Степное солнце
Шрифт:
— Нет. Отец был, а я нет, — ответил Сергей.
— Эх, я бы с удовольствием съездил! Охота мне самому везде побывать. Может, и Сталина где-либо встречу. А что? Вполне же может быть. Как считаешь? Я его сразу узнал бы.
— Я тоже узнал бы, только где его встретишь! — Сергей никак не мог представить, каким образом он мог бы встретиться со Сталиным, и развел руками, потому что ничего не приходило в голову.
— Ну-у, мне бы только в Москву… да чтоб наш колхоз передовым был… я б все организовал, — не унимался Алик.
Где-то по темной дороге прогромыхала подвода.
— Алешка возчиков погнал. Заснули, должно.
Подводы промчались, но кто-то, тяжело дыша, подходил к огню со стороны степи.
— Кто там? — крикнул Алик, морща лоб и делая лицо строгим и враждебным. — Ты, Алеш?
— Это я, — раздался в ответ голос Крутикова; он сбросил у огня сырое полотно и отдышался.
— Там тебя ваш механик требует, — сказал Крутиков Сергею. — Сбегай к нему. А ты ложись, спи! — приказал он Алику. — Этот танкист, видать, здоров работать. «До самого утра, говорит, смолить буду, всех вас, говорит, замотаю, никому покою не дам».
Сергей понял, что ему придется идти одному, и невольно замешкался.
— А как идти? Прямо так? — спросил он в тайной надежде, что Алик все-таки проводит его, но никто из мальчиков даже не догадался, что ему страшновато.
— Возьми курс на комбайн и сыпь прямиком, — сказал Крутиков, расстилая полотно и не глядя на Сергея.
В двух шагах от костра стало так темно, что хотелось вытянуть руки и идти, как слепому. В черном омуте ночи чудились опасности, неожиданные препятствия, ужасы.
Когда глаза Сергея привыкли к темноте, он стал различать край неба над степью и черные — чернее, чем ночь — пятна соломенных скирд, прицепных вагончиков, где, должно быть, жили тракторные бригады. Встревоженная птица вылетела из-под самых ног Сергея. Он испуганно отскочил в сторону. Шуршали соломой полевые мыши. Кто-то невидимый сладко и безмятежно храпел.
— Не воду несете? — спросили сиплым шепотом. — Ходют, ходют, покоя нет! — Будто дело происходило в укромной спальне, а не в открытой степи.
Потом услышал он звук отбиваемой косы и у самого комбайна наткнулся грудью на грузовик Еремушкина. Старик сладко спал, какая-то немолодая женщина с рыже-седыми волосами, выбивающимися из-под темного в крапинках шелкового платочка, при свете электрического фонаря принимала рапорты бригадиров. Это была Наталья Ивановна, председатель колхоза, как сразу же догадался Сергей. Решительные движения ее полных рук, громкий, командирский голос с низкими, мужскими нотами и багровое, темное на электрическом свету, жесткое и плотное лицо — все выражало сильный характер и непреклонность.
— Третья бригада у нас нынче отстала, — говорила она, взглядывая то на сводку, то на стоящих перед нею людей. — Если завтра не выравняешься, возьмем тебя, Крутиков, на буксир, так и знай.
Крутиков-отец молча развел руками.
— Воду кто сегодня доставлял в поле?
— Я доставлял, — осторожно выступил вперед крохотный худенький старичок с бородкой хвостиком.
— Скощу наполовину твои трудодни, Иван Данилыч. Люди неумытые, чаю скипятить нельзя, ужинали всухую. Что за пустыню Сахару развел?
— При чем тут, Наталья Ивановна, пустыня Сахара, если Крутиков у меня последнюю кобыленку забрал! Не на себе ж носить, как вы считаете?
— А хоть бы и на себе, — спокойно ответила Наталья Ивановна, что-то отмечая в бумажке. — Мог бы на зерновозках подбросить, попутные машины использовать. Не болеешь ты душой за воду, вот что!
Сергей не слышал, что ответил Иван Данилович: грохот комбайна заглушил все на свете.
Светлана стояла у штурвала, а Вольтановский следил за выгрузкой бункера в зерновозки. Жестом руки он велел Сергею подняться на мостик. Растопырив руки и осторожно оглядываясь, Сергей кое-как вскарабкался наверх. Ох, и трясло же!
— Отец где? — крикнул в самое ухо Вольтановский и, узнав, что спит, недовольно крякнул. — Пойди разбуди его, скажи, что я тут до утра проканителюсь, пусть на первую ездку меня не планирует.
— А вы тут останетесь?
— Не бросать же! Видишь, как дело пошло.
Держась за сырые поручни, Сергей осторожно прошел к штурвалу. Трактор и комбайн, трясясь и покачиваясь, валили в глубину мрака, лишь, с самого края скупо освещенного лампами. Стоять на мостике было замечательно. Дрожь неясного восторга заставила Сергея поежиться. Ах, как тут было интересно, жутко и удивительно!
Проходили небольшой склон. Светлана тревожно спросила Вольтановского:
— Петя, убавить ход, как думаешь?
Вольтановский, нахмурясь, поглядел вперед.
— Не надо. Я еще скорость ножа, пожалуй, увеличу — хлеб сыроват.
Комбайн, занося вверх левый бок, покачнулся, как на волне.
Никогда еще не испытывал Сергей такого головокружительного волнения. Ухватившись обеими руками за поручни и для устойчивости немного расставив ноги, он вдыхал дым трактора, как самый праздничный запах. Бот так бы и стоять сутками и, не отрываясь, по-хозяйски оглядывать степь.
«Попрошу Вольтановского взять до утра в связные», — мелькнуло у него.
— Дядя Петечка, — сказал он как можно ласковее, — ну, пожалуйста, ну, возьмите меня до утра связным!
— А чего связывать? — словно не поняв его, спросил Вольтановский. — Нечего тут болтаться. Беги к отцу.
— Может, чаю принести, а? У нас целый чайник сейчас закипит, — вспомнил Сергей.
На одно мгновение лицо Вольтановского подобрело.
— Чаю? — переспросил он, соглашаясь, но потом быстро взглянул на Светлану и, вспомнив или сообразив что-то, отмахнулся: — Беги скорей, какой там еще чай! Беги!