Стихи разных лет

Антония Поцци (1912–1938) — дочь крупного миланского адвоката Роберто Поцци и представительницы знатного североитальянского рода, графини Лины Каванья Санджулиани. В 1935 году закончила филологический факультет Миланского университета, защитила диплом по творчеству Флобера. Со студенческих лет дружила с поэтом Витторио Серени. Интересовалась философией, владела несколькими языками, включая древнегреческий и латынь. Стихи писала с детства, но первая стихотворная книга «Слова» вышла уже после ее смерти: в отчаянии от жизненных неудач двадцатишестилетняя Антония Поцци отравилась.

В предисловии ко второму изданию «Слов» в 1948 году Эудженио Монтале назвал автора «единственной подлинной женщиной-поэтом, которую видела Италия в двадцатом веке».

Стихи Поцци, многократно переиздававшиеся в Италии, к настоящему времени переведены на английский, французский, немецкий, испанский и другие языки, опубликованы ее дневники и письма. На 66-м Венецианском кинофестивале в 2009 году был показан документально-игровой фильм режиссера Марины Спада «Стихи меня хранят», роль главной героини исполнила итальянская актриса болгарского происхождения Елена Гяурова.

Книга стихов Антонии Поцци «Слова» готовится к печати в Издательстве Ивана Лимбаха.

Вспоминаю сентябрьский день на Монтелло. Я — ребенок еще, с тощей косичкой и зудом от дикого лазанья на коленках. Отец, забравшись в окоп, вырытый в каменистом пригорке, рукой мне показывал вдаль, сквозь расщелину, на Пьяве [1] , на те холмы, говоря о войне, о себе, о своих солдатах. В тени холод остролистой травы ощущали икры; в глубинах земли корни еще, может быть, тянули последние капельки крови. Но я горела желанием выпрыгнуть вон, в наглое солнце, чтобы сорвать горсточку ежевики. 1929 Под солнечным зноем в тесной лодке озноб — чувствовать против моих коленок мальчика чистую наготу, упоение мукой — носить в крови то, о чем он не знает. Санта Маргерита, 28 июня 1929 И тогда — если случится, что я уйду,— останется что-то от меня в моем мире — останется слабый след тишины среди голосов — тонкое дыхание белого в сердце лазури — И однажды ноябрьским вечером хрупкая девочка на углу улицы будет продавать хризантемы, и будут звезды, холодные, зеленовато-далекие — И кто-то заплачет — кто знает, где — кто знает, где — И кто-то будет спрашивать хризантем для меня в мире, когда случится, что без возврата я буду должна уйти. Милан, 29 октября 1930 Если какое из бедных моих слов придется тебе по сердцу, и ты мне об этом скажешь хотя бы только глазами, я распахнусь перед тобой улыбкой счастливой, но все-таки буду дрожать, словно маленькая юная мама, что краснеет, от прохожего слыша, как младенец ее прекрасен. 1 февраля 1933 Над кручей, что одела в нежную зелень юное хлебное поле, на ослике женщина едет верхом — между коленок, у мирного чрева держит сына, чтоб спал он в покое, не ощущая толчков — пристально глядя, как тучами даль занавешена неба, обе полы плаща поднимает высоко-высоко — и укрыт с головою ребенок — пишут так на иконах Марию, в бегстве ее — 16 мая 1933 Полукруглою бровкой обкошенная трава обступает амбары — как будто желая очертить на земле круг вершин, что высокое небо сжимает — На почернелом пороге две девочки смотрят в кувшин молока одна — улыбаясь — Перед ними — гора в этом вечере тихом — словно ангел огромный, заслонивший крылами лик в затаенной молитве — 12 сентября 1933 Восходила я в день высокий, живущий за елями, я гуляла полями, горами светлыми, по озерам ледовым скользила — и тайную песнь шептали мне волны плененные — проходила белые реки, окликая по имени горечавки цветы уснувшие — засыпала в снегах безмерного города цветов погребенного — я жила на горах как колючий цветок — и смотрела на скалы, высокие рифы морей ветровых — и дальнее пело во мне лето и жгучими рододендронами в крови моей полыхало. 1 февраля 1934 Туман. Говор камней в руслах. Воды голоса внизу, от снегов, в ночи. Ты на соломе мне одеяло стелешь; крепкими твоими руками плечи мне укрываешь, чтобы я не замерзла. А я — размышляю о тайне великой, живущей в тебе, за гранью тихого твоего жеста — о чувстве человеческого нашего братства, без слов, средь огромных горных уступов. И, может быть, больше звезд и безмерных тайных путей меж нами, в этом молчанье, чем в целом небе, простертом за пеленою тумана. Бреиль, 9 августа 1934 Снегом засыпанный дом протекает. Капель стук монотонный пронзает меня. Так, распадаясь, всякая вещь болит. Но вдали, за покровами солнца, за робкими бликами, за цветовыми переходами дня, смиренно живет мир травы и земли. Корни в недрах горы, весны соблюдая обеты, затаились, и знаю лишь я по имени каждый цветок, что еще расцветет, знаю кусочек глины, знаю тот луч света, под которым впервые блеснет листиков нежная плоть. Корни хранят всех начал погребенный секрет в недрах горы глубоко и то, чьей силою вновь выхожу на свет — бледным, бесстрашным ростком. 15 февраля 1935