Стервятники
Шрифт:
Все его чувства обострились. Даже сквозь шум ветра и скрип такелажа он слышал голос отца и различал если не слова, то тон: внизу, на далекой палубе, рыцарь-навигатор негромко разговаривал с рулевым. Когда отец втягивал дым и трубка разгоралась красным светом, юноша видел орлиный нос сэра Фрэнсиса и его густые брови. Хэлу казалось, что отец никогда не спит.
Парень чувствовал йодистый запах моря, свежий аромат водорослей и соли. Обоняние у него настолько обострилось за месяцы, проведенные на чистом морском воздухе, что он ловил даже слабые запахи далекой земли, теплый дух пропеченной африканской почвы, похожий на аромат горячего сухаря на печи.
И тут появился другой запах, такой слабый, что Хэл решил, будто нос его подводит. Минуту спустя
Неожиданно запах возник снова, такой ароматный и пьянящий, что Хэл пошатнулся, как пропойца над кувшином бренди, и едва сдержал возбужденный крик. С усилием сжимая челюсти, одурманенный благоуханием, он перебрался через край «вороньего гнезда» и начал спускаться по вантам на палубу. Он бежал босиком так неслышно, что отец вздрогнул, когда Хэл коснулся его руки.
— Почему ты оставил пост?
— Я не мог окликнуть тебя сверху: они слишком близко. Могли тоже меня услышать.
— О чем ты болтаешь, парень? — Отец гневно вскочил. — Говори ясно.
— Отец, разве ты не чувствуешь?
Он настойчиво потряс руку отца.
— Что чувствую? — Отец достал трубку изо рта. — Что ты почуял?
— Пряности! — ответил Хэл. — Воздух пропах пряностями.
Нед Тайлер, Аболи и Хэл быстро двигались по палубе, будили моряков, предупреждали о необходимости тишины и направляли на боевые позиции. Никаких сигналов барабаном. Их возбуждение оказалось заразительным. Ожидание закончилось. Голландец где-то поблизости, с подветренной стороны в темноте. Теперь все ощущали запах сказочного груза.
Сэр Фрэнсис погасил свечу на нактоузе, так что на корабле не осталось огней, и передал боцманам ключи от оружейных ящиков. Их держат запертыми, пока не покажется добыча, из страха мятежа, который всегда таится в сознании каждого капитана. В обычное время только младшие офицеры вооружены абордажными саблями.
Поспешно раскрыли ящики и раздали оружие. Абордажные сабли из доброй шеффилдской стали, с простыми деревянными рукоятями и гардами в виде корзинок. Пики с древком в шесть футов из английского дуба, с тяжелыми восьмигранными железными наконечниками. Те люди из экипажа, которые не очень умели фехтовать, брали прочные копья или топоры, способные одним ударом разрубить человеку голову до плеч.
Мушкеты были в стойках в пороховой камере. Их вынесли наверх, и Хэл помогал пушкарям заряжать их горстями свинцовых пуль поверх пригоршни пороха. Неуклюжее, неточное оружие, эффективное при дальности не более двадцать-тридцать ярдов. После того как взведен курок и приложен горящий шнур, оружие выпускает облако дыма, а потом его нужно снова заряжать. На это уходит две-три жизненно важные минуты, и в это время мушкетер находится во власти врага.
Хэл предпочитал лук — знаменитый английский длинный лук, который косил французских рыцарей при Азенкуре. За то время, что требуется на перезарядку мушкета, он успеет выпустить дюжину стрел. Длинный лук способен на расстоянии в пятьдесят шагов точно послать стрелу в грудь противника и даже через нагрудник кирасы пронзить его до позвоночника. По обе стороны «вороньего гнезда» висели два колчана со стрелами, всегда готовые к употреблению.
Сэр Фрэнсис и офицеры надели полудоспехи, легкие кавалерийские кирасы и стальные шлемы. Доспехи, погнутые и побитые во многих схватках, заржавели от морской соли.
Вскоре корабль был готов к бою, экипаж вооружен. Однако орудийные порты были закрыты, и полукулеврины не выкачены. Большинство людей Нед и другие боцманы загнали вниз, остальным приказали лежать на палубе, укрываясь за шпангоутом. Ни один шнур не зажигали, чтобы огонь и дым не могли предупредить добычу об опасности. Однако у основания каждой мачты горели жаровни с углем, а из орудийных портов деревянными молотками, закутанными в тряпье, чтобы звуки ударов не были слышны, выбили клинья.
