Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время

Мошкова Марина Глебовна

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод, что в северо-восточной части Кавказа у местных поселян в скифское время бытовало свое художественное мировосприятие. Памятники искусства, оставленные ими, отмечены лишь незначительным налетом внешних влияний. Мир образов горских мастеров VII–V вв. был весьма своеобразным: он конкретен и не завуалирован орнаментом. Художники прекрасно ощущали боль и радость, их зоркий глаз умело подмечал в живой натуре наиболее характерные черты. В искусстве древних племен превалирует реалистический подход к изображаемым объектам. Здесь нет заполнения тела крупного зверя фигурами других животных или их частями, иначе говоря, отсутствуют черты, которые К.Ф. Смирнов (1972а, с. 11) считал характерными для савроматского мастерства и которые хорошо известны в скифском искусстве.

Савроматы судя по известным сейчас памятникам не заходили в пределы Дагестана. Археологические материалы, найденные здесь, свидетельствуют о продвижении лишь более поздних сарматских племен по Прикаспийской низменности (находки в Южносухокумске, Карагасе, Темиргое, Алмало и других пунктах). С их перемещениями в Дагестан могли попасть и обломки античной керамики (найдены у горы Сары-кум близ станции Кумторкала) (Марковин В.И., 1984, с. 181, 182). Эти единичные находки, датируемые не ранее I в. до н. э., являются неоспоримыми документами широкого движения сарматских племен в глубины Северного Кавказа и, в частности, Дагестана. Недаром К.Ф. Смирнов I в. до н. э. назвал «веком сарматского триумфа» (1950а, с. 106). В последующие два-три века их распространение по Кавказу еще более усилилось (Виноградов В.Б., 1963, с. 71–87).

В Дагестане большие и интересные комплексы I в. до н. э. — III в. н. э. были обнаружены близ селения Тарки, в предгорной части Прикаспия, где низменность близко подступает к передовым хребтам Дагестана (Крупнов Е.И., 1951, с. 223–225; Смирнов К.Ф., 1951, с. 268). Близость ритуала исследованных здесь погребений и инвентаря к материалам, связанным с аорсами — одним из мощных сарматских объединений, которое, по Страбону, занимало «обширную область, владея почти что большей частью побережья Каспийского моря» (XI, V, 8, с. 480), позволила К.Ф. Смирнову считать, что Таркинский могильник оставило «смешанное население», т. е. осарматизированные аборигены (1950б, с. 118). Конфедерация аорсов с юга граничила с Кавказской Албанией, занимавшей территорию Азербайджана и южную часть Дагестана. В более западных районах жили местные горцы, которые, по Страбону, назывались «витиями» (XI, VI, 1, с. 481), по Плинию Старшему (I в. н. э.) — «удинами», «удами» (VI, 38). Это обстоятельство позволило К.Ф. Смирнову считать, что смешение удинов и аорсов привело к появлению утидорсов, упоминаемых опять-таки Плинием. «В самом названии этого племени, очевидно, отразилось слияние двух живущих в непосредственном соседстве удинов — витиев и аорсов» (Смирнов К.Ф., 1951, с. 271). Однако удины, населяющие и сейчас отдельные районы Азербайджана и Грузии, в культурном отношении близки не дагестанцам, а азербайджанцам (Народы Кавказа, II, с. 195–198). Аорсам, вероятно, менее всего приходилось иметь дело с удинами, которые жили в рассматриваемое время в основном на территории Кавказской Албании, а больше с каспиями — жителями приморья и предгорий. Страбон пишет, что при его жизни о каспиях уже говорили, как об исчезнувшем племени (XI, II, 15; IV, 5, с. 472, 476). Может быть, данный факт как раз и следует связывать с проникновением каспиев, которые в понимании древних авторов ассоциировались с удинами.

