Стихия страха
Шрифт:
Я уставилась ему в глаза и захлебнулась болью его разума. Обычно, чтобы сойти с ума вместе с колдуном и выманить его демона, надо было постараться. Здесь все было иначе. Сам мальчишка казался другим. Человек переходит грань дозволенного собственным разумом и становится колдуном, проваливаясь в бездну, в одночасье теряя все человеческое. Но Алекс никогда и не был человеком. Его разум изначально родился бездной, замкнутой на себе. Он жил в собственном мире, но был грубо выдернут из него... На меня обрушились его ощущения и воспоминания. Чужое дыхание у себя на шее, жадные руки, шарящие по ставшему деревянным телу, соленый привкус чужой крови от прокушенного до кости пальца, и пульсирующая боль... Боль, разрывающая и выворачивающая нутро, боль, застывающая в бесконечности, и тут же возрождающаяся, снова и снова...
Я
– Профессор... Он тебя... Что он с тобой сделал?
– прохрипела я, раздирая себе горло ногтями.
Алекс вдруг отшатнулся от меня, его лицо исказилось обидой, он сжался в комок, обняв руками коленки, и стал мерно раскачиваться, что-то бормоча под нос. Чужое безумие нехотя выплюнуло меня. Я нащупала рукой кинжал и сжала его рукоять, понимая, что сейчас могу спокойно перерезать мальчишке горло. Он замкнулся в собственном мире, но... Его ощущения, ставшие моими на страшный миг, были настолько осязаемыми, что я чувствовала не только слабость в коленях, но и все остальное. Словно это над моим телом поглумился старый извращенец, прикрываясь заботливыми лживыми словами, словно это меня он насиловал, ласково целуя, словно это мне под шепот волн калечил не только тело, но и душу, раз за разом... Я стиснула кулаки. Мальчишка был безумен, но именно профессор вторгся в его разум и вывернул его наизнанку, превратив в колдуна. Колдуна, которого не отправишь обратно в бездну, потому что он сам был ею...
Я подошла к нему на негнущихся ногах и прохрипела:
– Пошли со мной, Алекс.
Дотронуться до его плеча я не решила, зная, насколько болезненны чужие прикосновения после пережитого.
– Я отведу тебя к морю. Оно... бесконечное. Оно примет твою боль. Пошли. Вставай.
Мальчишка поднял голову и взглянул на меня. Его глаза были небесно-голубыми, такими светлыми и чистыми, как небо после грозы, и я на секунду зажмурилась. Впервые в жизни я не знала, что делать. Я ненавидела колдунов и не принимала для них никаких оправданий. Колдовство должно быть уничтожено, и моя рука никогда не дрожала, обрывая их жизни. Жалости к Алексу я тоже не испытывала, хотя меня до сих пор подташнивало от пережитого им и разделенного со мной. Этот мальчишка был просто иным. Его бездна вышла за пределы его сознания, влияя не только на реальность людей рядом с ним, но и на стихии. Он сам был обезумевшей стихией, сорвавшейся с поводка. Да разве можно ненавидеть бурю, что ломает деревья? Или море, что несет беспомощный корабль прямо на острые рифы? Хотя нет, ненавидеть можно, только наказать или остановить нельзя. Странное ощущение, что безумие Алекса не остановится с его смертью, окрепло и заставило меня настойчиво повторить:
– Я отведу тебя к старому маяку. Там никто не живет. Тебе никто не будет мешать. Там будешь только ты. И море. Пошли.
– Пой, - упрямо повторил мальчишка, и его глаза сверкнули алмазами слез.
– Хорошо.
Я все-таки рискнула дотронуться до его плеча, напевая первую пришедшую на ум песенку про море, потом взяла его за руку и повела прочь. Меня больше не пугала необходимость преодолеть полгорода, ни разу не сфальшивив в мелодии, как и не тревожила боль в ноге или негромкое потрескивание грозовых разрядов в сгустившемся воздухе. Я лишь скрипела зубами, вспоминая влюбленные взгляды профессора в сторону красавчика. Моего красавчика. Удавлю...
К маяку вела узкая дорожка, извиваясь причудливым серпантином в скале, нависшей над морем. Старый маяк был давно заброшен, и время славно потрудилось над его разрушением. Но зато он был далеко от города и не пользовался популярностью, даже среди местных оборванцев. Я нехотя отпустила плечо Алекса и кивнула на белеющий в темноте контур маяка.
– Будь там. С обрыва видно море. Пой. Ты запомнил слова песни?
Мальчишка кивнул, жадно вглядываясь в морской горизонт.
– Еду тебе принесут. Жди меня. Я приду завтра. Буду тебе петь.
