Жанр короткого эссе, афоризма в 20-м веке постепенно завоёвывал признание у русского читателя. «Опавшие листья» Розанова, «Записные книжки» Ильфа, «Ни дня без строчки» Олеши, «Крохотки» Солженицына, «Голос из хора» Синявского, «Соло на ундервуде» Довлатова, «Записные книжки» Венедикта Ерофеева, «Чередования» Владимира Гандельсмана, «Вид из себя» Валерия Черешни – вот наиболее заметные достижения жанра. Миниатюры Михаила Деза могут – и должны – занять законное место в этом ряду.
Его маленький сборник в 48 страниц, выпущенный в Париже супругами Синявскими, мне подарила Лиля Панн. Когда я начал читать его – с чем сравнить? Наверное, так: поднёс ко рту привычную стопку водки, опрокинул – и вдруг задохнулся от обжигающей струи чистого спирта.
«Люблю слова любовью
чистой и запретной. Осязаю их как поверхности веществ неловкими пальцами. В молекулах слов мерцают как на запылённой лампе контуры иных предметов – совокупление контуров – точная наука шаманства. Пальцы трогают уголки губ и глаз. Не торгую словами, но не способен в одиночку есть блюдо из собственного мяса.»
«Познание – учёные ползут друг за другом по запаху.»
«Психоанализ – отыскивать в себе самом трепещущее дитя, чтобы раздавить его раз и навсегда.»
«Шоссе ночью. Жемчужные лампочки прокусывают воздух до жёлтой крови. Ночь зализывает укусы влажным языком. Как кошки перебегают дорогу чёрные автомобили. Проходят облака, как усталые воины после тяжёлой победы.»
Метафорическая насыщенность этих текстов чем-то напоминает насыщенность воздуха электричеством перед грозой. Кажется, что каждая миниатюра вот-вот может разразиться молнией стиха. Деза и начинал как поэт, но потом, по его собственному выражению, «что-то в нём стало проситься из воды на сушу… в кисло-сладкое беззаконие „реальной жизни“, приютившее Рембо…». Михаила Деза приютило царство математики, и о его достижениях в этом царстве можно подробно прочесть в его сайтеens. fr/~deza/ илиwikipedia.org/wiki/Деза,_Мишель_Мари Его вебсайт представляет собой и электронный музей отсылок ко всему, что автору довелось полюбить в прожитой жизни: к любимым стихам и песням, полотнам и книгам, друзьям и родителям, фильмам и формулам, племянникам и внукам (числом тринадцать). Собственная жизнь как главное поэтическое произведение! В таком душевном настрое должен в какой-то мере гнездиться и страх (а вдруг провал!?), и дух захватывающие надежды.
Но в любом случае художественная яркость его новых миниатюр доставит радость чуткому читателю, умеющему ценить своеобразие и динамизм образной ткани.
Игорь Ефимов, Пенсильвания, 2013
73-76
Стать взрослым – невероятное расширениевозможностей поиграть.
* * *
Робинзон Большого Взрыва своей души.«Реальность» выносит на берег людей и предметы,черепки причин и ящики следствий.
* * *
Что есть душа существа?Точка ли контроля в мозгу,точка ли хрупкости в сердце?Седалищный ли нерв, по запрету есть именно его?Центр ли тяжести, плотности, ярости?Потеря ли веса после смерти,частота ли магической волны?Отражение сверх-существа, эхо первого грома?А, может, просто мечта её иметь.
* * *
Прислушаться…и за шорохом мыслей и визгом эмоцийуслышать далёко-внутренние тамтамы:вздергивающую каденцию своей Первопричины,всеопределяющий ритм пружины себя.
* * *
Не могу убить даже насекомое.Не по морали, а по ужасу точного момента смерти.Когда выплеснется жидкость сложно-белого цвета(усредненный кофе-с-молоком Вселенной?),освободится душа,ища куда вселиться/отомстить,или она начнет неудержимо расширятьсяв цунами Большого Взрыва.