Однако вернемся к материалам Таркинского могильника. Здесь были обнаружены вытянутые костяки, лежавшие на спине в грунтовых ямах, которые расширялись к голове. Руки умерших находились на тазовых костях или на бедрах. В могилах отмечены посыпки мелом и угольки (табл. 113, 3, 4). Сопровождавший могилы инвентарь еще более подчеркивает даже в деталях сарматский характер культуры. Так, в могиле 27 лежал обломок меча (табл. 113, 4). Замена оружия его «символом» присуща погребальному обряду сарматов. Весь найденный инвентарь можно разделить на две группы: характерный для сарматской культуры и кавказского облика. Предметы первой группы преобладают. Это железные трехлопастные наконечники стрел (древки их были окрашены красной краской), ножи серповидной формы, бронзовые зеркала с ушком, фибулы, арбалетные и с подвязным приемником, удлиненные подвесные каменные оселки, алебастровые пряслица, шаровидной и дисковидной форм (табл. 116, 17, 25–28). К данной группе можно отнести миски с лощеной поверхностью и с загнутым внутрь краем (диаметр их до 33 см), кувшины с шаровидным туловом и небольшой стилизованной зооморфной ручкой, кувшин со сливом, округлой формы кубки с ленточной ручкой и др. Вторая группа находок содержит мелкие костяные наконечники стрел с внутренней втулкой трехгранных и четырехгранных в сечении форм (табл. 113, 11, 12), височные подвески в полтора оборота общекавказского типа (табл. 116, 30), глиняные чаши округлых форм с сильно отвернутым краем и выпуклостью в центре корпуса (табл. 116, 18). Одна из них имела полый поддон и служила погремушкой. Чаши напоминают чеканные металлические, очень характерные для Ирана ахеменидского времени, и те, что еще недавно в Дагестане использовали для гаданий. В Таркинском могильнике была найдена также керамика, близкая по форме посуде ялойлу-тепинской культуры. Это крутобокий сосуд с косо срезанным устьем (типа аска), кубок с эллипсовидным туловом и поперечной ручкой, шаровидные сосуды с коническим поддоном и устьем в виде приостренного раструба (табл. 116, 19) и др. (Крупнов Е.И., 1951, с. 222–225, рис. 8, 9, 11; Смирнов К.Ф., 1951, с. 257–271, рис. 17–23). Такая керамика по сути дела характерна для мастерства Кавказской Албании, соседствующей с аорским объединением (Рзаев Н.И., 1976, с. 54–60, рис. 43 сл.). Однако упомянутые здесь сосуды декорированы широким сарматским угловатым узором, а не налепным витиеватым албанским орнаментом. Таким образом, уже Таркинский могильник позволяет проследить довольно сложные пути взаимодействия местного и пришлого населения.

