Стерх: Убийство неизбежно
Шрифт:
На миг она стащила очки с носа, чтобы он мог полюбоваться холодным, требовательным выражением ее глаз. Решив, что демонстрация силы завершена, она снова спряталась за ними, как за забралом.
– Ну, ладно, дражайший шеф, пора вставать, – высказалась она. – Не забывай, нам назначено у Прорвичей на десять.
Стерх поморщился, закатил глаза, изображая муку и злость одновременно, но понимал, что это ни к чему не приведет. Слишком по-деловому она была сегодня приодета.
– Вылезешь из своей кроватки сам, или мне вытаскивать тебя за ноги? – спросила она, покусывая нижнюю губу.
– К черту, – подал голос Стерх, добавил громче: – К черту!
Через
– И учти, опохмеляться не дам.
После этой убийственной фразы она все-таки ушла на кухню, и уже оттуда выдала следующий номер своей программы:
– Нет, в самом-то деле, на кой мне все это нужно?! Слиняю, как только найду подходящее место…
– Ты обещаешь мне это уже года три, – отозвался Стерх.
Она тут же вернулась и поставила перед ним на журнальный столик стакан холодной воды, в котором шипела таблетка импортного аспирина. Посмотрев на нее, он закончил свой монолог:
– Может, мне принять участие в этих поисках? Может, уже сегодня подвернется…
С неподвижным лицом, как у индейца во время пытки, она пошла в соседнюю комнату, и Стерх услышал, как она убирает бутылку, потом протирает стол, хлопает какими-то папками. Выдвинулись и задвинулись какие-то ящики, потом она принялась шуровать у сушилки. Стерх знал, что его сопротивление сломлено, никаких протестов придумать он больше не мог. Поэтому, выпив зелье, поднялся и потащился в душ.
Закрыв на всякий случай полиэтиленовую занавеску, пустил воду, и с внезапным острым наслаждением стал натираться намыленной мочалкой. Когда пришла пора пускать холодную воду, внезапно дверь приоткрылась, и Вика, стоя в коридоре, совершенно спокойно спросила:
– Как вчера было… на Витуновском парти?
Протестовать и против этого вторжения было бесполезно, по крайней мере, сегодня утром. Поэтому, вздохнув, Стерх ответил:
– Отлично.
– Поляка с дочкой видел?
– Да.
– Они поженятся?
– Официального обручения не было.
– А девушка… Нюра. Скандал пыталась устроить?
– Ее хватило только на то, чтобы свалиться разок без чувств.
– Тогда чего же Прорвич ждет от всей этой истории?
– Сущей мелочи – убийства.
Стерх закрыл воду, натянул на себя махровый халат, вышел в коридор, вытирая волосы капюшоном. Голова еще болела, но уже не кружилась.
– Прорвичи считают, что Витуновым не остается ничего иного, как решительно избавиться от девицы, избежав разрыва с поляком и возможного банкротства.
– А что считаешь ты? – спросила Вика.
Она ушла на кухню, где принялась звенеть чашками и банкой с кофе.
– Мне начинает казаться, что кое у кого есть еще более веские причины для этого убийства.
Стерх дотопал до кухни, уселся за привычный, знакомый до последнего пятнышка стол, и вытянул руку, ожидая свою утреннюю кружку.
– У кого?
– У Прорвича, – сказал, прихлебывая первый, слишком горячий глоток.
Стоя у плиты Вика чуть не уронила свою чашечку, из которой тоже пыталась отпить. Поставила ее на боковину мойки, взглянула на Стерха искоса, так она выражала свое удивление.
– Допускаешь, что Прорвич может грохнуть девицу и свалить все на Витуновых? Избавиться от конкурентов, и к тому же?..
– Самым надежным образом, – подтвердил Стерх. – Как думаешь, если Витуновых придержат в следственном изоляторе хотя бы полгода, какую часть их рынка отхватит Прорвич?
– Неплохая гипотеза, – согласилась Вика. – Но кое-что тут… «натяжно». Если бы Прорвич решил действовать таким образом, он не нанял бы детектива, который должен следить за каждый шагом девушки.
Стерх не ответил. То, что высказала Вика, было правильно. И нуждалось в обдумывании. Он поднялся, дотащился до своего стола в большой комнате. Тут, на кресле для клиентов, уже был разложен костюм, свежая сорочка, галстук, даже новая пара носков. Сбоку стояли начищенные после вчерашнего ботинки. Вика приготовила все.
Стерх поднял голову, посмотрел в сторону коридора. Там, как вихрь, пронеслась фигура с темной юбке, а потом из его спальни стали доноситься звуки убираемой кровати. Она делала для него гораздо больше, чем положено делать компаньону с мизерной зарплатой… Впрочем, Стерх решил простить себя, пообещав, что это происходит в последний раз. Как всегда с похмелья его начинало мучить недовольство собой, но по-настоящему это чувство еще не окрепло. К вечеру будет хуже…
А пока он принялся переодеваться, лениво раздумывая над тем, что сказала Вика. Да, в нашем славном отечестве, да еще в таком городе, как Москва, разумеется, существовало немало особ, легко соглашающихся «смолоть» деньжат таким промыслом, как убийство. И при некоторой сноровке можно было создать такую цепочку от заказчика к исполнителю, что никогда ни одно следствие не докопалось бы до правды. А это значило… Значило, что Прорвичи – отец и сын – желали поднанять Стерха для того, чтобы иметь психологическое алиби хотя бы в глазах будущего следствия. И к сожалению, уровень этого следствия в восьмидесяти процентах был таков, что эта нехитрая, в общем-то уловка, неизбежно сработала бы.
Все-таки, это было как-то… сложновато. Не так, как обычно привык думать Стерх. Поэтому он покрутил головой, мельком еще раз убедился, что она не кружится, и нашел на столе часы. Застегивая браслет, он выяснил, что было без двадцати минут девять.
Стерх любил начинать день в медленном темпе, любил поваляться в кровати, посидеть на кухне, ни о чем не думая, покуривая и прихлебывая стынущий кофе. Но разумеется, не в те дни, когда Вика вламывалась в его, скажем, крепость как орда захватчиков, как броненосец на рейд мирного порта, как лавина с горы. Он вернулся на кухню, вышел на балкон. С высоты его девятого этажа открывался изумительный вид на Академический пруд, на Тимирязевский лес и на стадион «Наука», некогда главную базу регбистской команды МАИ.
Но сегодня вид, какого не имели в центре города самые крупные шишки, не радовал его. Солнце лилось с неба безо всякой жалости к тем, кто выпил вчера слишком много. И обещало жару, очень неприятную, позднеавгустовскую, какую-то слепую московскую жару. И так было уже почти неделю, без единого дождичка, хотя бы на пару минут.
Он вернулся за стол. С тоской посмотрел на бар, где должна была находиться бутылка водки. Твердо потряс головой, и закурил еще одну сигарету. Дело выглядело скверно, обещало быть сложным, путанным, такие никто не любит. Но он не мог отказаться от него. Потому что уже три месяца, с конца мая, не платил Вике за работу, и хотя в июле она уходила в двухнедельный отпуск, по договоренности, за него тоже следовало платить. А еще потому, что слишком хорошо, стоило ему закрыть глаза, вспоминал Нюру, Нюту… Анну. Ему было бы неприятно, если бы он не попытался разобраться в том, что Прорвичи с Витуновыми хотят сделать этой девушке.