Стертая

Я бегу.

Волны цепляются за песок. Я выношу вперед одну ногу, потом другую. Карабкаюсь вверх, соскальзываю, опять карабкаюсь. Быстрее. Взгляд зацепился за дюны впереди. Не оглядываться. Смотреть нельзя. Дыхание рваное: вдох, выдох, вдох, выдох. Но все равно я бегу.

И вот когда легкие уже готовы лопнуть, а сердце взорваться алой звездой на песке, я спотыкаюсь.

Мужчина

оборачивается. Поднимает меня, ставит на ноги и заставляет бежать дальше.

Ближе, ближе…

Сил держаться нет, и я снова падаю. Больше не могу.

Он опускается на колени, поддерживает, смотрит мне в глаза.

— Пора. Теперь быстрее! Выкладывай стену.

Ближе.

Выкладываю стену. Кирпич за кирпичиком. Ряд за рядом. Строю высокую башню, как у Рапунцель, но без окон, так что опустить волосы некуда.

Без шансов на спасение.

— Не забывай, кто ты! — кричит он. Хватает за плечи. Встряхивает.

Волна ужаса смывает море. Песок. Его слова, синяки на руках, боль в груди и ногах.

Все здесь.

Странно.

Ладно, пусть мне недостает опыта, на основе которого можно строить такое заключение. Пусть мне шестнадцать, и я не заторможенная и не тупая, и меня не запирали с детства в кладовке — насколько я знаю, — но зачистка есть зачистка. Она лишает тебя жизненного опыта.

Чтобы все перестало быть впервые, требуется какое-то время. Первые слова, первые шаги, первый паук на стене, первый ушибленный палец. Ну, ты понимаешь: все впервые.

Так что сегодняшнее ощущение — странное и незнакомое — может быть из того же ряда.

Я сижу, кусаю от волнения ногти и жду, когда мама, папа и Эми заберут меня из больницы и увезут домой. Вот только не знаю, кто они. Не знаю, где «дом». Вообще ничего не знаю. Разве такое не странно?

Бззззз. На запястье мягко вибрирует «Лево» — предупреждение. Опускаю глаза. Смотрю. Уровень психоэмоционального состояния упал до 4.4, ниже черты довольства. Кладу в рот квадратик шоколада — вкус наслаждения. Смотрю — показатель понемножку повышается.

— Будешь много нервничать — поправишься.

Вздрагиваю.

У двери стоит доктор Лизандер. Высокая, худая, в белом халате. Темные волосы стянуты на затылке. Очки с толстыми стеклами. Она скользит, неслышная, как призрак — об этом говорят только шепотом, — и как будто всегда заранее знает, когда кто-то, как здесь говорят, уйдет в красное. Но она не такая, как некоторые из медсестер, которые могут вытащить тебя одними объятиями. Милой ее точно не назовешь.

— Пора, Кайла. Идем.

— А это обязательно? Можно мне остаться?

Она качает головой. Нетерпеливый взгляд,

словно говорящий: я слышала это миллион раз. Или,

по крайней мере, 19417, потому что 19418 — номер на моем «Лево».

— Нет. И ты знаешь, что это невозможно. Комната нужна другим. Идем.

Она поворачивается, выходит за дверь. Я беру сумку. Она легкая, хотя в ней все, что у меня есть.

Прежде чем закрыть дверь, осматриваюсь. Мои четыре стены. Две подушки, одеяло. Шкаф. Раковина с отбитым уголком — единственное, что отличает мою комнату от других таких же, растянувшихся по бесконечному коридору на этом и других этажах. Первые вещи, которые я помню.

Целых девять месяцев это моя вселенная. Моя комната и еще офис доктора Лизандер, спортзал и школа этажом ниже для таких же, как я.

Бзззз. На этот раз сигнал более настойчивый, вибрация ощутимее. Прибор требует моего внимания. Уровень опустился до 4.1.

Слишком низко.

Доктор Лизандер оборачивается и негромко цокает языком. Потом наклоняется, так что мы оказываемся лицом к лицу, и прикладывает ладонь к моей щеке. Еще одно первое воспоминание.

— У тебя все будет хорошо. В первое время мы будем видеться каждые две недели.

Она улыбается. Редкая для ее губ растяжка выглядит неуместно, будто ей некомфортно, будто она сама толком не знает, как оказалась здесь и что делать дальше. Я так удивлена, что забываю про свои страхи и начинаю уходить от красного вверх.

Доктор Лизандер кивает, выпрямляется и идет по коридору к лифту.

Мы молча спускаемся на первый этаж и проходим по короткому коридору к еще одной двери. Здесь я раньше не бывала — по понятным причинам. Над дверью табличка с надписью «ОБРАБОТКА и ВЫПУСК». Того, кто прошел через эту дверь, здесь больше не увидят.

—Иди, — говорит она.

Колеблюсь, потом толкаю дверь. Оборачиваюсь — сказать «до свидания» или «пожалуйста, не бросайте меня», но она уже исчезает в кабине лифта, и мне остается только краешек белого халата и темных волос.

Сердце стучит слишком быстро. Я вдыхаю и выдыхаю и каждый раз, как нас учили, считаю до десяти, пока оно не начинает замедлять бег. Потом расправляю плечи и раскрываю дверь пошире. За порогом — длинная комната с дверью в дальнем конце, вдоль одной стены — пластиковые стулья. На стульях двое Зачищенных, перед каждой на полу такая же, как у меня, сумка на ремне. Я знаю обеих по занятиям, хотя и нахожусь здесь дольше. Как и я, они сменили голубые хлопчатобумажные комбинезоны, нашу обычную форму, на джинсы. Еще одна форма? Они улыбаются, рады, что уходят наконец из больницы в семьи.

И не важно, что раньше они не встречались.

Медсестра за столом у другой стены поднимает голову. Я стою на пороге, медлю и не даю двери закрыться. Она едва заметно хмурится и машет мне рукой, приглашая войти.

— Проходи. Ты Кайла? Прежде чем я тебя выпишу, нам нужно отметиться, — говорит она и широко улыбается.

Заставляю себя подойти к ее столу. Дверь с шорохом закрывается у меня за спиной. «Лево» вибрирует. Медсестра берет мою руку и сканирует прибор. Вибрация усиливается, уровень падает до 3.9. Она укоризненно качает головой, держит меня одной рукой, а другой втыкает шприц в плечо.