Степовой Гулеван
Шрифт:
Барышни: у тех, почитай, каждая четвертая - выхухоль. А сколько и в птичьем виде? Коростели, перепелки. Тоже и птица королек. А кто сиповка. Но боле всего оказалось лебедиц. Кому не в охотку лебедушка белым-белая? Углядишь сытенькую, гладенькую хоть издали - и то встает у тебя вкус, так бы и дал слюну.
Но Назарий Парменыч знал своих лебедиц в более лебяжьем виде. Дурная весть ему сердце скомкала. Не может к нам ехать. Невыносимо, говорит; увижу - застрелюсь! И к царю: кладет на стол билет генерал-губернатора. "Пошлите меня на Командорские острова моржей бить!" Царь ему в глаза посмотрел: "Ни
Наутро он опять к императору: "Пошлите вести железную дорогу - от Коканда до Пекина!" - "Зачем это?" - "Затем, что я уже название выработал. Пекинка!" - "Пекинка?" - "Да!"
А царь знал, конечно, полностью про лебединое дело. Беспокоило его: как бы Назарий Парменыч не поехал лебедиц стрелять, ощипывать и на вертеле жарить. Таких извращенцев искать не надо - мало ли их? Ну, а от слова "пекинка" император потеплел: наконец, мол, есть без извращений.
Собрал пленарное заседание, предъявил кандидата на первый портфель. Все, что постановили и утвердили, отменил как полную чушь и посадил Назария Парменыча надо всем. Тот держится деловым, но тоскует. С женой целую ночь - поврозь! И раз его выделили как нормального, стремится соблюсти по букве. В постные дни - на картошке, суп с овсянкой, лук, соль. Но император и весь царский двор и любого возьми прокурора: в посты - мясцо и мясцо. Супчики с потрошками смакуют. Борщ у них - наваристей некуда; тарелка до краев, поверху жир круговинами.
Назарий-то Парменыч: ладно, царя палкой не бьют! Но я ль виноват, что он лишил себя воспитания? Скажи-ка я ему: вам-де в пользу, чтоб вас выучили, как сидорову козу?.. Чем отзовется? Насколь сознательные будут выводы? То-то!
Царице попытался сказал: пост, мол, а вы со всем семейством - на мясном питании. Я понимаю, что аппетит, ну а французские булочки с медом - плохо? Съешьте хоть целый магазин!
Она на эти слова мажет бутерброд сливочным маслом. Демонстративно.
"Коли так - хорошо! Пусть меня не виноватят!
– думает Назарий Парменыч.
– Пусть мне потом мораль не читают. Я сам могу мораль почитать!" А у него лежат доклады, что по стране очень неспокойно, созрела заварушка. От него ждут только приказа - прихлопнуть балаган.
Он едет к брату императора. Остались они наедине, Назарий Парменыч говорит: "Нравится вам царская корона?" А тот: "С чего это вы распустились такие вопросы ставить?" Назарий Парменыч ему глаза в глаза. Смотрит так, смотрит насквозь. И с подковырочкой: "Вы прекрасно знаете, почему я спрашиваю".
Ну, а тот-то был в понятии, что над царем висит меч, да мокрый.
"Возьмите себе корону", - Назарий Парменыч ему тихим голосом. Тот скромничает, помалкивает. "Значит, я могу вас понять правильно?" - и Назарий Парменыч со своего плеча снял соринку, поморщился - и двумя пальчиками тому на плечо положил.
Едет к двоюродной царской родне. Оставили их с глазу на глаз, и он: "Нравится вам царская корона?" Все опять точь-в-точь так же. И когда двоюродный брат царя скромно согласился, молчком, - Назарий Парменыч со своего плеча снял волосок, поморщился и двумя пальчиками тому на нос положил.
Вернулся в кабинет к себе и велел балаган не закрывать, а, наоборот, всем партиям развязать руки. А с кем он поимел условия они и их приближенные втихаря
В самую заварушку Назарий Парменыч вызывает Керенского и идет прямо с козырной карты: "Я про вас все знаю! чем неподобным вы занимаетесь и с кем... Какая грязь!"
У того и забегали гляделки. Хвост поджал, юлит задом, лодыжку о лодыжку чешет. Назарий Парменыч: эти-де и эти тем же занимаются... и такие-то генералы - тоже.
Керенскому малость полегчало. "Вот, - говорит, - суки!"
Назарий Парменыч ему: "Вы про них уже знаете, а они про вас пока что нет. Отдаю вам это преимущество. Сумейте взять их за самое хрупкое".
Тот и взял! И корону уже никто не берет - бессмысленно.
Но есть генералы, какие неподобным не запятнаны. Вот их собрали всех вместе. В зал запускают матросов - у тех шеи, как у волов. У каждого за плечом - японский винторез, на боку - шпалер. Назарий Парменыч показывает им на генералов: "Нравятся вам ихи погоны?" Моряки, груди чугунные - гвозди на них прями - как взрыкнут: "Дае-о-ошь!!!"
Генералов тут и возьми суета. Одни затараторь чего-то непутное, другие давай не своим голосом романсы петь, а тех как стало коробить да об пол хлобыстать!
Назарий Парменыч велел матросам покамесь выйти. Генералам приказ: "Утихнуть!" Они кое-как обуздали себя, и он им: "Ну что? Хотите? Идите и думайте, за кем шлейф-то носить".
Презирал он их за подхалимаж. Песня-то известная: "Царь наш немец русский, слуги все - жандармы..." И царь - немец, и вокруг него - немцы, и русский мужик обязан немцу-колонисту дом строить. А генералы трепещут перед царем. Ну не противно?
Назарий Парменыч вскоре и сказал: "На ком из них пятна грязи нет, то потому, что на черном грязи не видно. Белые генералы!" И решил пусть лучше у Ленина будет власть. Он, понятное дело, постов не соблюдал и не станет, но уж страна от поста не отстанет. Поститься ей не перепоститься! Дак и вались оно к тому в полную лихость...
И пришла новая власть - лиха некуда класть. Мы - ничего, благодарны, конечно. Лихо без места - чужая невеста, за то и спасибо, что не твоя. А то: невесту тебе лиху - обряди ее ты, а в постель она в иху!
Сам Назарий Парменыч, при лихом-то размахе, не с прибытком сожгли усадьбу. Но он на это не смотрит. "Ну да, лишенец! а сколь воспитанниц я лишил невежества? И так же и могу: попадись только мне - в невежестве нетронутая".
Ленину передали - и он двумя руками за каждый его подсказ! Доверие! И как не доверять тому, кто на доверчивости собаку съел? Честность-то в цене, а кто еще столько честных взял?
Брал от нашей местности, нам и утрафил - через три буквы, первая "х". Как узнал про нашу бесхлебицу, так и назвал рыбицу. Она хоть и не белая, но серебрится, и морозец, по серебру мастер, сбережет ее до наших мест от океана.
Никто у нас не дивится на приветственный плакат: "Быть здоровым, сильным, смелым хочет каждый человек. И ему поможет в этом рыба серебристый хек!" Всем привычны эти известные ленинские слова, которые отчего - на всяком видном месте? Оттого, что Назарий Парменыч подсказал Ильичу. На "х" называется, в три буквы вмещается - народ им спасается.