Стервятники
Шрифт:
Часовые, которые еще вчера, завидев полковника, вытягивались в струнку, сейчас не торопились приветствовать его, а когда наконец вяло отсалютовали, один при этом нахально улыбнулся. В небольшой общине колонии новости распространялись быстро, и, очевидно, весь гарнизон уже знал о его отстранении от службы. Якобус Хоп, должно быть, с удовольствием распространил эту новость, решил Шредер и обрушился на часового:
— Убери эту ухмылку с лица, парень, или, клянусь Господом, я сотру ее своей саблей!
Тот мгновенно стал серьезным и вытянулся, устремив вперед застывший взгляд. Но когда Шредер пересекал двор, Мансеер и другие надсмотрщики перешептывались и обменивались
Человеку такого гордого нрава трудно было перенести подобное унижение, и полковник подумал, что гораздо хуже будет, когда он вернется в Голландию и предстанет перед Советом Семнадцати. О его позоре будут шуметь во всех тавернах и портах, во всех гарнизонах и частях, в гостиных богатых домов и поместий Амстердама. Ван де Вельде прав. Он станет изгоем.
Он широким шагом миновал ворота и прошел по мосту через ров.
Шредер не знал, куда идет, но направился к берегу и постоял немного, глядя на море. С трудом совладав с бурей чувств, он принялся искать выход: как уйти от презрения и насмешек, которые он не в силах вынести.
«Покончу с собой, — решил он. — Это единственный возможный выход». Но тотчас все в нем восстало против подобной трусости. Он вспомнил, какое презрение внушал ему офицер, который из-за женщины вложил ствол пистоли себе в рот и снес выстрелом половину черепа.
— Это для труса! — вслух сказал Шредер. — Не для меня.
Однако он понимал, что не сможет нарушить приказ Ван де Вельде о возвращении в Голландию. Не мог он и оставаться на мысе Доброй Надежды или уплыть в любую другую голландскую колонию. Он изгнанник и должен искать прибежище там, где никто не знает о его позоре.
Он принялся разглядывать корабли в заливе. Вот «Вельтевреден», на котором Ван де Вельде хочет отправить его назад, на суд Семнадцати. Взгляд Шредера перекочевал к трем другим голландским кораблям, стоявшим поблизости. На голландском он плыть не может. Но иностранных кораблей всего два. Один — португальский работорговец, идущий на рынки Занзибара. Сама мысль о плавании на таком корабле внушает отвращение, тем более что исходящее от него зловоние ощущалось даже не берегу. Второй корабль — английский фрегат, и, судя по виду, корабль спущен на воду недавно и оснащен на славу. Все снасти новые, атлантические штормы лишь слегка ободрали краску с бортов. Фрегат похож на военный корабль, но Шредер слышал, что это вооруженное купеческое судно, принадлежащее частному лицу. Полковник отчетливо видел на транце корабля его название — «Золотой куст». Вдоль борта пятнадцать орудийных портов; фрегат демонстрирует свое вооружение, легко покачиваясь на волнах, но Шредер понятия не имел, откуда он пришел или куда направляется. Однако он точно знал, где все это можно выяснить, и, покрепче посадив шляпу на парик, пошел вдоль берега к ближайшему скоплению жалких хижин, где располагались бордели и пивные для моряков.
Даже в такой час утра остерия была полна народу, и в помещении без окон было темно и душно, все пропахло табаком и испарениями дешевого алкоголя и давно немытого человеческого тела. Девки в основном туземные, но есть и две-три белые женщины, которые слишком состарились и подурнели, чтобы работать даже в портах Роттердама или Сен-Пола. Они каким-то образом находили корабли, которые доставляли их на юг, и, как крысы, выбирались на берег, чтобы провести последние дни в этом жалком окружении, пока французская болезнь не добьет их окончательно.
Положив руку на рукоять сабли,
— Где сидят моряки с «Золотого куста»? — спросил он, бросив на грязный стол серебряный риксдалер.
Шлюха схватила щедрую подачку и спрятала под лифом грубого платья, а потом кивком показала на стол в углу комнаты, за которым сидели трое моряков.
— Отнеси этим господам горшок с той мочой, что вы здесь подаете как пиво, и скажи, я за него заплатил.
Выходя из остерии полчаса спустя, Шредер знал, куда направляется «Золотой куст», а также как зовут капитана и каков его нрав. Спустившись к воде, он нанял шлюпку и приказал везти себя на фрегат.
Якорная вахта на борту «Золотого куста» заметила его, едва шлюпка отошла от берега; по одежде и манерам моряки заключили, что он занимает важное положение. Когда Шредер окликнул матросов на палубе и попросил разрешения подняться на борт, плотный краснолицый старшина-валлиец встретил его и провел на корму в каюту, где ему навстречу поднялся капитан Кристофер Левеллин. Усадив гостя, он предложил Шредеру оловянную кружку с портером. Капитан испытал явное облегчение, обнаружив, что гость хорошо владеет английским. Левеллин признал в Шредере джентльмена и равного себе и заговорил с ним открыто и откровенно.
Вначале они побеседовали о недавней войне между двумя странами и оба признали, что довольны заключенным миром, потом перешли к морской торговле в восточных морях, к государствам, которые владеют областями Вест-Индии и более дальними территориями, а также к политике этих государств. Все это осложнялось соперничеством европейских держав, чьи купцы и корабли во всевозрастающем количестве появлялись в тех краях.
— Положение в восточных странах еще больше запутывают религиозные конфликты, — заметил Левеллин. — Мое нынешнее плавание предпринято по просьбе христианского короля Эфиопии Пресвитера Иоанна, он просил о военной помощи в войне с мусульманами.
Упоминание о войне на Востоке заставило Шредера выпрямиться в кресле. Он был солдатом, сейчас не у дел, а война — его профессия.
— Я не слышал об этом. Пожалуйста, расскажите подробнее.
— Великий Могол отправил флот и армию под командованием своего младшего брата Садик Хан Джахана, чтобы отнять земли на Африканском Роге у короля-христианина. — Левеллин прервал объяснения, чтобы спросить: — Скажите, полковник, разбираетесь ли вы в исламе?
Шредер кивнул.
— Да, конечно. Многие люди, которыми мне довелось командовать за тридцать лет, были мусульманами. Я говорю по-арабски и изучал ислам.
— В таком случае вам известно, что одна из основ этой религии — хадж, паломничество к месту рождения пророка, в Мекку, которая находится на восточном берегу Красного моря.
— Ага! — сказал Шредер. — Я понимаю, к чему вы клоните. Любой паломник из царства Великого Могола в Индии по пути в Мекку должен обогнуть по Красному морю Африканский Рог. И это приводит к столкновению там двух религий. Я правильно предположил?
— Полковник, поздравляю вас с глубоким проникновением в религиозные и политические особенности положения дел. Именно под этим предлогом Великий Могол напал на Пресвитера Иоанна. Конечно, арабы торговали с Африкой еще до рождения нашего Спасителя Иисуса Христа и пророка Мухаммеда. С острова Занзибар они постепенно начали распространять свое господство на материк. И теперь пытаются захватить и подчинить самое сердце христианской Эфиопии.