Стезёю вечного Заката
Шрифт:
Оставался один шанс, надежду на который старик лелеял всё это время. Впереди, уже всего в какой-то полусотне шагов, неспешно катились на юг тёплые воды широкой реки. Зоклас ранее показывал, что это пограничная река, отделяющая Ниферис от Солькиса. Эль-Ифарх думал о том, что если удастся добежать и прыгнуть в воду, он сумеет создать силами Заката небольшой пузырь или кокон, удерживающий немного воздуха, и уйти с ним на глубину. А там — вниз по течению, насколько хватит для дыхания, и постараться выбраться на другой берег…
Густые высокие травы закончились столь резко, что поначалу
Острая боль огненной вспышкой пронзила левое плечо. От сильного толчка старик полетел на землю, успев заметить тонкое лезвие тьмы, распарывающее его руку. Страх смерти, заглянувшей в глаза, придал силы, отключил сознание и заставил довериться чистым инстинктам. Эль-Ифарх перекатился через здоровое плечо и, приподнявшись над землёй, накрылся сверкающей вуалью Заката, поглотившей ещё два выплеска ночной темноты.
Сквозь стену буйных трав прорвались преследователи. Старик увидел их всех — десяток воинов и двоих атакующих магов Ночи с длинными зазубренными клинками, покрытыми замысловатой вязью чёрных символов. Тяжёлое дыхание, горящие азартом погони глаза, руки, нетерпеливо сжимающие оружие… Эль-Ифарх бросил мимолётный взгляд на реку, от которой его отделяло всего несколько шагов. Так близко и так бесконечно далеко! Но попытаться стоило…
Старик, превозмогая боль, вскочил на ноги и снова бросился к воде, прикрывая спину пламенеющим щитом Заката. Возможно, ему удалось бы сдержать удары хищных сгустков тьмы, непрестанно испускаемых клинками ночных магов. Но позади были ещё и опытные воины. Один из ниферцев вскинул копьё и с коротким замахом от плеча метнул его, целясь под ноги хромающему старику. Острое жало глубоко вошло в податливый прибрежный песок; прямо перед ногами Эль-Ифарха оказалось длинное древко, перепрыгнуть через которое он не успел. Споткнувшись, маг полетел лицом вниз, и не разбил его только потому, что упал уже в воду. Но до глубокой стремнины было ещё далеко.
Снова поворачиваясь к преследователям, Эль-Ифарх понял, что это конец. Падение рассеяло его сосредоточенность, и закатный щит истончился, частично развеялся по воздуху. И к груди старика уже летели два узких призрачных лезвия ночной тьмы. В этот миг, действуя почти бессознательно, Эль-Ифарх совершил то, чего так хотел избежать. Небеса над головами нападавших расцвели ярким костром первозданных сил Заката. На сей раз, огонь был настоящим — жгучим, испепеляющим. Атака Заката во всей своей жуткой красе… Двенадцать человек попадали на землю, обугливаясь как головешки в костре.
Старый маг закрыл глаза, чтобы не смотреть на это. И ещё — чтобы не видеть, как два клинка тьмы вспарывают его собственную грудь. Тело пыталось увернуться, отпрыгнуть назад, в прогретую за день солнцем речную воду. Сознание же за происходящим уже не следило. В эти мгновения Эль-Ифарх снова узрел разделённое небо из своего видения. И полоса Заката становилась всё шире, закрывая для него собою всё остальное…
А пока длилась эта бешеная погоня, там, у безымянного ручья посреди ничейного поля кружили в смертельном танце клинков и магии два давних соперника. С трудом отбив первую, пока что пробную атаку Шорха, Зоклас мысленно простился с уводящим за собою погоню Эль-Ифархом. Он не сомневался, что старик сделает всё, что в его силах, как был уверен и в том, что снова увидеться с безмолвным магом им уже не удастся. Но времени для грусти и сожалений не осталось. Гаситель навязал такой темп схватки, выдержать который было очень трудно. Но Зоклас верил в то, что устоит, доведёт бой до конца. Сдаваться он не умел…
Если бы неспешно плывущие над землёй облака могли говорить, они поведали бы, что никогда прежде эти места не видели ничего подобного. Две живые стены крепких щитов, тянущиеся, казалось, от окоёма до окоёма, выросли в одно прекрасное утро друг напротив друга. А меж ними лежало поле, которому предстояло вот-вот содрогнуться от ударов тысяч копыт и от тяжёлой поступи бессчётных пехотинцев, принять в податливую плоть земли щедрые горсти стрел и копий, впитать потоки горячей крови…
Свыше сотни тысяч воинов собрали здесь обе стороны. Дружинников Риаджанга было значительно больше, чем мадженцев, и подошли они со свежими силами. Но имперские военачальники понимали, что и уступая по численности, мадженские легионы могли преподнести массу сюрпризов, а может даже, и одержать победу. Всё предстояло решить хитрой тактике. Потому, обе стороны внимательно следили за расстановкой сил перед боем, изучали избранное противником построение войск, силясь предугадать его намерения.
До Джантры отсюда было ещё довольно далеко, но все понимали, что судьба столицы может решиться именно здесь. Вальяжная прекрасная Джантра давно перестала быть хорошо укреплённым и приспособленным к длительной обороне городом. Её красивые новые кварталы всё разрастались и разрастались, внешнего кольца крепостных стен не было, поскольку басилевсы не давали указания об их строительстве. Уже много десятилетий никто не верил, что чья-либо армия может дойти до столицы великой Империи. Дерзким было суждено пасть далеко на подступах, даже если бы они решились на такой безумный поход. И вот теперь имперским дружинам предстояло это доказать, ибо дерзкие нашлись. Пятнадцать легионов Мадженси — пусть и неполных, но всё же грозных — заняли северо-восточную часть огромной долины в верховьях реки Кассандж. И отступать явно не собирались…
Риаджангские военачальники до рези в глазах всматривались во вражеские ряды сквозь магические рамки. Разведка донесла, что численность ратников в каждом мадженском легионе значительно меньше обычных пяти тысяч. Поэтому крайне важно было понять, как Командующий Героск, о котором риаджангцы уже были наслышаны, перераспределит легионеров и выстроит войска. Ну и конечно, просто необходимо было как можно раньше определить, где будут расположены отряды магвоев, по обыкновению маскирующихся под простых ратников.
Военачальник Баренсий, коему новый Басилевс Версафий доверил командование шестью полными дружинами, стянутыми для этой битвы, предпочёл не «отсиживаться» на возвышении, выбранном для его ставки, а находиться впереди своего войска до самого начала сражения. Вместе с командующими дружин он проскакал на своём великолепном чёрном рысаке вдоль всей первой линии пехоты и застывших на флангах отрядов кавалерии. И всюду волной поднимался приветственный клич дружинников, готовых к бою во славу империи.