Стиха
Шрифт:
Калигула шёл, заглядывая в проломы, светя факелом.
– Сколько их?
– еле слышно спросил Стиха.
Мальчишка выставил в просвет обе руки с поджатым мизинцем. Многовато, обшарят все закоулки. Гул голосов растёкся пока по переходам. Но всё равно найдут. Продадут обоих. Лучше сдохнуть, чем оказаться в Долине Плача или стать калигулой.
Стиха достал торчавшую из-за плеча трубку, из-за пояса вытащил маленький кожаный мешочек с шипами.
Поднял палец перед носом мальчишки, чтобы тот был готов.
Стиха вложил шип,
Мужчина захрипел. Стиха поморщился. Шумно получилось. Оставалось надеяться, что не услышат.
Он дёрнул мальчишку за руку и стал быстро пробираться в темноте. Но пошёл не к выходу, а чуть вправо, чтобы забрать то, зачем сегодня пришёл сюда. Коробку, такую же, как четвёртого дня принёс жрец. Там, в глухом завале, их много, этих яиц. Раз жрец считает, что племени они нужны, он принесёт ещё. Жрец его похвалит. Услышит Айка, её глаза скользнут по нему, он будет доволен. Ха! Он уже теперь доволен, и Айка придёт к нему следующей ночью. Наверное, придёт. А утром он скажет матери, что у него есть подруга.
Сзади послышался крик.
Нашли.
Теперь времени осталось ещё меньше.
– Прыгай за мной, - сказал Стиха в ухо мальчишке.
И прыгнул в расселину. Мальчишка кубарем скатился ему под ноги.
– Ты из чьих будешь?
– на ходу бросил Стиха.
– Из песчаных мышей, - прохрипел тот.
Песчаные мыши часто встречались в подземельях. Ещё встречались Калигулы, Жуки, которые рисовали четырёхлапого жука на лбу, племя Бумерангов, говорят, были где-то Койоты. Но, поди, разбери, есть ли они на самом деле, если вокруг, куда ни посмотри, одни пески, чтобы человека встретить, надо отмотать по пустыне не один день.
– А я из песчаных котов.
Мальчик очень серьёзно кивнул. Достал свой каменный нож, чиркнул несколько раз ниже локтя и протянул оцарапанную руку. Стиха чуть не расхохотался - суров Мышонок, в друзья набивается, - но сдержался. Может, через пару мгновений сдохнуть придётся или проделать путь до Долины Плача, вися на перекладине. Поэтому он также серьёзно рассёк руку и приложил к тощей руке Мыша.
Стиха посмотрел наверх. Высоко слишком, ничего не слышно. Калигулы ходят в шкурах, намотанных на ногу, не услышишь. Но яйца - вот они, уйти от них - ну нет, не для того он сюда шёл.
– Собирай, сколько утащишь, - сказал он.
И принялся торопливо складывать яйца в мешок.
Мальчишка стал помогать.
Возились в полусумраке. Стиха увидел, как у Мыша оторвался крючок на яйце. Мышь пытался его посадить обратно.
Сверху посыпался песок, каменная крошка, осветило факелом. Стиха сунул лоха за спину. Но поздно. В пролом над головой прыгнул калигула. Факел затрещал, наполняя подземелье чадом. Бешеные глаза прощупывали темноту.
Мышь был ближе всего, слишком близко, руку протяни.
Квадратный рот пролаял что-то своим наверх, схватил за горло Мыша. Вскинул руку с хрипящим мальчишкой. Сверху одобрительно крикнули, сбросили сеть.
Стиха всадил нож калигуле в плечо, справа. Тот взревел, рассёк свободной рукой с блеснувшим тускло ножом воздух перед собой. Парень увернулся и опять всадил каменный нож в руку, державшую Мыша, в мягкое. Калигула рассвирепел. Глаза его, казалось, сейчас выскочат.
– Живьём на костре зажарю!
– прохрипел он.
– На вертеле! Живьём!
Он поворачивался, пытаясь увидеть в темноте Стиху, качался, но держал Мыша. А парень всё пытался ударить ножом в глаз, но калигула заслонялся мальчишкой как щитом. Мышь отчаянно ударил калигулу яйцом, попал по железному забралу с рогом. Ноги мальчика вяло дрыгнулись.
Яйцо отскочило в темноту.
Тишина треснула. Древний город вздрогнул. Удушливая темнота разломилась надвое, и полыхнуло пламенем. Рухнул потолок, калигулы, сидевшие на корточках на краю проёма, повалились вниз.
Стиху отшвырнуло в стену, придавило ноги. Дало больно по ушам, и нос потёк тёплым.
Наступила тишина.
Только звенело сильно.
Жрец надел все свои монисты, драгоценные железячки. Он пошёл вокруг костра, улыбался, позвякивал погребальным бубном. Отец, призрачный и строгий, оттолкнул Стиха с погребального ложа.
– Рано тебе ещё.
И лёг в костёр сам.
Тусклый свет.
В огромный пролом сверху нерешительно потыкались факелы. Исчезли. Было всё также тихо. Темно. Залитая кровью половина головы калигулы на куче песка под проломом, только что освещённая на мгновение факелами, стояла перед глазами.
Стиха выбрался из-под камней. Достал полудохлого, придавленного им самим лоха. Ящерок испуганно и тускло светился. В чаду из пыли и масляного угара парень добрался до калигулы. У того был разворочен правый бок, рёбра, туловище разорвало непонятной силой, будто вывернуло в обратную сторону. Парень забрал нож древних из его руки, отвёл глаза и ухватился взглядом за торчавшую нелепо ногу, тоненькую и залитую кровью.
Высунулась рука, пальцы сжались. Стиха бережно обхватил пальцы мальчишки.
– Ты подожди, не шевелись там, - зашептал он.
– Не шевелись.
Стараясь не думать о том, что увидит под страшным трупом калигулы, Стиха стал переворачивать тело. Скатил его. И выдохнул с облегчением. Мальчишка был цел и невредим, только весь залит кровью. Мышь что-то крикнул. Показал на уши. Стиха понял, что тоже не слышит. Потряс головой. Звон не проходил.
– Эта штука, - сказал он, взмахнув руками, - дала мне здорово по ушам!
Мальчишка отчаянно улыбнулся. Стиха помрачнел. Что-то не так. Не так. Он видел, что Мышь отчего-то белый как стены древних. Ни кровинки в лице. Но руки-ноги целы... Это он от страха...