Шрифт:
Е.А.БАРАТЫНСКИЙ
Стихи
Евгений Абрамович Баратынский, сын небогатого тамбовского помещика, родился в 1800 году. Рано лишившись отца, он получил воспитание в доме матери под руководством гувернера-итальянца, а двенадцати лет был определен в Пажеский корпус в Петербурге. Образование в корпусе было поставлено неплохо, что же касается воспитания, оно оставляло желать лучшего. Позже, объясняя причину своего скандального исключения из Пажеского корпуса, Баратынский рассказывал в письмо к В. А. Жуковскому: "Начальником моего отделения был... человек во всем ограниченный, кроме в страсти своей к вину. Он не полюбил меня с первого взгляда и с первого дня вступления моего в корпус обращался со мною как с записным шалуном. Ласковый с другими детьми, он был особенно груб со мною. Несправедливость его меня ожесточила... Я теперь еще ншво помню ту минуту, когда, расхаживая взад и вперед по нашей рекреационной зале,
Ты помнишь ли, в какой печальный срок Впервые ты узнал мой уголок? Ты помнишь ли, с какой судьбой суровой Боролся я, почти лишенный сил? Я погибал: ты дух мой оживил Надеждою возвышенной и новой. Ты ввел меня в семейство добрых Муз..
В 1820 году Баратынского произвели в унтер-офицеры и перевели в Нейшлотский полк, стоявший в Финляндии. Баратынский воспринял этот перевод как своего рода ссылку, однако вскоре полюбил этот край, который сделался для него источником вдохновения: Баратынский за пять лет, проведенных в Финляндии, создал немало значительных произведений, в том числе поэму "Эда", и приобрел репутацию "певца Финляндии". Все эти годы Баратынский имел возможность время от времени наезжать в Петербург, где тесно общался со многими литераторами; дружески сошелся он с К. Ф. Рылеевым и А. А. Бестужевым.
Темы грусти, уныния, тоски доминируют в поэзии Баратынского,
С тоской на радость я гляжу,Hе для меня ее сиянье, И я напрасно упованье В больной душе моей бужу.
Судьбы ласкающей улыбкой Я наслаждаюсь не вполне: Все мнится, счастлив я ошибкой, И не к лицу веселье мне.
Пушкин, отдавая дань яркому дарованию Баратынского, назвал его "нашим первым элегическим поэтом", особенно отметив элегию "Признание": "Баратынский - прелесть и чудо,- писал Пушкин.- "Признание" - совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий". Получив, наконец, в 1826 году офицерский чин и выйдя в отставку, Баратынский поселился в Москве. Он пишет своему другу Н. В. Путяте: "В Финляндии я пережил все, что было живого в моем сердце. Ее живописные, хотя угрюмые горы походили на прежнюю судьбу мою, также угрюмую, но, по крайней мере, довольно обильную в отличительных красках. Судьба, которую я предвижу, будет подобна русским однообразным равнинам..." Философичность - основная черта поэзии Баратынского. Это подчеркивал Пушкин: "Баратынский принадлежит к числу отличных наших поэтов. Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем, как чувствует сильно и глубоко". В атмосфере политической реакции, последовавшей за разгромом декабристского движения, мысли и настроения Баратынского становятся все более безрадостными. Он тяжело переживает утрату друзей:
Я братьев знал; но сны младые Соединили нас на миг: Далече бедствуют иные, И в мире пет уже других,
Поэт чувствует себя одиноким, липшим в окружающем его
Век шествует путем своим железным; В сердцах корысть, и общая мечта Час от часу насущным и полезным Отчетливей, бесстыдней занята. Исчезнули при свете просвещенья Поэзии ребяческие сны, И не о ней хлопочут поколенья, Промышленным заботам преданы.
