Стервятники
Шрифт:
Люди Хэла топорами расчистили небольшое пространство на другой стороне заросшего густым лесом острова, на противоположной стороне пролива, где их не увидеть с «Морейской чайки». Сделав большой круг по лесу, Хэл смог незаметно для наблюдателей с корабля Канюка перевезти своих людей и материалы.
В первый вечер они работали далеко за полночь при свете смоляных факелов. Все понимали, что нужно спешить, и, обессилев, просто легли на мягкую листву под деревьями и спали, пока не стало достаточно светло для возобновления
К полудню следующего дня все пять необычных суденышек были готовы к переправке в укрытие в роще на краю лагуны. В отлив сэр Фрэнсис прошел по тропе через лес, чтобы осмотреть работу.
Он с сомнением кивнул.
— Надеюсь, они плавучие, — сказал он задумчиво, медленно обходя неуклюжие сооружения. — Узнаем, когда в первый раз их отправим.
Хэл устал и готов был сорваться.
— Даже чтобы доставить тебе удовольствие, отец, я не могу устроить показ.
Отец посмотрел на него, скрывая удивление. Щенок стал молодым псом и научился огрызаться, подумал он с отцовской гордостью. Он требует уважения к себе, и, по правде говоря, заслуженно.
Вслух он сказал:
— Ты хорошо распорядился тем временем, что было в твоем распоряжении, — и это сразу смягчило гнев Хэла. — Я пришлю свежих людей, чтобы переместить их и спрятать в роще.
Хэл так устал, что с трудом поднялся по веревочной лестнице на борт «Решительного». Но хоть он и выполнил задание, отец не позволил ему уйти в каюту.
— Мы стоим на якоре сразу за «Чайкой». — Он показал на темные очертания другого корабля в освещенном луной проливе. — Ты подумал, что делать, если один из твоих дьявольских кораблей минует «Чайку» и поплывет к нам? Без мачты мы не можем маневрировать.
— Аболи уже вырезал в лесу длинные бамбуковые шесты. — Хэл не мог скрыть, что устал как собака. — С их помощью мы сможем оттолкнуть плывущий брандер и направить его к берегу. — Он повернулся и показал на берег, где среди деревьев горели огни лагеря. — А Канюка мы захватим врасплох, шестов у него не будет.
Наконец отец был удовлетворен.
— Теперь иди отдохни. Завтра вечером мы откроем заседание ложи — будь готов отвечать на вопросы катехизиса.
Хэл неохотно вынырнул из пропасти сна. Несколько мгновений он не мог понять, что его разбудило. Потом услышал царапанье за стеной.
Он мгновенно проснулся, забыв об усталости. Скатился с койки и пригнулся у панели. Царапанье стало настойчивым и требовательным. Он простучал короткий ответ и поискал в темноте затычку своего глазка. Едва он вытащил ее, в отверстие пробился луч желтого света, но тут же исчез — Катинка прижалась губами к отверстию и сердито прошептала:
— Где ты был прошлой ночью?
— Дела на берегу, — прошептал в ответ Хэл.
— Не верю, — сказала она. — Ты пытаешься уйти от наказания. Ты сознательно не слушаешься меня.
— Нет, нет, я…
— Немедленно открой панель!
Он ощупью нашел кортик, висевший на ремне в ногах койки,
— Иди сюда! — приказал ее голос, и он принялся протискиваться в дыру. Пришлось нелегко, но немного погодя он уже стоял на четвереньках на полу ее каюты. Хэл хотел встать, но Катинка остановила его.
— Не поднимайся!
Он поднял взгляд: она стояла над ним. Катинка была одета в ночную сорочку из какого-то прозрачного материала. Ее великолепные волосы свободно свисали до талии. Лампа освещала ее тело сквозь тонкую ткань, шелк не скрывал блеска кожи.
— Бесстыдник, — сказала она. Хэл стоял перед ней, коленопреклоненный, словно перед священным изображением. — Ты пришел ко мне обнаженный. Не проявил уважения.
— Простите! — ахнул он. В спешке повинуясь ей, он забыл о своей наготе и теперь закрыл руками свой срам. — Я не хотел проявить неуважение.
— Нет! Не закрывайся!
Своей рукой она отвела руки Хэла. Оба смотрели на его промежность. Его член медленно разбухал, поднимался, протянулся к ней, и крайняя плоть сама по себе оттянулась.
— Смогу ли я прекратить эту мерзость?
Катинка схватила его за руку, подняла и потащила за собой в роскошную каюту, где он увидел ее впервые.
Она села на кровать и посмотрела на Хэла. Она расставила длинные стройные ноги, и шелк опустился по обе стороны. Катинка взяла в руку свои курчавые волосы и, неожиданно задохнувшись, сказала:
— Ты должен повиноваться мне во всем, дитя темной ямы.
Она развела бедра, притянула к себе его лицо и прижала к вершине невероятно мягкой и шелковистой горки, поросшей курчавыми волосами.
Он почуял запах моря, запах соленой воды и водорослей, запах плывущих в глубине серебристых живых существ, теплый мягкий аромат островов, соленого прибоя, бьющего в нагретый солнцем берег. Он пил этот запах распахнувшимися ноздрями, а потом губами поискал его источник.
Катинка заерзала по атласным покрывалам, подставляясь его рту, раздвинула бедра еще шире и наклонилась чуть вперед, раскрываясь перед ним. Схватив Хэла за волосы, она потянула его голову, направляя к крошечному тугому розовому бугорку плоти, таящемуся в глубине срамной щели. Когда он отыскал этот бугорок языком, она ахнула и задвигалась под его лицом, как будто скакала верхом на жеребце. И издавала негромкие противоречивые возгласы:
— Прекрати! Пожалуйста, остановись! Нет! Не останавливайся! Никогда не останавливайся!
Неожиданно Катинка оттолкнула его голову от своих напряженных бедер, откинулась на простыни и потащила Хэла за собой. Он почувствовал, как ее маленькие твердые пятки впиваются ему в спину: она обхватила его ногами, а ее ногти, как ножи, резали твердые мышцы его плеч. Но всякое ощущение боли пропало в скользком поглощающем тепле, когда он глубоко проник в нее и, чтобы заглушить крик, зажал в зубах клок ее золотых волос.