Аболи тихо пробрался в темноте к тому месту у подножия мачты, где стоял Хэл. Свою лысую голову чернокожий обернул алой тканью, конец которой свешивался ему на спину, за пояс засунул саблю. В руке он держал сверток разноцветного шелка.
— От твоего отца. — Он сунул сверток в руки Хэлу. — Ты знаешь, что с этим делать! — Он дернул Хэла за волосы. — Отец велел тебе оставаться на мачте, что бы ни случилось. Понял? — Он повернулся и торопливо вернулся на нос.
Хэл скорчил ему в спину недовольную гримасу, но послушно поднялся по вантам. Добравшись до топ-реи, он всмотрелся в темноту, но по-прежнему ничего не увидел. Даже аромат пряностей исчез. Хэл почувствовал тревогу: а что, если ему только показалось? «Нет, просто добыча ушла с ветра, — успокаивал он себя. — Сейчас она, вероятно, на траверзе».
Юноша прикрепил флаг, который дал ему Аболи, к сигнальному фалу, готовый развернуть его по приказу отца. Потом снял парусину с пороховой полки фальконета. Проверил натяжение тетивы, прежде чем поставить лук в стойку рядом со связками стрел длиной в ярд каждая. Теперь оставалось только ждать. Корабль под ним неестественно затих, даже склянки не отбивали время, только ветер негромко пел в парусах и скрипел такелаж.
День наступил с той внезапностью, к какой Хэл уже привык в этих африканских морях. Из умирающей ночи поднялась высокая яркая башня, сверкающая, как покрытая льдом горная вершина, — большой корабль под массой блестящих парусов, с такими высокими мачтами, что они словно срывали с неба последние бледные звезды.
— Вижу парус! — крикнул Хэл на палубу, так, чтобы его не услышали на незнакомом судне, которое от них отделяла лига темной воды. — Прямо по левому борту!
И тут же раздался голос отца:
— Топ-мачта! Поднять флаг!
Хэл потянул за сигнальный трос, и серебристый сверток взвился на вершину мачты. Там он развернулся, и юго-восточный ветер подхватил трехцветный флаг Голландской республики, оранжево-бело-голубой. Через мгновение на бизани и фок-мачте развернулись флаги и вымпелы, украшенные гербами Объединенной Вест-Индской компании. Флаги подлинные, всего лишь четыре месяца назад захваченные на «Хеерлике Нахт». Даже штандарт Совета Семнадцати настоящий. Вряд ли у капитана галеона было время узнать о захвате такого корабля и усомниться в верности незнакомой каравеллы.
Корабли сходились: даже в темноте сэр Фрэнсис правильно рассчитал курс перехвата. Не было необходимости его менять и тем самым встревожить голландского капитана. Но спустя несколько минут стало ясно, что «Леди Эдвина», несмотря на обросший корпус, движется быстрее, чем галеон. Вскоре она начнет перегонять голландца, а этого следовало избежать.
Сэр Фрэнсис разглядывал галеон в подзорную трубу; он сразу понял, почему этот корабль так медлителен и неловок: грот-мачта у него временная, да и на других мачтах и такелаже много повреждений. Должно быть, в восточном океане корабль попал в страшную бурю, и это объясняет его запоздалый приход к мысу Игольный. Сэр Фрэнсис понимал, что не может маневрировать, чтобы не обеспокоить голландца, но ему необходимо было оказаться за его кормой. К этому он подготовился: сделал знак плотнику, стоявшему у поручня, и тот вместе с помощником поднял большой парусный плавучий якорь и бросил его за корму. Якорь погрузился в воду и, как узда сильного жеребца, резко затормозил ход «Леди Эдвины». Сэр Фрэнсис снова оценил соотношение скоростей двух кораблей и удовлетворенно кивнул, потом осмотрелся: большинство людей прячутся на нижней палубе или лежат за шпангоутами, их невозможно разглядеть даже с топ-мачты галеона. Оружия не заметно, пушки притаились за закрытыми портами. Когда сэр Фрэнсис захватил эту каравеллу, она была голландским торговым судном, подвизавшимся на западном побережье Африки. Превращая его в каперский корабль, он старательно сохранял невинную наружность и обыденный вид. На палубе и на вантах видны только человек десять, и это нормально для медлительного купца.