Стёртая

Терри Тери

И какой в этом смысл?

Глава 7

– Вы где были? – скрестив руки на груди, мама встречает нас у двери.

– Я же тебе говорила, ходили гулять, – отвечает Эми. Мы проходим в дом и разуваемся.

– У вас грязная обувь. Вы же не одни ходили по тропинке? Я тебе говорила, что там небезопасно.

– Конечно, не одни. – Эми поворачивается к маме спиной и закатывает глаза.

– Кайла? Это правда? – Мама смотрит на меня глазами рассерженного дракона.

– Да, – подтверждаю я. И действительно, с нами же был Джазз.

Правда, возвращались мы без него, но ведь мама не об этом спрашивала.

– Слушайте меня, обе. Вы знаете, что оставаться без сопровождающих вам небезопасно. Вы не способны защитить себя.

Эми кивает, а я вспоминаю уроки личной безопасности в больнице. Это относится ко всем Зачищенным. Ты не можешь защитить себя и не можешь напасть на другого, а значит, тебе нужно быть особенно внимательным и осторожным.

Но что такого там, на тропинке, кроме деревьев?

– Вас так долго не было. Я беспокоилась. И с папой едва не разминулись, – продолжает мама, и я только теперь замечаю, что она стоит в прихожей около чемодана. Руки сложены на груди, и мне вдруг бросается в глаза, что кожа у нее какого-то странного, зеленоватого оттенка… как у дракона. Если немного напрячь воображение, в морщинках надо лбом и вокруг глаз можно обнаружить чешуйки. А что это? Уж не идет ли дымок из ноздрей?

– Что такого смешного, мисс? – обращается ко мне мама.

Принимаю серьезный вид.

– Ничего. Извини.

– Оставь бедняжку в покое, – доносится из соседней комнаты папин голос.

Эми проходит через комнату и целует его в щеку. Я не знаю, что делать, и остаюсь у двери.

– Проходи, Кайла. Садись. Расскажи, как прошел день, а я расскажу, как прошел мой.

Мы обмениваемся нехитрыми историями. Порезанный палец, визит медсестры Пенни, прогулка – ему интересно все, что со мной случилось. Как и мне, что случилось с ним.

Папа работает с компьютерами и много путешествует: устанавливает и тестирует новые системы. В поездку он собирается и сейчас, а вернется только к субботе. Через целых пять дней. Потом папа рассказывает мне о своих родственниках. У него две сестры, и одна из них собирается навестить нас в субботу с сыном, так что я смогу с ними познакомиться. Вторая живет далеко, в Шотландии, и мы вроде бы планируем съездить к ней следующим летом. У мамы родственников нет: она была единственным ребенком, и ее родители погибли в автомобильной аварии. Маме тогда едва исполнилось пятнадцать.

Позже вечером, перед тем как ложиться спать, я достаю из ящика спрятанный под папкой рисунок.

– Эми, это… – я поднимаю листок, – доктор Лизандер. А почему ты удивилась, что я ее знаю?

Эми берет у меня рисунок и пожимает плечами.

– Какая страшная!

– Бывает и страшная, а бывает и нормальная.

– Я бы с удовольствием поработала с ней, когда стану медсестрой, – она потрясающая.

– Почему?

– А ты не знаешь? Это ведь она все начала. Я имею в виду Зачистку. Она ее изобрела. Нам про это в школе рассказывали, на уроке.

Я смотрю на рисунок, на глаза под тяжелыми веками, которые смотрят на меня. Того, о чем сказала Эми, я не знала. Или знала? К доктору Лизандер все относились с почтением и боязнью, ее избегали. В больнице у

всех Зачищенных был свой наблюдающий врач. Моим была она. Но почему – раньше я и не думала об этом – в ее приемной никогда не было никого, кроме меня? Никто из тех, кого я знала, ее не видел. Если доктор Лизандер такая важная особа, с чего бы ей заниматься мной?

В больничной школе нас знакомили с основами Зачистки. Мы все были преступниками, приговоренными к стиранию памяти и личности, чтобы начать все сначала. Дальнейший ход процесса закрепления обеспечивал специально установленный прибор, «Лево», который снимали по достижении нами двадцати одного года. Таким образом, Зачистка – это второй шанс, избавивший нас от тюрьмы или снявший с электрического стула.

Но в тюрьме, по крайней мере, знаешь, кто ты такой. На электрическом стуле, если совершил что-то особенно плохое, времени ни на что уже нет.

Кусаю губу.

– У тебя никогда не возникало желания узнать?

– Узнать что?

– Почему тебя зачистили.

– Нет. Если прошлое невыносимо, зачем его ворошить?

Я пожимаю плечами. Затем, что оно мое.

– Во всяком случае, теперь понятно, что случилось с твоими рисунками.

– Неужели?

– Их, должно быть, забрали охранники, когда ты выходила из больницы. Они там не хотят, чтобы кто-то знал, как выглядит доктор Лизандер или другие работники больницы и как там внутри все устроено. Это слишком опасно.

В голове смешивается все, что я когда-либо слышала: передававшиеся шепотом слухи, обрывки разговоров, долетавшие издалека громкие ночные звуки. Охранники и башни. Сгоревшие здания.

– Из-за террористов?

– Точно.

Эми выключает свет, и вскоре я слышу ее ровное дыхание. Она спит. Себастиан сворачивается у меня в ногах.

Итак. Доктор Лизандер – важная особа, и мои рисунки забрали, чтобы мир не увидел ее лица. И вот теперь я нарисовала ее снова. Может, стоит спрятать рисунок получше? Такого сходства у меня еще не получалось.

Хотя я и пользовалась не той рукой.

Я одна в каком-то тесном месте. Вокруг лес. Темно, но в правой руке у меня фонарик.

Сижу, скрестив ноги, на полу. Здесь холодно и сыро. Хочется есть. Ноги затекли, и вытянуть их некуда, но это не важно. Листы лежат на коленях, прижатые какой-то деревяшкой. Карандаш летает по бумаге, исполняя известный только мне магический танец, создавая воображаемое место, такое далекое от этого в пространстве и времени. Место, в котором я хочу быть.

Я поглощена тем, что делаю, и поначалу не слышу шагов на лестнице у меня над головой. Выключаю фонарик и задерживаю дыхание.

Шаги останавливаются ненадолго внизу, потом слышатся снова, приближаются к моему тайному убежищу. Надо что-то сделать, спрятать рисунки, но я застыла, как камень.

Свет бьет в лицо. Слепит глаза.

– Вот ты где.

Я молчу. Он видит все: рисунки, карандаш. Руку, которая его держит.