Стихийный мир: трилогия в одном томе
Шрифт:
– Ты сказал, что смесков не бывает, – я отошла еще на пару шагов и одернула платье. – Неужели драконорожденный никогда не влюблялся в небеснорожденную или дочь шторма? Или дочь шторма никогда не западала на небеснорожденного?
– Почему же, такие союзы не редкость. Мы не ограничены своей кастой. Но пара, где партнеры из разных стихий, не может иметь детей. Точнее их младенцы умирают практически сразу после рождения. И никто не знает почему. Именно поэтому у нас разрешены тройные браки.
– Странно. Еще вопрос: ты сказал, в
– Глаза меняются только у Верховных. У детей цветов в них листва, а у детей шторма – волны. У стихий же глаза статично одного цвета: Земля – зеленый, Огонь – ореховый, Воздух – цвета ясного неба, Вода – насыщенно-синий. У простых смертных глаза черные. И опережая твой вопрос – стихия может родиться в любой семье, до сих пор не ясно как комбинируются их гены, мы же рождаемся только в своих кастах.
– Что я вчера сделала с тобой? – еще один момент, не дающий мне покоя.
– Использовала силу небеснорожденных, что же еще. Вы – традиционно наши лидеры, мудрецы и миротворцы. Вы обладаете особой силой внушения, вы, как ветер, легким дуновением закладываете мысль в голову того, кто вам нужен. Но используете вы этот дар только в особых случаях. Как ты вчера со мной, – он мягко улыбнулся. Хм, использовала с ним и с кучей земляных… Теперь понятно, почему они так быстро успокоились и так легко все приняли.
Вдали пели птицы, несмотря на конец лета, солнце грело с утроенной силой. Я сбросила кожаную куртку на траву и села прямо на нее, прижавшись спиной к дереву. Мой новый друг поступил так же. Под курткой обнаружилась красная рубашка, расшитая непонятными мне символами.
– Объяснишь? – я погладила его по руке.
– Как отличить небеснорожденную от воздушной, если первая спокойна? Одежда. У каждого клана свой цвет, а у каждого высшего еще и свои символы. На одежде драконорожденных вышито послание нашего прародителя своим потомкам, строгий наказ защищать наш мир от тьмы.
Мы опять оказались очень близко друг к другу, и я напряглась. Хантера это, похоже, здорово веселило. Заметив мое смущение, он наклонился ко мне и проговорил низким вибрирующим от эмоции голосом:
– Красавица, я тебя не съем. И не сделаю ничего, чего бы ты сама не захотела.
– Тебя твои не потеряют? – я мужественно выдержала многообещающий взгляд. – Оскар, например.
– Потерять – не потеряют. Но наверняка уже мучаются, пытаясь понять, где я, – это точно. Поэтому сейчас я отнесу тебя туда, откуда взял, а завтра мы отправимся в архив Огня, и посмотрим, чем древние свитки могут нам помочь.
И, не дав мне и слова вставить, он стремительно поднялся и подхватил меня вместе с курткой на руки.
Пока мы летели назад, огненный рассказал мне, что небеснорожденные тоже могут парить в воздухе, вопрос лишь в том, смогу ли я. Я же думала о том, что называть его огненным неверно, но при этом донельзя точно. Он весь – живое пламя, неконтролируемое, спонтанное, опасное и манящее. Мне следует быть осторожнее с ним. Как не глупо думать об этом, кутаясь в его объятья.
На прощание драконорожденный поцеловал мне руку и слегка поклонился. А я смогла лишь кивнуть и смотреть ему вслед, пока он не скрылся за деревьями.
Постояв еще какое-то время фигурным столбом, я вздохнула, и пошла к своей башне. Мысли кружились вокруг Хантера и моих проблем. Поэтому отчаянно махавшую мне девушку я заметила не сразу.
– Скай, привет! – ко мне подошла блондинка моего роста и возраста, с бледно-зелеными глазами и очаровательной улыбкой. Она вся казалась удивительно живой и подвижной, располагающей к себе и открытой.
– Хм, добрый день, – настороженно откликнулась я.
– Да, я уже слышала, ты ничего не помнишь, меня зовут Блис, мы с тобой подруги. Опережая твой вопрос: о твоей проблеме мне рассказал Дом, – интересно, теперь все окружающие будут «опережать мои вопросы»?
На самом деле логично: у меня должны были быть подруги. И они должны были хорошо меня знать. Вот только потеря памяти успешно компенсировалась здоровой паранойей, и я теперь не знаю, кому мне верить.
– Ммм, Блис, это, конечно, здорово, но я тебя не помню, и не знаю, действительно ли мы подруги.
– Скай, я знаю тебя много лет, и никогда ты не была такой мнительной, – девушка склонила голову к плечу, задумчиво меня разглядывая.
– Представь, какого это, не помнить никого – ни себя, ни окружающих, – повисла неловкая пауза. – Если ты так хорошо меня знаешь, скажи: я вела дневник?
– Нет, ты любишь собирать фотокарточки, аккуратно ведешь конспекты, хорошо рисуешь, но дневник ты не вела. Ты говорила, что яркие моменты нашей жизни пробуждают твое вдохновение, и ты рисуешь.
Интересно, выходит, я – художник. Или что-то близкое к тому. Это объясняет наличие мольберта в комнате. Может, Блис и правда моя подруга, а может, и нет – моя тяга к рисованию вряд ли была большой тайной.
– Блис, прости, но мне пока тяжело сходиться с людьми, поэтому я бы попросила на какое-то время оставить меня в покое. Как только я разберусь в себе, я обязательно вновь стану той Скай, которую ты знала.
– Ты всегда была невыносима! – она усмехнулась. – Послушай: мы подруги, а это значит не только трепать языком о парнях, но и помогать друг другу в сложные периоды. Если тебе нужно время, я подожду, но ты должна знать, что я всегда готова придти на помощь! Тем более что она тебе понадобиться, например, в учебе.
Я, с трудом сдерживая нахлынувшие эмоции, благодарно кивнула и распрощалась с Блис. Моей голове просто необходимо отдохнуть от потока информации. Кроме того меня одолевали странные мысли. Я не знаю, какими были люди вокруг меня, пока я не потеряла память. Но сейчас, лишь двое во всем мире готовы мне помочь, и это много для меня значит.