* * *
Убежать, как в детстве – прыжок в назад,на рельсы с медленного Омск-Москваиз эвакуации —как колобок рассыпаться.Может, надеялся, что поймают, вернут,ввернут в теплое жизневлагалище,семью, сому, семя, племя.Но никто даже не укусил.И вот что-то замедляется – скорость, ускорениеили тоньше, более высокая их производная —и медленно поворачиваю голову.Или ветер с Океана уравнял прыжок.
* * *
Задолго до эмиграции из Москвыя эмигрировал из большого и малого народов вНауку-как-страну.«Отечество нам Царское Село.»Никогда не пожалел об этом,и не только потому,что здесь люди и порядки лучше.Здесь лучше воздух, климат, почва,вся физическая география,и именно в этой земле лежатвсе тысячи поколений моих предков.
* * *
Племена и их кучи, сплетённые в государства,ведут себя как опасные подростки.Можно, конечно, в них «только верить»…А если нет, то ох как боязно прошныриватьмежду лапами этих неповоротливыхдинозавров,ожидая астероида-спасителя.Впрочем, были и светлые минутки,скажем, пещера Бломбос, Афины при Перикле,Китай при поздней Чжоу, Самарканд при Улугбеке,Флоренция при Лоренцо Великолепном.Когда интеллигенциюсдвигали с 3-его круга власти во 2-ой.Когда, например, Аристотель, император знания,учил Александра, императора пространства.Но мне уже не увидеть такой минутки:прочная ночь кругом.Моя надежда-спаситель,свеча во тьме – виртуальное племя,заложники и прародители будущего:читатели Википедиии трогательные фанаты знания —её анонимные авторы.
* * *
На стыках литосферных плит,ревнивых орденов —московских 60-ников, парижских intellos,токийских edoko,математики и еврейства —свил я свое пугливое гнездо.Защищаясь каждым от абсолютизма других.Каждое из всеучений дает силу перетерпеть,но только в обмен на верность.Я должен и верен каждой из этих глыб сознания.Все мои коктейли – из этих элементов.Но прав, прав только ветер, tohu wa-bohu.
* * *
Хорошо обучить математике —это вздыбить мозги для небесных прогулок,корнями вверх,почти без оглядки на цензуру правдоподобия.Это и есть Гуляй-Поле, где решение задачи естьтолько поводперепоставить ее,разве что круче взнуздав условия.
* * *
Души куются уже не семьями,а ударами определяющих встреч/книг,кометами сознания мастеров,чеканящих личный рисунок смыслакак кратеры планеты или шрамы кашалота.Мои отцы-основатели, имена-заклинания:Волошин, Эредиа, Уитмен, Рильке,Сервантес, Свифт, Кафка, Оруэлл,По, Уэллс, Шекли, Дик, Лем;Хайям, Руми, Сведенборг, Лурия,Шолем, Жаботинский, Спиноза;Паскаль, Ницше, Фрейд, Винникот,Кеплер, Лейбниц, Вороной, Эрдёш;Лоренцо Медичи, Леонардо да Винчи,Диего Деза, Колумб, Альфред Уоллес.Брызги с этих комет смешались во мнев неповторимой пропорции.Только в этом – моя единственность.
* * *
Когда я смог «писать», то оборвал почти сразу,это помешало бы мне остаться честно – зверем —сохранить гражданство в ледяном вихре явлений,до их переработки пишущим.Убежал от законной Поэзиис красавицей-Наукой.Заворожила неисправляемость реальной жизни.Как у Лучо Фонтана: взрезами холста бритвой.
* * *
За нашим сознанием кроется безднанеиспользованной мощи мозга.Как не мог выпрямиться мой четвероногий предоки не мог побывать в Токио мой прадед из чертыоседлости,так и я не смогу разлиться в свое расширение.Но были ли у них такие же желание/надежда/уверенностьи боль/невозможностьвырваться на волю сверхсилы?Были, но безотносительно к расширению,как и сейчас у меня.Вряд ли способность предчувствоватьусиливается с поколениями.