…Молчание, в котором все слова,И серый день, в котором все дожди,Однажды встретились, присели на скамейкуИ ждут с надеждой нового дождя.Они на небо смотрят: слишком близко.Они на время смотрят: слишком поздно…Да и сама погода давит слишком.И серый день роняет: я устал…Встает и растворяется в толпе.В толпе людей, похожих друг на друга,И на него.Молчанье остается,Поскольку ему некуда идти.Вот разве что зайти в библиотекуИ спрятаться в старинном фолианте,И там уснуть, и спать века пока,Какой-нибудь старик полубезумныйего однажды в сумерках откроет,найдет молчанье и возьмет к себев каморку, как бездомную собаку,а вместо кости даст ему на ужинвоспоминаний жалкую похлебку…
…А может, завтра я умру?
«А может завтра я умру?»
С.К.
…А может, завтра я умру?Зато воскресну послезавтра.Ведь смерти нет и это правда,и я надежду соберу,осколки склею
и опятьвозникнет, словно чудо, ваза.И незаконченная фраза,как прежде сможет прозвучать,не с середины, не с конца,а снова с самого начала,так чтобы тихо зазвучалавсе та же музыка лица.Есть откровенье красоты.И свет, дарованный нам свыше.…Мой друг в окно однажды вышел.Но он умел летать. А ты?..
Почти дневник от 31.10.99
…Сегодня было три не-встречи.А я остался слушать речио смерти, о любви, о вере [1] .Я слушал и смотрел на двери…Потом на Oxford-street поехал:еще одна не-встреча — эхоне-встречи первой и второй,точней, их следствие.Настройбыл у меня меланхоличный.Я кофе взял (он был отличный),за столик сел и стал читатьслова про Облако Незнанья…Но думал я про ожиданье.Я думал: странно, можно ждать,не ожидая ничего.Не ожидая, ждать всего.включая изгнанное чудо,что мирно спит на дне сосудаи ждет прикосновенья веры,чтоб зазвучать. Нужны примеры?Сперва скажите, для чего?…Я ждал и думал: ничегоуже сегодня не случится,и выпал день легко, как спица,но он свое лицо обрели тихо за собой повелменя и двух моих друзей…Куда теперь пойти? В музей?Зачем? Ведь я и так в музее, [2]что ждет таких же ротозеев,чтоб поглотить их с потрохами.Они не замечают сами,как книги время их крадут,их жизнь, их музыку, их труд.И что взамен? Чужое бремя,чужие сны, и боль, и время.Чужое прошлое и опыт,советов злых лукавый шепоти вечный спор о том, как жить…А книгу так легко открытьи погрузиться в мир манящий,приняв его за настоящий.Но это только шум и ярость.А дальше что? Приходит старостьв один осенний вечер к нам.…Так я бродил по этажам,а рядом время шелестело,но близко подойти не смело.Я видел грусть в его глазах.Но скоро стрелки на часахструной застынут вертикальной —мир закрывается, поравновь возвращаться в нереальностьвечерних улиц, тусклых бра.…Я выхожу и целый вечерловлю совсем иные речио жизни, о любви, о вере.И я опять смотрю на дверии окна светлые кофеен,слегка от голода рассеян…Вокруг толпа, мелькают лица,а я хочу уединиться.Но, наконец, тот паб чудесный,уютный и немного тесный.В нем весело горит камин.Огонь, — о чудо! — настоящий,а ты, за столиком сидящий,предмет поэзии иной.Ты вновь становишься собой.Берешь блокнот и пишешь стих,и ощущаешь: шум утих.Осталось счастье: ты один,и пинта пива, и камин.
1
Беседа Владыки Анатолия о смерти.
2
Книжный универмаг «Borders» на Oxford-street.
