Стихи

Эренбург Илья Григорьевич

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Уж рдеет золотой калач.

И, самогона ковш бывалый

Хлебнув, она несется вскачь

По выжженному буревалу.

И, распластавшись у порога,

Плюет на выцветший кумач.

И кто поймет, что это плач

Страны, возревновавшей Бога?

Стояли

страдные года.

И кто простит простой и грубой,

Что на нее легли тогда

Его прикушенные губы?

Среди созвездий сановитых

Вот новая сестра – Беда.

И Вифлеемова звезда -

Ее разбитое корыто.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

О, дочерь блудная Европы!

Зимы двадцатой пустыри

Вновь затопляет биржи ропот,

И трубный дых, и блудный крик.

Пуховики твоих базаров

Архимандрит кропит из туч,

И плоть клеймит густым нагаром

Дипломатический сургуч.

Глуха безрукая победа.

Того ль ты жаждала, мечта,

Из окровавленного снега

Лепя сурового Христа?

И то, что было правдой голой,

Сумели вымыслом обвить.

О, как тоски слабеет молот!

О, как ржавеет серп любви!

От Господа-Заимодавца

До биржевого крикуна -

И ты, презревшая лукавство,

Лукавить вновь обречена.

Но всё ж еще молчат горнисты – Властители и мудрецы,Что если жара новый приступ Взнесет Кремлевские зубцы?

Так в Октябре узревший пламень -

Строителя небывший лик -

Не променяет новый камень

На эти ризницы земли.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Ты Канадой запахла, Тверская.

Снегом скрипнул суровый ковбой.

Никого, и на скрип отвечает

Только сердца чугунного бой.

Спрятан золота слиток горячий.

Часовых барабанная дробь.

Ах, девчонки под мехом кошачьим

Тяжела загулявшая кровь!

Прожужжали мохнатые звезды,

Рукавицей махнул и утих.

Губы пахнут смолой и морозом.

От любви никому не уйти.

Санки – прямо в метельное небо.

Но нельзя оглянуться назад,

Где всё ближе и ближе средь снега

Кровянеют стальные глаза.

Дух глухого звериного рая

Распахнувшейся шубкой обжег.

А потом пусть у стенки оттает

Голубой предрассветный снежок.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Какой прибой растет в угрюмом сердце,

Какая радость и тоска,

Когда чужую руку хоть на миг удержит

Моя горячая рука!

Огромные, прохладные, сухие – Железо и церковный воск,И скрюченные в смертной агонии, И жалостливые до слез.

Привить свою любовь! И встречный долго Стоит, потупивши глаза,Вбирает сок соленый и тяжелый Обогащенная лоза.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Любовь не в пурпуре побед,

А в скудной седине бесславья.

И должен быть развеян цвет,

Чтоб проступила сердца завязь.

Кто испытал любовный груз,

Поймет, что значит в полдень летний

Почти подвижнический хруст

Тяжелой снизившейся ветви.

И чем тучней, чем слаще плод,

Тем чаще на исходе мая

Душа вздымалась тяжело

И никла, плотью обрастая.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Громкорыкого Хищника

Пел великий Давид.

Что скажу я о нищенстве

Безпризорной любви?

От груди еле отнятый,

Грош вдовицы зацвел

Над хлебами субботними

Роем огненных пчел.

Бьются души обвыклые,

И порой – не язык -

Чрево древнее выплеснет

Свой таинственный крик.

И по-новому чуждую

Я припомнить боюсь,

Этих губ не остуженных

Предрассветную грусть.

Но заря Понедельника,

Закаляя тоску,

Ухо рабье, как велено,

Пригвоздит к косяку.

Клювом вырвет заложника

Из расхлябанных чресл.

Это сердце порожнее,

И полуденный блеск!

Крики черного коршуна!

Азраила труба!

Из горчайших, о горшая,

Золотая судьба!

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

***

Уж сердце снизилось, и как!

Как легок лёт земного вечера!

Я тоже глиной был в руках

Неутомимого Горшечника.

И каждый оттиск губ и рук,