Степные волки
Шрифт:
Корнет, с оттяжкой, стегнул своего породистого жеребчика плетью и умчался в самый центр битвы. Когда через полчаса Вальха вернулся тяжело раненный, прежде чем отправить его в санитарный обоз, который подошел к месту боя с целым пехотным полком, Микит нагнулся к нему и спросил:
— Ты понял, корнет, почему я так поступил?
— Да, — прохрипел израненный Вальха, — понял. Нельзя так поступать, смеяться над человеком прошедшим смертельный бой.
— Это хорошо, что понял, хочу верить, что будет из тебя толк, мой сын.
Проводив корнета, который, как выяснилось, оказался его сыном, полковник убедился что исход битвы предрешен и, забрав с собой
Глава 19
Все начиналось хорошо. К задуманной как место засады на караван с золотом, паромной переправе в верховьях Итиля, вышли удачно, никто нас не заметил, и никто, кроме погибших молодых борасов, не видел. Выбрали место для забазирования, расположились, и вдоль дороги на Арис, идущей от переправы, выставили наблюдателей.
Лето, тепло, хорошо, почти весь день мы валялись на солнышке в одной из глубоких балок, видимо, бывшее русло какой-то пересохшей речушки, ожидали вожделенную добычу, а ночами, наша тройка ходила в степь. День за днем, неделя прочь, а за ней вторая, каравана нет как нет, и только двигавшиеся по дороге обозы с солью, тканями и продуктами из отдаленных становищ, сел и городков, говорили о том, что степь не вымерла. Время от времени и конные охранные полусотни мелькали.
Единственное, что скрашивало наше безделье, так это занятия с Лукой и Джоко, как минимум по три-четыре часа в день, на это выделяли. Ладно, мы и наши парни нашли себе занятие, а вот разбойнички и наемники нервничали. Пока наш отряд не заметили, но рано или поздно, кто-то натолкнется на наше убежище или караульщиков расставленных вокруг приметят. Вот тогда держись, что-что, а охранные структуры в рахдонском каганате, работали получше дромских, как говорил купец Бойко Путимир.
На всякий случай, в своем десятке мы всегда держали три-четыре арбалета на взводе, мало ли что. У всех нервишки пошаливают, и пару раз чуть до поножовщины не доходило, хорошо еще, что каждый раз Кривой Руг поблизости оказывался. День ото дня напряжение среди бойцов росло, и вот, когда мы уже определили для себя последний день ожидания каравана, он наконец-то появился.
Как наблюдатели его определили? Просто и понятно, только такие караваны, то есть перевозившие ценные государственные грузы, имели право на серое знамя с изображением дракона. Это вроде как обозначение для всех разбойников, только попробуй, тронь. И в самом деле, купец Бойко как-то рассказал, что бывает с теми, кто покусится на караван с подобным обозначением.
Как-то раз, одна удачливая разбойная шайка ограбила этельбера Дарутуки из племени чокос, везущего дань от своего народа ко двору кагана Хаима. Сумма была плевая, и сотни фергонских империалов не набегало за весь год, но рахдоны решили наказать наглецов показательно. На поиск банды в два десятка сабель, были брошены три тумена, а это тридцать тысяч воинов. Разбойников нашли, конечно, и смерть их была ужасна, но под это дело, и несколько небольших степных племен, включая самих чокосов, были истреблены полностью. Как говорится, чтобы помнили. И надо сказать, все разбойники, если таковые в рахдонском каганате уцелели, обходили подобные караваны стороной, и мы были первыми за шесть лет, кто решился рискнуть.
Свой наблюдательный пост мы оборудовали неподалеку от переправы, и там постоянно находилось три человека. Как только в балку, в которой мы прятались, прибежал караульный, с известием о том, что на другом берегу реки появились повозки и всадники со знаменем, вроде бы серым, мы с Кривым Ругом, помчались к дороге.
Это был он, тот самый караван, который мы ожидали — два десятка повозок, возницы и полсотни всадников, по виду бордзу, под серым знаменем с драконом. В три рейса они переправились на наш берег и, не торопясь, соразмеряя свою скорость с повозками, двинулись по дороге на Арис.
— Что, работаем? — спросил я Кривого Руга, провожающего караван пристальным взглядом.
— Работаем, Пламен, — ответил он, — хотя, будет это непросто. Думаю, что тяжко нам придется и потери будут.
— Доверься нам, Кривой. Сработаем так, что никаких потерь. Веришь мне?
— Верю, — ответил криминальный авторитет, — а иначе бы, и не пошел на это дело.
На ночь караван остановился на яме, так назывались почтовые жилые станции через каждые пятьдесят километров, а мы уже тут как тут, неподалеку. Ночка случилась темная, и только факел перед воротами яма, под которым стояло двое рахдонских наемников, обозначал место, где заночевал караван. Что самое поганое, на дворе почтовой станции были собаки, но мы знали, что делать.
Время от времени, особенно в лунные ночи, нас как накрывало что-то, и сначала Курбат, за ним Звенислав, а следом и я, стали уходить в степь. Как это назвать, я не знал, может быть, память крови, зов предков, не в названии дело, а в сути. Мы садились на высокий курган над рекой, и просто вслушивались в себя. Это было что-то необъяснимое, когда ты слышишь все живое вокруг, понимаешь, весь мир и его устройство, получаешь ответы на все свои вопросы, и среди них на главный, кто ты есть в этой жизни. Кое-что освоили за эти недели, и теперь, пришла пора применить часть наших знаний в деле.
Отряд зашел к яму с подветренной стороны, а мы втроем, наоборот, с наветренной, чтоб собачки нас чуяли. Не доходя совсем немного, мы приостановились, и каждый постарался отсечь себя от мира. Я сосредоточился на себе, и как будто открыл замок с чего-то, что всегда присутствовало во мне. Выпустил на волю ту часть звериной сути, которая есть в каждом бури. Выгнувшись чуть вперед, я закрыл на миг свои глаза, а когда открыл их вновь, то ночи для меня уже не существовало, а запахи, насколько они были тонкими и одуряющими, этого не передать словами. Зверь, я был им, пусть на какой-то отрезок времени, час, два, три, не знаю, но был. Это работало, и вроде бы я остался человеком, но движения, реакции и мысли, поменялись весьма сильно.
— Собаки, — не сказал, а скорее прорычал Курбат, втягивая ноздрями воздух.
— Пошли, — ответил ему я, и голос мой преобразился в рык.
Нож в руку, и ступая тихо, не ногами обутыми в мягкие кожаные сапожки, а лапами хищника, вдоль забора, мы двинулись к свету, туда, где ходили ночные сторожа бордзу. А вот и они, всего три метра, они не видят нас, но собаки почуяли. Одна, было, тявкнула, пытаясь предупредить хозяев и постояльцев, но, поняв, кто пришел в эту ночь в гости, обиженно заскулила и спряталась в конуру. Так и надо, так и должно быть.