Степан Халтурин
Шрифт:
Последняя станция перед Петербургом. Обнорский дремлет, откинув голову на спинку вагонной полки. Татьяна Рейнштейн смотрит в окно. На платформе трое мужчин подсаживают в вагон не старую еще женщину, вещей у них нет. Потом влезают сами. В коридоре слышно, как кондуктор говорит: «Ищите, господа, свободные места, скоро Петербург». Вдруг Татьяна Алексеевна широко открывает глаза: внимательно оглядываясь, по коридору идут Кирилов и Кутузова. Заметив Рейнштейн, останавливаются.
Татьяна Алексеевна быстро оглядывается на Обнорского. Тот спит, голова откинулась, седеющая борода смешно топорщится. Рейнштейн кивком
Кирилов и Кутузова садятся в соседнее купе, двое их спутников проходят дальше по коридору и также усаживаются поблизости. Скоро Петербург.
Четыре дня прожил Обнорский у Петра Николаева на Старой Петергофской. Николаев, домашний учитель с «физиономией забулдыги», в пенсне, с крючковатым носом, косящим левым глазом, рассказал Обнорскому, что за сходку рабочих с фабрики Шау, устроенную на его квартире, был арестован, но выпутался. Обнорский решил переменить место жительства, как только разыщет Халтурина.
Но сразу к Степану не пошел. Четыре дня посещал «легальных» знакомых, ночевал у них.
28 января решил зайти к Халтурину, который жил теперь на 10-й линии в доме 37/3 вместе с земляком-столяром Швецовым. Только вышел из дома, как его окружили четыре жандарма. Подъехала карета.
Халтурин с нетерпением ожидал приезда Обнорского. Союз разворачивал свою работу, несмотря на аресты и строгости полиции. В его рядах уже насчитывалось более двухсот человек, а около двухсот были в «резерве», готовые в любой момент стать членами организации. Из Сормова писал Биткин, что кружки в Нижнем растут, рабочие знакомятся с программой союза и одобряют ее. Вот только с типографией никак дело не наладится. Обнорский конспиратор и почте ничего не доверяет, а оказии из Москвы не было уже давно. Там с ним Рейнштейн, и хотя Халтурин не знает его в лицо, но много слышал от Виктора Павловича об этом деятельном пропагандисте.
Из Варшавы дошли слухи, что там польские рабочие программу союза изучают, адрес приветственный послали. А здесь, в Петербурге, события нарастают с каждым днем.
15 января администрация Новой бумагопрядильной фабрики уволила 44 рабочих, и в тот же день 700 ткачей бросили работу. Халтурина это известие поставило в трудное положение. До очередного заседания всех членов центрального кружка, этого «комитета десяти», оставалось два дня. Сбегать и предупредить всех — потеряешь время, полиция разгонит стачечников. Стачкой нужно руководить, и Халтурин решил сам связаться со стачечниками.
Рабочие держались дружно. К наследнику ходить больше не собирались, выпустили прокламацию, где говорилось: «Каждый раз мы писали просьбы, обивали пороги у всякого начальства… Начальство стоит за хозяев, а не за рабочих».
Вместо «прошения» предъявили требование к администрации — сократить рабочий день до 11,5 часа, уменьшить штрафы, увеличить сдельные расценки, убрать неугодных рабочим мастеров.
Моисеенко опять руководил стачкой ткачей, а Степан Николаевич через членов кружка стал добиваться, чтобы стачку поддержали рабочие других предприятий. 16 января забастовали рабочие фабрики Шау. Они не выработали своих требований, члены кружка посоветовали предъявить те же требования, что и ткачи. Сказывалась руководящая роль союза рабочих. Землевольцы помогли отпечатать прокламацию-призыв ко всем рабочим Петербурга:
«Братья!
Вам уже известно, что на днях в Петербурге было две стачки рабочих: на фабрике Шау и на Новой бумагопрядильне. Эти стачки были вызваны тем бедственным положением, которое испытывают
десятки наших товарищей сидят по разным частям и в пересыльной тюрьме.
Остается только надеяться на себя и на своих братьев-рабочих.
Рабочие! Наше одинаковое бедственное положение требует, чтобы мы стояли и, насколько можно, помогали друг другу. Вы знаете, что у нас, рабочих Северного союза, существует касса, деньги из которой идут главным образом на поддержку стачечников. Наша цель — помогать всем без исключения рабочим во время тяжких невзгод. Наши интересы есть ваши, и наш успех в борьбе с кровопийцами-хозяевами зависит от дружного действия.
Окажем же посильную поддержку своим братьям и будем жертвовать всем, чем только можем, для правого дела. Поэтому мы приглашаем всех сочувствующих доставлять пожертвования в нашу кассу, откуда они пойдут немедленно по назначению.
Еще остается сказать нам братское слово к бывшим рабочим Шау и рабочим Новой бумагопрядильни.
Братья, боритесь и стойте за свое дело насколько хватит ваших и наших сил. Этим вы покажете свою силу, и наши притеснители побоятся потом поступать с рабочими, как с собаками.
Знайте, что мы, рабочие союза, готовы помочь вам всем, чем можем, и до последней крайности. Вы не одни — мы с вами и всегда за вас, а нас здесь теперь уже целые сотни. Кликните только клич, и мы всегда первые отзовемся на ваши слова и первые встанем на вашу защиту.
Полного успеха желаем вам от всех наших братских сердец».
Совместное выступление рабочих двух столичных фабрик произвело большое впечатление на пролетариев столицы, и хотя жандармы произвели многочисленные аресты, правительство, учитывая настроение рабочих, дело до суда не довело. Но Северный союз лишился активнейших руководителей. В Восточную Сибирь были высланы Петр Моисеенко, Лука Абраменков, руководившие стачкой. Разослали по разным губерниям и активных членов союза из числа ткачей, пришедших в него в семьдесят восьмом году — Никонова, Герасима Иванова, Степанова.
Рабочий Петербург закипел новой волной стачек: в феврале на медеплавильном заводе «Атлас», потом Екатерингофская мануфактура, следом Семянниковский завод, Максвелл, стачка за стачкой…
Степану Николаевичу приходилось тяжело, жандармы арестовали товарищей по союзу, об Обнорском известий нет, центральный кружок почти целиком в застенках, а стачки растут. Халтурин и библиотекой заведует, успевая первым все книги прочесть, снести на заводы, посоветовать; он и листовки пишет, он и с землевольцами связь поддерживает. Но Халтурина хватало на все. Переходя с завода на завод, где устраиваясь слесарем, где столяром и исчезая через 10 дней, Степан заводит новые связи, вовлекая в союз новых членов, узнает о настроениях рабочих, заработной плате, о штрафах и т. д. Так приобретались ценнейшие сведения о положении петербургского пролетариата, сведения, которые невозможно было почерпнуть из официальной статистики. Там, где Халтурин не был в состоянии побывать, он распространял «опросные листки». Когда Плеханов, застав Степана за вычислениями, поинтересовался, для чего все это нужно, Халтурин, загоревшись, стал объяснять Георгию Валентиновичу свою идею. Она была проста.