Последние годы жизни Баратынский провел в подмосковном имении Мураново. В конце 1843 года Баратынский предпринял поездку в Италию. Попутно он посетил Париж, где провел несколько месяцев, общаясь с декабристом Н. И. Тургеневым и некоторыми другими прогрессивно настроенными русскими эмигрантами. Это общение благотворно подействовало на Баратынского. Он стал бодрее смотреть в будущее, ощутил в себе новый прилив любви к родине. Он пишет друзьям в Россию, поздравляя их с новым, 1844 годом: "Поздравляю вас с будущим, ибо у нас его больше, чем где-либо; поздравляю вас с нашими степями, ибо это просгор, который никак пе заменим здешней наукой; поздравляю вас с нашей зимой, ибо она бодрее и блистательнее и красноречием мороза зовет нас к движению лучше здешних ораторов; поздравляю вас с тем, что мы в самом деле моложе двенадцатью днями других народов и посему переживем их, может быть, двенадцатью столетиями". Бодрым настроением проникнуто последнее стихотворение Баратынского "Пироскаф", написанное им весной 1844 года в Средиземном море по пути в Неаполь: многие "мятежные" вопросы решены, поэта манит некий "надежды символ". Но новым надеждам не суждено было осуществиться: в Неаполе 29 июня 1844 года Баратынский внезапно скончался. Похоронен оп в Петербурге,
РАЗУВЕРЕНИЕ
Не искушай меня без нужды Возвратом нежности твоей: Разочарованному чужды Все оболыценья прежних дней! Уж я не верю увереньям, Уж я не верую в любовь И не могу предаться вновь Раз изменившим сновиденьям! Слепой тоски моей не множь, Не заводи о прежнем слова, И, друг заботливый, больного В его дремоте не тревожь! Я сплю, мне сладко усыпленье; Забудь бывалые мечты: В душе моей одно волненье, А не любовь пробудишь ты.
ЗВЕЗДА
Взгляни на звезды: много звезд В безмолвии ночном Горит, блестит кругом луны На небе голубом.
Взгляни на звезды: между них Милее всех одна! За что же? Ранее встает, Ярчей горит она?
Нет! утешает свет ее Расставшихся друзей: Их взоры, в синей вышине, Встречаются на ней,
Она на небе чуть видна, Но с думою глядит, Но взору шлет ответный взор И нежностью горит.
С нее в лазоревую ночь Не сводим мы очес, И провожаем мы ее На небо и с небес.
Себе звезду избрал ли ты? В безмолвии ночном Их много блещет и горит На небе голубом.
Не первой вставшей сердце вверь И, суетный в любви, Не лучезарнейшую всех Своею назови.
Ту назови своей звездой, Что с думою глядит, И взору шлет ответный взор, И нежностью горит.
1824
ПРИЗНАНИЕ
Притворной нежности не требуй от меня: Я сердца моего не скрою хлад печальный. Ты права, в нем уж нет прекрасного огия Моей любви первоначальной.
Напрасно я себе на память приводил И милый образ твой и прежние мечтанья: Безжизненны мои воспоминанья, Я клятвы дал, но дал их выше сил.
Я не пленен красавицей другою, Мечты ревнивые от сердца удали; Но годы долгие в разлуке протекли, Но в бурях жизненных развлекся я душою.
Уж ты жила неверной тенью в ней; Уже к тебе взывал я редко, принужденно, И пламень мой, слабея постепенно, Собою сам погас в душе моей.
Верь, жалок я один. Душа любви желает, Но я любить не буду вновь; Вновь не забудусь я: вполне упоевает Пас только первая любовь.
Грущу я; но и грусть минует, знаменуя Судьбины полную победу надо мной: Кто знает? мнением солыося я с толпой; Подругу без любви, кто знает? изберу я. На брак обдуманный я руку ей подам
И в храме стану рядом с нею, Невинной, преданной, быть может, лучшим снам, И назову ее моею;
И весть к тебе придет, но не завидуй нам: Обмена тайных дум не будет между нами, Душевным прихотям мы воли не дадим: Мы не сердца под брачными венцами,
Мы жребии свои соединим. ПропХай! Мы долго шли дорогою одною: Путь новый я избрал, путь новый избери; Печаль бесплодную рассудком усмири И не вступай, молю, в напрасный суд со мною.
Не властны мы в самих себе И, в молодые наши леты, Даем поспешные обеты, Смешные, может быть, всевидящей судьбе.
1824
ДОРОГА ЖИЗНИ
В дорогу жизни снаряжая Своих сынов, безумцев нас, Снов золотых судьба благая Дает известный нам запас. Нас быстро годы почтовые С корчмы довозят до корчмы, И снами теми роковые Прогоны жизни платим мы.
"1825"
* * *
Мой дар убог, и голос мой не громок, Но я живу, и на земли мое Кому-нибудь любезно бытие; Его найдет далекий мой потомок В моих стихах; как знать? душа моя Окажется с душой его в сношеньи, И как нашел я друга в поколеньи, Читателя найду в потомстве я.