Стихи о доверии
Они расставались. Надолго.Доверье лежало у ногКак грустный, смышленый и нежный,И преданный очень зверек.Он вниз посмотрел, улыбнулся.«Пускай остается с тобой.Оно к тебе больше привыкло,И ты ему станешь сестрой».Она головою качает:«Нет, нет, забери его ты.Дари ему радость и нежность,И дни твои будут чисты.Корми его вовремя, ночьюКлади под подушку к себе.И там, на чужбине, как компас,Пускай оно служит тебе».Он вновь головою качает:«С тобой ему лучше, пойми!Нужна ему женская ласкаИ твой неустойчивый мир.Оно проведет сквозь разлукуКоротким и верным путем.Не будет тебе одинокоНи ночью дождливой, ни днем».И долго они так стояли,И спорили долго, кто прав.И вниз они вдруг посмотрели,От слов бесконечных устав.И в ужасе оба нагнулись:Доверье ушло. Навсегда. —-…И плакал он ночью в вагоне,Который не шел никуда.
" …я знаю, ты будешь смеяться, но "
…я знаю, ты будешь смеяться, номы постарели еще на одну не-встречу,стали богаче еще на один вечеродиночества странного, бесцветного одиночества,от которого устаешь настолько,что даже плакать не хочется,не то, что писать, объясняться, придумывать теорию…Просто каждый из нас пишет свою историюжизни, порой торопится, делает кучу ошибок,и тогда его шарахает током боли, молчания и тех улыбок,что пришли из прошлого, запутавшись во временах,как плохой ученик — в наречиях и именах.…И что остается тогда — утешать себя тем, что каждыймог пропустить запятую, нужное слово, мог ошибиться?Но этот дневник никогда не пишется дважды,и в нем никогда нельзя просто перевернуть страницу.
Лики города
1.… мы живем в пространстве встреч и не-встреч.И за каждой не-встречей — надежда.А за каждою встречей — не-встреча,в которой может быть все, что угодно:дешевый рай большого города,или маленький рай одиночества.Но где бы мы не брели,Надежда никогда не отводит лица,снова и снова обещая нам встречу.Но каждая не-встреча может обернуться любовью,каждая любовь — пыткой,а каждая пытка — усталостью……В бесконечных переходах метро,в прокуренных пабах и полупустых кофейнях,везде, куда ты приводишь за собой,словно бездомного пса, слепое свое ожидание,оно тебя спрашивает:«И здесь нет?»и когда ты устало отвечаешь «нет…»,ожидание каждый раз повторяет:«А ты уверен?..»2.По дороге в книжныйувидел в телефонной будкемаленькую японку.…Еще одно отражение одиночества.3.…да нет, мы просто живем на разных этажах мира.Иногда ходим друг к другу в гости. Когда пригласят, когда впустят, когда дадут визу.Но всегда приходится возвращаться на свой этажи мы снова живем на неми терпеливо ждем Когда пригласят, когда впустят, когда дадут визу.Но проходит год, и еще год,и еще одна осень,а нас все не приглашают,и не пускают,и не дают визу…И тогда мир становится маленьким,как косточка от вишни,которую мы слишком рано съели.
