Стихотворения (1803-1809)

Байрон Джордж Гордон

1807 г.

_{Перевод В. Брюсова}

К музе вымысла

Царица снов и детской сказки, Ребяческих веселий мать, Привыкшая в воздушной пляске Детей послушных увлекать! Я чужд твоих очарований, Я цепи юности разбил, Страну волшебную мечтаний На царство Истины сменил! Проститься нелегко со снами, Где жил я девственной душой, Где нимфы мнятся божествами, А взгляды их — как луч святой! Где властвует Воображенье, Все в краски дивные одев. В улыбках женщин — нет уменья И пустоты — в тщеславье дев! Но знаю: ты лишь имя! Надо Сойти из облачных дворцов, Не верить в друга, как в Пилада, Не видеть в женщинах богов! Признать, что чужд мне луч небесный, Где эльфы водят легкий круг, Что девы лживы, как прелестны, Что занят лишь собой наш друг. Стыжусь, с раскаяньем правдивым, Что прежде чтил твой скиптр из роз. Я ныне глух к твоим призывам И не парю на крыльях грез! Глупец! Любил я взор блестящий И думал: правда скрыта там! Ловил я вздох мимолетящий И

верил деланным слезам. Наскучив этой ложью черствой, Твой пышный покидаю трон. В твоем дворце царит Притворство, И в нем Чувствительность — закон! Она способна вылить море — Над вымыслами — слез пустых, Забыв действительное горе, Рыдать у алтарей твоих! Сочувствие, в одежде черной И кипарисом убрано, С тобой пусть плачет непритворно, За всех кровь сердца льет оно! Зови поплакать над утратой Дриад: их пастушок ушел. Как вы, и он пылал когда-то, Теперь же презрел твой престол. О нимфы! вы без затрудненья Готовы плакать обо всем, Гореть в порывах исступленья Воображаемым огнем! Оплачете ль меня печально, Покинувшего милый круг? Не вправе ль песни ждать прощальной Я, юный бард, ваш бывший друг? Чу! близятся мгновенья рока… Прощай, прощай, беспечный род! Я вижу пропасть недалеко, В которой вас погибель ждет. Вас властно гонит вихрь унылый, Шумит забвения вода, И вы с царицей легкокрылой Должны погибнуть навсегда.

1807 г.

_{Перевод В. Брюсова}

Хочу я быть ребенком вольным …

Хочу я быть ребенком вольным И снова жить в родных горах, Скитаться по лесам раздольным, Качаться на морских волнах. Не сжиться мне душой свободной С саксонской пышной суетой! Милее мне над зыбью водной Утес, в который бьет прибой! Судьба! возьми назад щедроты И титул, что в веках звучит! Жить меж рабов — мне нет охоты, Их руки пожимать — мне стыд! Верни мне край мой одичалый, Где знал я грезы ранних лет, Где реву Океана скалы Шлют свой бестрепетный ответ! О! Я не стар! Но мир, бесспорно, Был сотворен не для меня! Зачем же скрыты тенью черной Приметы рокового дня? Мне прежде снился сон прекрасный, Виденье дивной красоты… Действительность! ты речью властной Разогнала мои мечты. Кто был мой друг — в краю далеком, Кого любил — тех нет со мной. Уныло в сердце одиноком, Когда надежд исчезнет рой! Порой над чашами веселья Забудусь я на краткий срок… Но что мгновенный бред похмелья! Я сердцем, сердцем — одинок! Как глупо слушать рассужденья — О, не друзей и не врагов! — Тех, кто по прихоти рожденья Стал сотоварищем пиров. Верните мне друзей заветных, Деливших трепет юных дум, И брошу оргий дорассветных Я блеск пустой и праздный шум. А женщины? Тебя считал я Надеждой, утешеньем, всем! Каким же мертвым камнем стал я, Когда твой лик для сердца нем! Дары судьбы, ее пристрастья, Весь этот праздник без конца Я отдал бы за каплю счастья, Что знают чистые сердца! Я изнемог от мук веселья, Мне ненавистен род людской, И жаждет грудь моя ущелья, Где мгла нависнет, над душой! Когда б я мог, расправив крылья, Как голубь к радостям гнезда, Умчаться в небо без усилья Прочь, прочь от жизни — навсегда!

1807 г.

_{Перевод В. Брюсова}

Тщеславной леди

Зачем, беспечная, болтать О том, что шепчут втихомолку, А после — слезы проливать И упрекать себя без толку? О, ты наплачешься со зла, Под смех наперсниц вероломных, За весь тот вздор, что ты плела Про вздохи юношей нескромных. Не верь прельщающим сердца Любезникам благообразным: Падешь добычею льстеца, Не устояв перед соблазном. Словечки ветреных юнцов Ты с детским чванством повторяешь. Поддавшись им, в конце концов И стыд и совесть потеряешь. Ужель, когда в кругу подруг Ты рассыпаешь ворох басен, Улыбок, реющих вокруг, Коварный смысл тебе не ясен? Не выставляйся напоказ, Храни свои секреты свято. Кто поскромней, ведь та из вас Не станет хвастать лестью фата. Кто не смеется из повес Над простофилею болтливой? В ее очах — лазурь небес, Но до чего слепа — на диво! В любовных бреднях — сущий рай Для опрометчивой хвастуньи: Поверит, как ни привирай, И тут же выболтает втуне. Красавица! Не пустословь. Во мне не ревность рассуждает. Твой чванный облик не любовь, А только жалость вызывает.

15 января 1807 г.

