Стезёю вечного Заката
Шрифт:
— Возможно, Шорх считает, что сможет владеть всей Накельтой. Быть может, даже думает, что сделает миру благо, полностью перестроив его по своему усмотрению. Но это всё не так. Запомни, брат, один человек, даже самый выдающийся, самый умный, великий и благородный, не должен решать судьбу целого мира. Он не сможет сделать благо для всех, ибо творимое им будет только лишь отражением его личности. А ни одна личность не может быть совершенной. И должна не только мыслиться в самой себе, но и отражаться во внешних зеркалах, — Зоклас немного помолчал. — Вот потому даже столь древняя и мощная первостихия, как Закат, сочетает в себе противоположности — День и Ночь, стараясь удержать их в гармонии. Помни об этом.
Силж кивнул. Он не
— Помнишь, там, в горах Вельгейта, мы с тобой уже говорили о том, что обретение ранее неведомой силы налагает новую ответственность и расширяет горизонты мышления. Это истинно так. Мышление становится более тяжёлой работой, если позволительно так сказать. Потому что осознаёшь более масштабную картину всего происходящего в мире, улавливаешь её новые фрагменты, мелкие детали, о которых раньше не подозревал, или не придавал им значения. Это как мозаика, которую благородные родители дают складывать детям для развития усидчивости и внимательности. Ты должен постоянно собирать в голове такую мозаику, охватывая как можно большее. И стараться, чтобы она получалась гармоничной. И чтобы в неё вписывались даже те кусочки, которые, быть может, не нравятся тебе лично, но для гармонии необходимы… — Зоклас прервался и вздохнул. — Впрочем, ладно, я углубляюсь в детали. Думаю, основную мысль ты уловил, а там ещё когда-нибудь вспомнишь и поразмыслишь над этим.
Маг улыбнулся, хлопнул друга по плечу и встал:
— Ну что, кажется, дичь уже готова отправиться на своё законное место в наших желудках. Зови всех!
После сытного ужина все улеглись спать, на страже остался лишь Зоклас, вызвавшийся сам. Он отошёл подальше от круга, охваченного светом небольшого костра, и уселся в темноте под огромной сосной. В руках маг вертел золочёный медальон, который все эти дни носил на груди — так было легче контролировать его силами Заката, оставляя для восприятия Шорха лишь узкую лазейку. Теперь же пришла пора сделать то, о чём он пока не мог сказать никому. Лишь безмолвный маг Эль-Ифарх знал это без слов и был готов к тому, что последует. По крайней мере, Зоклас надеялся, что решимость не покинет старика, получившего на склоне лет дар Заката…
Зоклас прикрыл глаза и аккуратно коснулсясквозь тонкие силы Заката своих спутников, лежащих вокруг костра. Важно было убедиться, что они крепко спят. Особенно Силж. Удостоверившись, что сон магвоя достаточно глубок, Зоклас раскрыл ладони и пристально посмотрел на согретый их теплом медальон. Потом крепко зажал его в левой руке, а пальцы правой напряг и согнул как когти хищной птицы. Ногти ярко замерцали красно-жёлтым, маг концентрировал в них большие силы. Через некоторое время тонкие и острые, как рассекающий плоть инструмент лекаря, лучи сорвались с них и медленно очертили круг по боковым граням медальона, вскрывая тонкий слой золота. Лицевая часть красивой вещицы отпала, словно снятая крышка, и Зоклас подхватил её, не дав упасть в траву. Подержал в светящейся руке, остужая разогретые края на прохладном ветерке, потом положил себе на коленку. А из вскрытого медальона, осторожно касаясь наполненными силой Заката пальцами, извлёк маленький чёрный диск.
Это был очень опасный момент. Защитный кокон, сплетённый в Мистарте силами Дня, полностью рассеялся, как и вся магия, которой Зоклас укрывал золотую оболочку. Маг знал, что, если ему не удастся тщательно укутать теперь уже сам диск непроницаемыми слоями закатных сил, Шорх тотчас получит чёткий сигнал, выдающий точное местонахождение беглецов. Тогда он сможет открыть Иной путь прямо сюда. Этого нельзя было допустить. Нужно было до поры продолжать игру, «кормя» Гасителя едва заметным, «размытым» откликом его диска. Зоклас предельно сосредоточился, «наматывая» один за другим невидимые защитные слои. Наконец, удовлетворённо кивнул сам себе, вытирая выступивший на висках пот.