28.12.99
Доктор Мак-Фил
…Доктор Мак-Филпосле работыпо пабам ходил,и в каждом он пилразное пиво,чтобы казаться себе счастливым,нежным и мудрым,слегка ироничным,в меру циничным…Ни с кем не вступал он в пренияИ соглашался со всеми,Поскольку считал, что споры и трения —Слишком тяжелое бремя.Его знали бармены и завсегдатаи пабов,А он постоянно путал их именаИ говорил: «Сегодня моя женаменя не ждет, хотя и могла бы…»Но все хорошо знали, что нет никакой жены.И он знал, что все это знали.Нет, алкоголиком его не считали,Скорее поэтом темного пива, верящим в сны.А он был физик, и притом весьма неплохой.И днем это был совершенно другой человек.Сдержанный, умный, почти сухойв обращении с коллегами, державший всехаспирантов в плену дисциплины и правил.За его спиной шептали: вот наш педант,уж лучше б он нас в покое оставил.Но все, как один, соглашались: талант,каких мало, генератор идей.Потрясающий нюх, интуиция, глубина.Чем бы была наука без таких вот людей,Умеющих видеть до самого дна? …………..И никто из коллег не знал, что по вечерамдоктор Макфил уходит от времени,садится за стол со стаканом и в теменистучит все одно и то же, и по утрамвсе трудней и трудней просыпатьсяи вспоминать свое имя или название станции точное,где ему выходить и бежать, а потом улыбатьсяколлегам, студентам и прочим, стоящим цепочкою,вокруг его жизни, которая давно закончилась,но по инерции ищет свое продолжение,как душа ищет выхода, в темнице тела ворочаясь,как суббота ждет с нетерпением первых часов Воскресения. …Сегодня день воспоминаний…И в тесноте высоких зданий,среди толпы пустой и шумнойстарик блуждает полоумный.И с непокрытой головоюон под дождем идет. Тоскоюиль страхом времени гоним.Они же тешатся над ним…Он потерял воспоминанья.А это хуже, чем сознаньетерять — тебе его вернут.А память разве вновь найдут?Старик бредет, глядит на стеклавитрин (вся борода намокла),а в них сверканье ярких красок,чужих вещей, холодных масок…Но нет его воспоминаний.И только груз печальных знанийна плечи давит и гнетет.Старик сомнамбулой бредетИз ниоткуда в никуда.А скоро сумерки — беда…Он темноты теперь боится,он не выносит эти лица,чужие лица… Город-страхнавек застыл в его глазах.И на обман надежды нет…Воспоминаньем не согрет,он весь дрожит, в кафе заходит,берет сто грамм, но не проходитего тоска, его безумье.Он пьет таблетку полнолунья,чтобы забыть себя совсем…Не замечаемый никем,он из кафе с трудом выходити, как часы, свой страх заводит —ведь вечер долгий впередии боль стучит в его грудис уставшим сердцем в унисон.Своим безумием несом,как лодка без гребца, вперед,он память ищет и зовет.…А память сзади, словно тень,за ним ходила целый день.
17–18.03.98
Автопортрет
Пустой, холодный человекПровел по зеркалу рукой.А за окном пушистый снегОкутал город тишиной.Провел рукой и словно стерВсе то, что памятью звалось.Покуда вечности узорНа окнах рисовал мороз.
Был день как день и тихий вечер
Был день как день и тихий вечерСпокойно в комнаты входил.Он не был радостью отмечен,Но грустным тоже вряд ли был.Но что-то было в нем иное…Как будто вечности укол.И в ранних сумерках с тобоюМы сели ужинать за стол.И я не мог понять источникСвоей неведомой тоски.И целовал устало ночьюТвои прозрачные виски.
Был мертв и снова стал живым
Был мертв и снова стал живым.Узнал, ответил на улыбку.Отправил в прошлое открыткус одним коротким словом: «дым».Закончил вечности портретповерх портрета безрассудства.И погасил остатки чувства,как гасят днем ненужный свет.
В глубине ожидания время назад потечет
В глубине ожидания время назад потечети собьется февраль с монотонного снежного ритма.День, как шарик рулетки, опять на «зеро» попадет,и сбежит, словно Золушка с бала, усталая к нежности рифма.Снова свет золотистый окрасит твой дом изнутри.И окошко твое как маяк на окраине мира.Мне так хочется снова и снова с тобой говоритьо попытке любви неуверенной, брошенной, сирой…Мир возможностей смутных и вечных несказанных слов.Если только бы не был я снова отравлен зимою!..Но опять меня прошлым, как снегом, всего занесло.Только имя твое навсегда остается со мною.
В полупустой вагон вошла Надежда
В полупустой вагон вошла НадеждаВнимательно обвела взглядом усталые лица.Каждый узнал ее — она поняла это по глазам.И только один старик продолжал смотреть в окно.Надежда села рядом и сказала ему: «Здравствуй…»Он молча посмотрел на нее и рассмеялся.«Почему ты смеешься?» — спросила удивленно Надежда.«Потому что мне сейчас выходить» — ответил старик.