Он меня уже не слушал, рванув в зияющий провал руин. Я постояла еще немного, чувствуя, как остатки яда в теле разъедают внутренности. Надо было торопиться, уже почти стемнело. Сквозь тучи робко выглянула луна, стыдливо залив маяк призрачным светом. Худенькая фигура с растрепанными на ветру светлыми вихрами скрючилась на обрыве и негромко завывала. Я прислушалась и хмыкнула. Никуда Алекс отсюда не денется. А завтра я решу, что с ним делать. Но прежде... Мой оскал стал еще шире, а пальцы сомкнулись на рукояти кинжала. Убью паскуду.
Я спускалась со скалы, торопясь быстрей найти экипаж. Дурное предчувствие туманило разум. Мерзавец не посмеет. Ведь Кысей - инквизитор, а не беспомощный больной мальчишка. Тот даже пожаловаться никому не мог. А Кысей молчать не будет, позволь только профессор себе лишнего. Ведь не посмеет же? Я уговаривала себя, что старый извращенец просто сорвался, не удержав себя в штанах при виде юного личика и беспомощных голубых глаз. Но тут неожиданно осознала, отчего Камилли исключили из сана. Я споткнулась о камень и чуть не полетела, запутавшись в длинных юбках. Мужеложство Святым Престолом не прощалось, в отличие от мелких интрижек или похождений в бордель. Значит, Алекс у профессора не первый. И не единственный. Меня пробил озноб, когда я вспомнила безумный взгляд Луки. И он тоже? Но как?.. А Фарид?.. Да полноте! Не стал бы Фарид, выживший на арене и сумевший отвоевать себе свободу, терпеть насилие от профессора. Если только... Мне вспомнился хмельной вкус на губах, и я подобрала юбку, припустив с холма уже бегом.
– Куда прикажете ехать, госпожа?
– равнодушно спросил меня извозчик, не смутившийся моего запыхавшегося вида.
Я прислонилась разгоряченным лбом к дверце экипажа, пытаясь восстановить дыхание. Легкие горели огнем. Ехать к инквизитору домой? А если его там нет? Если он в управе или у отца Георга? Или у отца Валуа? Я стукнула кулаком. Старые лицемеры! Они ведь наверняка были в курсе грязного прошлого профессора. Почему не предупредили этого молодого идиота? Или сказали ему, а он просто постеснялся рассказать мне? Я с сожалением отмела вспыхнувшую надежду. Если бы Кысей знал правду о профессоре, он бы мялся, краснел и заикался, говоря про него. Нет, он точно ничего не знал. Куда же ехать? Я не знала, где может быть красавчик, но я точно знала, где его быть не должно.
– В Академию, - приказала я извозчику.
Меня встретили удручающе темные окна профессорского дома. Я щедро расплатилась с извозчиком и отпустила экипаж, попросив передать Антону записку. Сегодня я собиралась задержаться, а волновать брата не хотелось. Кроме того, не мешало заранее позаботиться об алиби, оно мне понадобится... Я забарабанила в дверь, уговаривая себя, что старый извращенец просто спит. Сейчас он откроет дверь... И я захлопну ее навсегда за обитателями этого дома, из которого они никогда уже не выйдут. Пальцы жадно сжались на рукояти кинжала. Но ответом была лишь тишина. Где может шляться эта паскуда? Я в отчаянии опустилась на крыльцо, пытаясь собраться с мыслями. Ехать к красавчику домой? Я чувствовала неумолимый ток времени, ускользающего сквозь пальцы. За Кысеем ходит тройка братьев, а еще мой человек. Едва ли профессор был в состоянии что-то противопоставить им. Но он может напоить красавчика и тогда... Да в конце концов! Холодный разум подсказывал, что ничего страшного не произойдет, даже если профессор снасильничает Кысея... Мне же легче будет, если с инквизитора слетит весь пафос его клятого целибата... Но от одной лишь мысли, что профессор прикоснется к нему, глаза застила кровавая пелена бешенства. Никто не смеет посягать на мое...
Я вскочила на ноги, глубоко вздохнула и разбила свой разум вдребезги. Это было всегда мучительно больно и страшно, но иного способа призвать мару я не знала. Осколки моего сознания сложились в Макса, который стоял напротив. От него тянуло гарью, болью и свежестью ушедшей грозы.
– Где инквизитор?
– торопливо спросила я.
Макс молчал, слегка покачиваясь с пятки на носок, потом пожал плечами. Демон, он и при жизни не утруждал себя лишними словами! И для него красавчик был просто еще одним клиентом, правда, последним в его жизни. Но Дылда...