Стихи в переводах разных авторов

1942

И

казнили детей у могил... В этот час

Спали люди спокойно на свете.

Ты под солнцем избрал средь народов – лишь нас.

Ты нас трудной любовью отметил.

Ты избрал нас, Господь, среди прочих людей,

Утвердил нас под солнцем упрямо...

Видишь, мальчик стоит над могилой своей

Потому лишь, что он от рожденья еврей,

Кровь его – как вода в этом мире зверей.

Просит он: «Не смотри, моя мама!»

Плаха мокра от крови, зазубрен топор,

А Святейший отец в Ватикане

Не желает покинуть прекрасный собор –

Поглядеть на погром, на закланье.

Постоять хоть часок – может, Бог что простит -

Там, где агнец разнузданным миром забыт,

Где дитя над могилой

Стоит.

Помнит мир о сокровищах прошлых веков -

Ведь наследие предков бесценно.

А хрустальные чаши ребячьих голов

Изуверы

Дробят

О стены!

Крик последний звенит: «Мама, ты не гляди,

Это зрелище – не для женщин.

Мы ведь тоже солдаты на этом пути,

Только ростом немного поменьше».

И казалось, кричит размозженная плоть:

«Бог отцов наших, помним мы кровью:

Средь народов земли ты избрал нас, Господь,

Ты отметил нас трудной любовью,

Ты, Господь, из мильонов детей нас избрал.

Пред тобою погибли мы, Боже,

Нашу кровь ты в большие кувшины собрал –

Потому что ведь некому больше.

Запах крови вдыхая как запах вина,

Всю до капли собрав ее, Боже,

Ты с убийц наших, Господи, взыщешь сполна.

С большинства молчаливого – тоже...

Перевод: Д. Маркиш

«...спросила девочка, выйдя из укрытия, после освобождения».

(Аба Ковнер)

Ты мечтала об этом не раз:

Можно плакать теперь, не таясь.

Ты не бойся: бессилен палач...

Плачь, дитя мое милое! Плачь!

Вот луна – как свет ее лил!

Дядя Иозеф [1] наш дом позабыл.

Знает мир, сожженный дотла,

Сколько мук ты перенесла.

Знала ты в те страшные дни,

Что и ночью-то плакать – ни-ни!

А разве вдомек палачам,

Что зубки болят по ночам!

Минул ужас, и страх прошел.

Написали большой протокол.

Нет

теперь у нас старых проблем:

Разрешается плакать всем!

Лунной ночью, в кроватке своей,

Встань и плачь на глазах у людей,

Плачь, дитя мое, в голос, навзрыд

Мир свободы поймет и простит.

Доброй власти рука – крепка!

Можно плакать наверняка.

И Премьер с крестом на груди

Не прикрикнет тебе: «Прекрати!»

Ты, дитя, от зари до зари

Добрый мир этот благодари,

Часовым у закрытых дверей

Ты «Спасибо!» скажи поскорей.

И тогда справедливый Закон

Вмиг отвесит тебе поклон.

Ну, еще б! Это ль видано:

Право плакать тебе дано...

Ночь темна – ни зги не видать.

На границах военная рать.

Ты границу пройди – и с тобой

Флот и армия вступят в бой.

Ты проснешься ночной порой,

Ты уйдешь в рубашонке худой,

Проскользнешь, как тень, по снегам.

Ночь не выдаст тебя врагам.

Узел джойнтовский [2] – скорбный гнет –

Как тростнику тебя согнет.

Хлеб скитаний – тяжелее свинца, –

Он от УНРА [3] – родного отца.

Всем опасностям наперерез,

Ты пробьешься сквозь черный лес,

Твой побег из земли оков

Мы запомним во веки веков.

С утлой лодки, ночною порой,

Ты увидишь свой берег родной –

И навек рассеется мрак.

Ты пробьешься. Да будет так!

Дух скитальческий свой укрепи.

Распадутся звенья цепи!

Наши парни во мраке ночей

Ждут сигнала с лодки твоей.

Ни причала, ни мола тут...

На руках тебя перенесут!

В этом парне – вся твоя жизнь.

Ты прижмись к нему крепче, прижмись!

Злобной воле врагов вопреки,

Бьют здесь радости родники.

Здесь падет произвол вековой.

Этот берег пустынный – твой!

Розовеет рассветная кровь.

Рождена ты для жизни вновь!

Тверже камня в лишениях став,

В трудной жизни и смерть испытав,

На тебя будут парни глядеть –

На дитя, победившее смерть.

На земле обновленной мечты

Засмеешься впервые ты!

Перевод: Д. Маркиш

В руинах воюющего Сталинграда играют дети, а женщины сушат там белье, (из заметки корреспондента).

Жизнь бурлит и в бою – до последней кровинки.

Не рожден еще в мире палач Бытия.