белого металла и на грубом куске гранита положить, как скорбный символ беззаветной жертвенности, необратимости того, что отдано. Просто, величественно и душевно.
"А что, действительно. Здорово получилось бы, - думала Люда.
– Темный, корявый камень, и на нем серебряная женская рука. Только надо, чтобы не как в парикмахерской на витрине дамская восковая лежит, будто дохлая, а с зажатым ТТ..."
Майор продолжал воодушевленно:
– У Пьера Ампа читали. Художник снял на прощание с груди
– Ну и хам этот ваш художник, - вмешалась Люда, возмущенная тем, что Каронина, опустив глаза, машинально трогает пуговицы у себя на гимнастерке и молчит, вместо того чтобы одернуть майора.
– Даже, может, этот художник фашист, который в лагерях на кожгалантерею с людей кожу спускал.
Майор сказал снисходительно:
– Молодец, сержант! Боевой товарищ.
– Встал и, опираясь на костыль, предложил Карониной: - Пойдемте в тамбур, здесь так накурено, хоть противогаз надевай.
Ночью Каронина разбудила Люду:
– Я на следующей станции сойду.
– И, целуя в висок, торопливо, шепотом объяснила: - У него никого нет, у меня тоже. В конце концов, что ж. Поможем друг другу.
– То есть как это, а я?
– с негодованием спросила Люда.
– Это он тебе такое внушил?
– Тихо, пожалуйста, не шуми.
– Эй, майор, - позвала Люда, слезая с полки, и крикнула на весь вагон: - Товарищи, кто этого майора знает?
– Ну чего орешь?
– спросил боец с повязкой на глазах, бессонно сидящий у окна.
– Я с ним с одного артдивизиона.
– Женатый!
– Не. Чистенький. С денежным аттестатом неувязка получилась, не жене своей послал, а по другому женскому адресу. Собственная кинулась в развод. Он не возражал - пожалуйста. Теперь сирота.
– Так я за него замуж пойду, - звонко заявила Люда. Спросила, глядя в глаза майора: - Ну, берете с ходу?
– Что за балаган вы здесь устраиваете?
– холодно осведомился майор.
– А что? Не нравлюсь? А она нравится?
– кивнула на Зою.
– С одного взгляда - и на всю жизнь. Так у ней, может, муж есть.
– Странно!
– пожал плечами майор.
– Зачем же было обманывать?
– Ага!
– торжествующе воскликнула Люда.
– Значит, мне поверили, а ей уже нет. Вот как у вас "с одного взгляда" получается!
Поезд замедлял ход, скрипя тормозами.
Майор спросил вежливо Каронину:
– Вы, кажется, хотели... на этой станции?
Майор вышел с вещевым мешком за спиной, плечи его были высоко задраны костылями.
– М-да, - сказал кто-то.
– Такие дела. С миноискателем по всей жизни не пройти. Он только на фронте обеспечивает.
– Закуривайте! Табак оттягивает.
Каронина затянулась и произнесла вызывающе:
– Ушел жених, а?
– Ушел! Выдержанный, воспитание проявил. Слов лишних себе не позволил. Очень почтительно вам поклонился. Вроде как ничего особенного, а губы трясутся, как у контуженого.
Поезд медленно отходил
Вдруг закричала истошно проводница. И потом в вагон приковылял майор. Голова в крови, бриджи на колене разорваны, так же как и китель. Весь бок в сыром песке, в пятнах мазута. Култышка трепыхается в подвернутой штанине, словно кошка в мешке. Но на лице улыбка.
Медленно произнес, преодолевая судорожное дыхание!
– Представьте! Чуть было не отстал от поезда.
– Он на костылях догонял вприпрыжку, костыль сломался. Так он за подножку уцепился. Волочится, вот-вот под самые колеса. Я кричу: "Отцепись! Зарежет!" А он ну как сумасшедший, лямки на вещмешке лопнули, имущество сыплется, а он все держится. А потом все-таки влез, - причитала проводница.
– Ну что ж это такое за безобразие! Нужно же с нервами других считаться!
– Я хочу о своем аттестате объяснить, внести ясность, - твердо сказал майор.
– Я его послал действительно не жене, а другой женщине. Обернувшись к слепому бойцу, спросил: - Ты Сухова помнишь?
– А как же, это который на себя огонь вашей батареи вызвал?
– Вот, его жене.
Люда, отвернувшись, заплакала.
– Ну, чего ревешь? Чего переживаешь? Не под колесами он, в целости.
– Подружка-то теперь уйдет с майором. Факт!
– А ты как думал! Доказал свое.
– Смотри, как при нем засветилась.
– Пошли, ребята, в тамбур, покурим. Нечего тут, не театр.
На следующей остановке Каронина и майор сошли с поезда. Майор говорил, прощаясь:
– Счастливого пути, товарищи. А вам я особенно признателен, - сказал майор Люде.
– Если б не ваша решительность...
– Только вы имейте в виду, - пригрозила Люда.
– Она все равно лучше вас раз в тысячу.
– Я убежден в этом, - с улыбкой проговорил майор.
Каронина рассеянно поцеловала Люду, оглядываясь на майора, беспокоясь, как он удерживается на одной ноге без ее помощи.
Когда поезд тронулся, Люда уселась у окна, будто ей так уж интересно было смотреть на темные полустанки, бомбовые воронки, заполненные черной водой, обвалившиеся траншеи, подобные длинным могилам.
В вагоне пассажиры говорили раздумчиво, вполголоса, под грохот колес.
– В бою до потери всего человеческого сатанеешь, а после боя любой свой тебе как родня. Закурить - пожалуйста. Из кисета последний табачок в бумажку вытрясешь и не жалеешь для другого, хоть он даже и не из твоей части.
– Обратался народ в войне, это точно.
– Правильно! Как было? Человек в соседнем доме живет, а тебе он незнакомый. А тут тысячи со всех концов и республик на фронте сдружились. И от каждого, каждого жизнь может вся зависеть. Понимать надо!
– Вон видал как? Он один, она одна. А вдвоем они сила. В одиночку человеку оставаться нигде нельзя, ни в тылу, ни на фронте. Он ничего, этот майор, и она тоже. Решительные товарищи. Такие и в бою не канителятся, чтобы лишнее время в прикрытии отсидеться.