Еще более смешанный материал получен из двух могильников у селения Карабудахкент. Расположены они в предгорьях, за передовыми хребтами, отделяющими эту территорию от приморской низменности. Здесь одновременно сочеталось несколько заупокойных обрядов: в вытянутом, скорченном и сидячем положении погребенных, а также вторичные захоронения и захоронения отдельных черепов. Группы могил с разным ритуалом могли иметь, по К.Ф. Смирнову, семейно-родовой характер. Однако главными среди всех этих типов погребений являлись могилы с вторичными захоронениями отдельных костей после разложения тела на открытом воздухе. Такой обряд очень характерен для дагестанских памятников и прослеживается с эпохи бронзы (Гоно, Гинчи и др.). Кости ранее умерших отодвигались в сторону для последующих захоронений. Похороны отдельных черепов — это своеобразный, чисто местный вариант вторичных захоронений. Обряд «сидячих костяков» также связан с предшествующим временем — каякентско-хорочоевской культурой. Интересно, что отдельные могилы были отмечены скелетами жертвенных лошадей или их черепов. Многие могилы Карабудахкента 1 и 3 представляют собой грунтовые ямы, но наряду с ними встречены каменный ящик и своеобразные каменные ограды, отделявшие отдельные захоронения. Умершие лежали не только на спине вытянуто (сарматская черта), но и скорчено, на боку (местная традиция). Могилы в виде ям с округлыми углами и с вытянутыми костяками К.Ф. Смирнов отождествляет с таркинскими. В них он усматривает более всего сарматских черт. В целом оба могильника (Карабудахкент 1 и 3) датируются им II–I вв. до н. э. — I–III вв. н. э. Найденные предметы, как и в первом случае, можно разделить на две группы: сарматского характера и местного облика. Первая группа вещей мало чем отличается от упомянутых для Тарков (табл. 116, 6, 11, 20, 23). Вторая группа представлена разнообразнее: костяные стрелы, бронзовые булавки в виде ложечки, подвески в виде дуги с разомкнутыми концами, височные подвески в полтора оборота, подвески-бубенчики (табл. 116, 1, 5, 14, 15, 21, 22), но главное — керамика. Здесь найдены не только чаши, изготовленные в подражание металлическим, но и кувшины с особыми носиками для слива («кумганы»), миски с отогнутым и орнаментально обрезанным краем и проч. (табл. 116, 2, 7, 16). Некоторые из сосудов имеют даже средневековые формы. Весь материал К.Ф. Смирнов называет албано-сарматским, подчеркивая его смешанный характер (1961в, с. 195–210, 217–219). К этой группе могильников можно отнести Новолакский склеп, некрополи у речки Кол-чай и селения Ленинкент и др. (Пикуль М.И., 1967, с. 133–147). Влияние сарматской культуры на дагестанские племена М.И. Пикуль объясняла союзническими албано-сарматскими отношениями, которые помогали сохранению «самостоятельности горных племен Дагестана», а также некоторой подчиненностью «сарматской конфедерации племен» (1967, с. 117). Однако не все археологи одинаково оценивают находки вещей сарматского облика. Так, Д.М. Атаев пишет, что сарматское влияние «совершенно отсутствует в памятниках первых веков нашей эры», примером чего, по его мнению, являются Карабудахкентские могильники и др. (История Дагестана, 1967, I, с. 108). Это совершенно неверно. Важно отметить находку типично сарматской тамги первых веков нашей эры на скале у селения Уйташ (немного юго-восточнее селения Тарки; табл. 113, 2). Под этой скалой была найдена керамика сарматоидного облика (Марковин В.И., 1970, с. 95–98; 1984, с. 182, рис. 2). Редким предметом, происходящим скорее всего из предгорно-степной части Дагестана, является стеклянный кубок, датируемый I в. до н. э. (табл. 116, 3). Будучи ритуальным сосудом — принадлежностью жреца, он украшался золотыми подвесками и поясками. В Дагестан этот предмет мог попасть вместе с потоком аорсов. К.Ф. Смирнов происхождение подобных кубков связывает с синдо-меотским миром Прикубанья (Смирнов К.Ф., 1953, с. 17–26, 40–42).

Памятники сарматского времени юго-восточной Чечни по особенностям погребального обряда близки дагестанским. В этом их отличие от древностей того же времени, но более западных предгорно-степных районов Чечено-Ингушетии. На территории юго-востока, особенно в раннесарматский период (III–I вв. до н. э.), наблюдается характерная для дагестанских памятников пестрота погребального обряда. Помимо скорченных, вытянутых на спине и лежавших на спине с подогнутыми ногами костяков, здесь найдены расчлененные и вторичные погребения, а также погребения отдельных черепов. Таковы, к примеру, отдельные захоронения, обнаруженные на могильнике Галайты 2 (Багаев М.Х., 1979, с. 29).

