Стержень мрака (Атлантический дневник)
Шрифт:
И еще одна истина, настолько простая, что мы постоянно упускаем ее из виду: далеко не все проблемы имеют очевидные решения. Она-то как раз в корне противоречит всему, чему учит капитализм, который существует как способ решения любых проблем, но закономерно не в состоянии решить одну, в которую превратился сам.
Мы начертали на своем знамени девиз свободы, а кончили тем, что воздвигли себе золотую клетку. Некогда покорители континентов, мы стали поколением программистов и страховых агентов. Вот что сказал о нас британский государственный муж и философ Эдмунд Бёрк: «Воздействие свободы на людей таково, что они могут делать, что им вздумается; но прежде, чем спешить с поздравлениями, нам следует посмотреть, что именно им вздумается».
ГОНЧИЕ
Когда мы приземлились в Майами, моросил дождь, и с надеждой на золотой тропический загар пришлось проститься. Оно, впрочем, и к лучшему: на зимней пражской улице есть риск сойти за идиота, коротающего досуг в солярии, а то и просто за жертву желтухи.
Пятнадцать по Цельсию – для февраля как будто бы вполне недурно, но, как и в прошлые визиты, местные жители жаловались на небывалый холод. Доверчивого гостя обмануть нетрудно, но я прилетал во Флориду зимой уже не раз, и пятнадцать градусов – вполне типично.
В Майами живет прославленный на весь мир мальчик Элиан, чья мать погибла, пытаясь бежать с Кубы. Отец ребенка, поощряемый Фиделем Кастро, требует его выдачи назад, и американская администрация вполне бы рада пойти навстречу, но кубинская община Флориды стоит насмерть за маленького эмигранта. В ходе этого противоборства местные энтузиасты установили, что от Элиана исходит чудодейственная целительная сила, и охранникам, сопровождающим его в школу, приходится отгонять назойливых пациентов, пытающихся прикоснуться к мальчику.
Но для меня Майами с чудодейственным мальчиком – лишь пункт пересадки, почтовая станция. С чемоданом наперевес я отправляюсь на поиски терминала компании American Eagle, которая ведает челночными рейсами в Сарасоту на западном побережье полуострова. Судя по всему, ее местопребывание в здешнем аэропорту засекречено: все мои расспросы не ведут ни к чему, принося многочисленные и совершенно различные результаты. Женщина-диспетчер у одного из накопителей участливо меня выслушивает, затем спрашивает, старательно подбирая слова:
– По-испански говорите?
– Нет, – отвечаю я упавшим голосом.
– А жаль. Алисия знает очень много, – она кивает на свою партнершу поодаль, – но по-английски с ней не получится.
Тут приходит на помощь одна из окрестных кругосветных пассажирок:
– Вам перевести с португальского?
– С английского, – отрезаю я и семеню прочь, устыдившись собственной грубости. Язык, наверное, доведет и до Киева, но в Майами он должен быть испанским.
Жители Сарасоты очень гордятся своим городом. В этом они ничем не отличаются от жителей любого города Америки. Мне немедленно сообщают, что здесь есть оперный театр и музей изобразительных искусств. Кроме того, меня уверяют, что жители не запирают своих домов. Эту историю я слышал во многих местах, но обычно в прошедшем времени: дескать, вот как упали нравы, а раньше мы даже дверей не запирали. Но я тут же убеждаюсь, что дом, оказавший мне гостеприимство, действительно запирается только на ночь – днем вход и выход свободный. Хозяйка владеет художественными галереями во Флориде и Массачусетсе, и попади сюда интеллигентный вор, ему вполне нашлось бы чем поживиться. Даже я, круглый невежда, понимаю, что рисунки Джорджии О’Киф, которыми увешана моя комната, тянут на многие тысячи. Между тем с хозяйкой я познакомился всего час назад, она – приятельница моих друзей, встреча с которыми и стала целью визита. Впрочем, такое подчеркнутое невнимание к дверным замкам – редкая прерогатива зажиточной Сарасоты и ее вымуштрованной полиции: где-нибудь в Тампе, километрах в сорока к северу, даже чугунный засов нельзя считать гарантией.
Утром, пока меня не подобрали для осмотра курортных достопримечательностей, я отправляюсь завтракать в одно из местных заведений. О традиционном американском завтраке я мечтаю написать давно, но тема требует полотна пошире и красок поярче. Просто перечислю полное меню, то, что по-английски называется the works :
Современный человек видит Флориду через призму ее бесконечного пляжа. Такой взгляд сложился исторически довольно поздно, наши предки к пляжам были равнодушны, и даже многим жителям побережья само искусство плавания было неизвестно.
Самые коренные жители Флориды – это индейское племя семинолов, но и они пришли сюда сравнительно поздно. Семинолы прибыли в начале XIX века, спасаясь от напора белых поселенцев в Джорджии, но и тут их в покое не оставили.
На заре американской государственности президентские администрации старались защищать индейские племена от притеснения – отчасти из вполне гуманных соображений, отчасти из политических, потому что в конфликтах с Великобританией и Испанией индейцы могли встать на любую сторону. Но со времен президента Монро, когда все эти международные конфликты были разрешены, у индейцев был отнят и этот последний козырь. А затем, вместе с Эндрю Джексоном, к власти пришла новая демократическая партия, которая из популистских мотивов уступила давлению своих избирателей, требовавших новой земли. Так началось «великое выселение».
С большинством индейских племен к этому времени были заключены договоры, гарантировавшие им неприкосновенность наследственных земель. Но бумага никого не защитила, индейских вождей с помощью обмана, подлога или просто виски заставляли подписывать новые договоры, об эвакуации за Миссисипи в какие-нибудь два-три года. Всей компенсации едва хватало на переселение, по пути погибало до половины народа, а те, кто добирались, нередко обнаруживали, что им отведена пустыня или болото.
Когда в 1821 году Флорида официально вошла в состав Соединенных Штатов, семинолов там было около 5 тысяч, и во время «великого выселения» часть из них депортировали в Оклахому. Оставшихся возглавил Осиола, известный по русскому переводу Майн Рида как Оцеола. Он убил прежнего вождя, подписавшего предательский договор, и с горсткой сторонников годами вел партизанскую войну против белой державы. В конце концов он был захвачен в плен, где и умер.
Сейчас у семинолов – несколько поселков в южных мангровых джунглях, а у дороги, пересекающей полуостров, можно посетить лавочку с образцами индейских промыслов. Семинолы давно не воюют, но они – единственное племя, так и не заключившее с Соединенными Штатами мира. Их название – искаженное испанское слово cimarron , «неукротимые».
Последний этап «великого выселения» пришелся уже практически на наше цивилизованное время. В 1960 году индейцы тускарора, чудом сумевшие отстоять свою резервацию на Ниагаре более ста лет назад, были удалены оттуда для нужд строительства гидроэлектростанции, и тогдашний Верховный суд США утвердил это решение. Вот что написал в своем особом мнении судья Блэк, к которому присоединились судьи Уоррен и Даглас, не согласившиеся с постановлением большинства:
Судя по документам, земли их резервации – не самые плодородные, пейзаж – не самый красивый, а их дома – не самые замечательные образцы архитектуры. Но это – их родина, родина их предков. Там родились они, их дети и их предки. У них тоже есть свои воспоминания и своя любовь. Есть вещи, которые дороже денег и ассигнований на новые предприятия. Мне жаль, что наш суд стал правительственным ведомством, которое обмануло доверие зависящего от нас народа. Великие государства, как и великие люди, должны держать свое слово.