Ещё раз убедившись, что все по-прежнему спят, и его действия остались незамеченными, Зоклас быстро опустил чёрный диск в специально купленный в деревне кожаный мешочек и спрятал под одежду. А выуженный из того же мешочка маленький плоский камешек, тоже загодя подобранный на берегу речки, вставил в золотую оправу на освободившееся место. Он подошёл не плотно, поэтому пустые места маг тщательно залепил землей, чтобы внутри медальона ничего не «болталось». Потом приставил на место снятую лицевую часть медальона, положил его на землю и, вновь исторгнув из пальцев горячее пламя Заката, заплавил её по той же кромке, которую оставили умельцы в Мистарте. Так вольно обращаться с благородным металлом, плавящимся при огромной температуре, было очень трудно; магу пришлось затратить уйму сил, прежде всего на собственную защиту от неимоверного жара. Но в итоге всё получилось.
В очередной раз дав золоту остыть, Зоклас внимательно осмотрел медальон (благо, магия Заката позволяла ему при необходимости видеть в темноте не хуже, чем днём). Он удовлетворённо хмыкнул: явно видимых следов того, что вещицу вскрывали, не было. Поднявшись, маг неслышным шагом пробрался к той суме с остатками продуктов и иными нужными в походе мелочами, которую нёс Силж. На самое её дно он и опустил медальон, скрыв под другим содержимым.
Потом, уже не таясь, подошёл к костру и лёг на землю между Эль-Ифархом и устроившейся чуть поодаль Просветлённой. Он долго любовался расслабленным во сне лицом Ильнаты, вглядываясь в каждую чёрточку и вспоминая Сальниру. Наверное, он должен был поутру сказать девушке что-нибудь особенное. Вот только не знал что. Не находил слов. А может, они и не нужны. Скорее всего, Ильната и так всё поймёт…
Спать Зоклас не собирался, просто лежал с открытыми глазами и думал.
Думал о том, что всё сделал правильно. Это, пожалуй, самый значительный шаг на его личной стезе Заката, пусть он и напоминает скорее прыжок в неизведанную бездну. Силж поймёт. Обязательно должен понять, ибо в этом мудрость. А мудрость в будущем понадобится куда больше, чем даже сила…
Шаг четвёртый. Падение в необратимость
В самый верхний зал самой высокой башни джантрийского дворца боялись заходить даже служанки, вынужденные там бывать. Кутающаяся в тёмные одеяния старуха, занявшая этот зал, пугала их до дрожи в коленках. Одним своим видом, мрачным взглядом тускло взблёскивающих глаз из-под капюшона. Нет, она не обходилась с ними грубо, не угрожала, и вообще почти не разговаривала. Но само её присутствие тяготило, давило, вытягивало силы, доводило до полуобморочного состояния.
Вот и сейчас принесшая еду молодая женщина прижалась спиною к двери, чтобы не подвели подкашивающиеся ноги. Она с ужасом смотрела на четыре больших сгустка тьмы, которые сферами повисли над полом вокруг центра зала, где сидела в огромном кресле маленькая старческая фигура. В каждом из этих плотных чёрных облаков виднелись какие-то движущиеся картинки, образы, в которые служанка предпочитала не вглядываться.
— Вам ещё чего-нибудь угодно, госпожа? — судорожно спросила она, не узнавая собственного голоса.
— Нет, — долетело тихим шелестом. — Оставь меня.
Это служанка готова была сделать с радостью. Она быстро поклонилась и, с облегчением выскользнув за дверь, почти бегом бросилась вниз по винтовой лестнице, чтобы скорее оказаться подальше от этого места. До следующего раза, когда страшной хозяйке башни вновь что-нибудь понадобится…
— Вижу, вы неплохо обосновались в Джантре, Владычица Ульнэка, — голос Шорха раздался из тёмного облака, висящего ближе всего к двери. — Рад этому. Хотя вы и решили поделиться со мной радостью только сейчас…