Ряд местных могильников (Яман-су, Балан-су, Ножай-юрт, Лехкч-Корт, Аллерой и др.) возникли еще в скифский период. Однако они использовались и в более позднее время, что позволило полнее изучить погребальный ритуал. В III–I вв. до н. э., сохраняя определенную, очевидно, традиционную преемственность с предыдущим временем (в этом смысле характерен факт устройства некрополей на одном и том же месте в течение многих столетий), изменяется обряд захоронений. Наряду с каменными ящиками начинают появляться могильные сооружения в виде удлиненных ям, умерших часто укладывают в вытянутом положении (кисти рук иногда покоятся на тазовых костях), преобладают южные ориентировки, сменяясь на более вольные (Виноградов В.Б., 1963, с. 61; Петренко В.А., 1979, с. 28, 29). В первых веках нашей эры все эти особенности ритуала лишь усиливаются: преобладают вытянутые трупоположения, реже можно видеть коллективные могилы. Умершему клали напутственную пищу. Она встречается в виде костей от тушки животного, положенной в миску (Петренко В.А., 1979, с. 29, 30). Среди погребальных сооружений этого времени (каменных ящиков, грунтовых ям и ям, обложенных камнями) выделяется склеп, обнаруженный у чеченского селения Байтарки. Он был сложен насухо из плит желтого песчаника. Их четыре ряда перекрыты массивными плитами. Это сооружение длиной 1,65 м, шириной 0,90 м, высотой 0,65 м было углублено в почву на 0,35-0,40 м. По сохранившемуся инвентарю (керамика, железная пряжка с подвижным язычком, железные шило, нож и кинжал) данное сооружение можно датировать временем не ранее III в. н. э. (Виноградов В.Б., Марковин В.И., 1969, с. 53–55). Интересно, что в этой могиле, сохраняющей черты эпохи бронзы, находились два погребенных, лежавших в скорченном положении. Это тоже дань старым традициям, идущим еще от времени бытования каякентско-хорочоевской культуры.

Наиболее близки склепу из селения Байтарки сооружения, обнаруженные М.И. Пикуль в упоминавшемся уже могильнике у селения Новолакское. Один из местных хорошо сохранившихся склепов имел даже входное отверстие и обмазанное глиной дно. В нем было погребено пять человек. Инвентарь его датируется I–II вв. н. э. (Пикуль М.И., 1967, с. 133–142). Вполне возможно, что район Байтарки-Новолакское, охватывающий среднее течение р. Ярык-су, был населен племенами, наиболее стойко удерживавшими традиционную горскую культуру.

Инвентарь памятников сарматского времени юго-восточной Чечни близок предметам, происходящим из Дагестана. Так, в керамике первых веков нашей эры еще сохраняются отголоски старых традиций, идущих от времени бытования каякентско-хорочоевской культуры. Это круглобокие сосуды с широко раскрытым устьем-раструбом, мелкие чашки, украшенные налепным валиком и массивными кольцевидными ручками или ручками в виде выступов (табл. 114, 8, 15). Рядом с подобной посудой можно видеть керамику новых форм — миски с загнутым внутрь краем и чашки на высоких полых ножках. Поверхность у них черного, серого или серо-коричневого цветов, глина содержит примеси толченых раковин, песка и шамота. Встречаются и сероглиняные кувшины с орнаментом из парных или тройных горизонтальных каннелюр. Такой декор располагается на горле сосудов или по верхней части тулова (табл. 114, 14, 17–19). Именно эту керамику закономерно связывать с процессом сарматизации местного населения.

Изредка встречаются кувшины с носиком для слива (табл. 114, 10). Такие кумганы находят близкие аналогии в Дагестане, и возникли они под культурным влиянием Кавказской Албании. С первых веков нашей эры получают распространение зооморфные ручки (табл. 114, 9), которые затем широко расходятся по всему северо-восточному Кавказу и бытуют вплоть до позднего средневековья. Остальной инвентарь — изделия из цветного металла, железа, кости и проч. — мало чем отличается от описанного для памятников Дагестана (Виноградов В.Б., Марковин В.И., 1968, с. 176; 1969, с. 50–52; Виноградов В.Б., Петренко В.А., 1974, с. 171 сл.).