_{Перевод Л. Шифферса}

Автору сонета, начинающегося словами: "Мой стих печален»

Хотя сонет твой, без сомненья, Скорей печален, чем умен, Но разве слезы сожаленья У нас способен вызвать он? Мое сочувствие сильнее К себе другой бедняк влечет, Чья скорбь горит еще больнее: Кто на беду твой стих прочтет. О, этот стих без чар едва ли Возможно вновь перечитать. В нем больше смеха, чем печали, Ума же вовсе не сыскать. Коль хочешь ты, чтоб нам страданье Заледенило в жилах кровь, То дай скорее обещанье Свои стихи прочесть нам вновь.

8 марта 1807 г.

_{Перевод С. Ильина}

К моему сыну

Взор синий, золото кудрей — Ты слепок с матери твоей, Ты все сердца к себе привлек Улыбкой, ямочками щек, А для меня в них мир другой! — Мир счастья, сын мой дорогой! Но ты не Байрон, так кого ж, Мой мальчик, ты отцом зовешь? Нет, Вильям, от забот отца Не откажусь я до конца, И мне простит мой грех один Тень матери твоей, мой сын. Укрыли прах ее цветы, Чужою грудью вскормлен ты. Насмешкой встречен, наг и сир, Без имени вошел ты в мир, Но не грусти, ты не один, С тобою твой отец, мой сын. И что мне злой, бездушный свет! Природой пренебречь? О нет! Пусть моралисты вне себя, Дитя любви, люблю тебя. От юных радостей один Отцу остался ты, мой сын. Недопит кубок жизни мной, Не блещет волос сединой, Так младшим братом будь моим, А я, мой светлый херувим, Всю жизнь, какая мне дана, Как долг, отдам тебе сполна. Пусть молод, ветрен я, ты все ж Во мне всегда отца найдешь, И мне ль остыть, когда мою В тебе я Элен узнаю, И мне, как дар счастливых дней, Мой сын, ты дорог тем сильней.

1807 г.

_{Перевод В. Левика}

Строки, написанные под вязом на кладбище в Гарроу

Места родимые! Здесь ветви вздохов полны, С безоблачных небес струятся ветра волны: Я мыслю, одинок, о том, как здесь бродил По дерну свежему я с тем, кого любил, И с теми, кто сейчас, как я, — за синей далью, — Быть может, вспоминал прошедшее с печалью: О, только б видеть вас, извилины холмов! Любить безмерно вас я все еще готов; Плакучий вяз! Ложась под твой шатер укромный, Я часто размышлял в час сумеречно-скромный: По старой памяти склоняюсь под тобой, Но, ах! уже мечты бывалой нет со мной; И ветви, простонав под ветром — пред ненастьем, — Зовут меня вздохнуть над отснявшим счастьем, И шепчут, мнится мне, дрожащие листы: "Помедли, отдохни, прости, мой друг, и ты!" Но охладит судьба души моей волненье, Заботам и страстям пошлет успокоенье, Так часто думал я, — пусть близкий смертный час Судьба мне усладит, когда огонь погас; И в келью тесную, иль в узкую могилу — Хочу я сердце скрыть, что медлить здесь любило; С мечтою страстной мне отрадно умирать, В излюбленных местах мне сладко почивать; Уснуть навеки там, где все мечты кипели, На вечный отдых лечь у детской колыбели; Навеки отдохнуть под пологом ветвей, Под дерном, где, резвясь, вставало утро дней; Окутаться землей на родине мне милой, Смешаться с нею там, где грусть моя бродила; И пусть благословят — знакомые листы, Пусть плачут надо мной — друзья моей мечты; О, только те, кто был мне дорог в дни былые, — И пусть меня вовек не вспомнят остальные.

2 сентября 1807 г.

_{Перевод А. Блока}

Эпитафия Джону Адамсу, носильщику из Саутвелла, умершему от пьянства

Джон Адамс здесь лежит, Саутвеллского прихода Носильщик; он носил ко рту стаканчик свой Так часто, что потом несли его домой; Ничья бы проб таких не вынесла природа! Так много жидкости он в жизни похлебал, Что вынести не мог; на вынос сам попал!

Сентябрь 1807 г.

_{Перевод Н. Холодковского}

Надпись на чаше из черепа

Не бойся: я — простая кость; Не думай о душе угасшей. Живых голов ни дурь, ни злость Не изойдут из этой чаши. Я жил, как ты, любил и пил. Теперь я мертв — налей полнее! Не гадок мне твой пьяный пыл, Уста червя куда сквернее. Быть винной чашей веселей, Чем пестовать клубок червивый. Питье богов, не корм червей, Несу по кругу горделиво. Где ум светился, ныне там, Умы будя, сверкает пена. Иссохшим в черепе мозгам Вино — не высшая ль замена? Так пей до дна! Быть может, внук Твой череп дряхлый откопает — И новый пиршественный круг Над костью мертвой заиграет. Что нам при жизни голова? В ней толку — жалкая крупица. Зато когда она мертва, Как раз для дела пригодится.

Ньюстедское аббатство, 1808 г.

_{Перевод Л. Шифферса}

Не вспоминай…

Не вспоминай тех чудных дней Что вечно сердцу будут милы, — Тех дней, когда любили мы. Они живут в душе моей. И будут жить, пока есть силы — До вечной — до могильной тьмы. Забыть… Все, что связало нас? Как слушал я стук сердца страстный, Играя золотом волос… Клянусь, я помню, как сейчас, Твой томный взор, твой лик прекрасный, И нежных уст немой вопрос. Как льнула ты к груди моей, И глаз твоих полупризыв, Полуиспуг — будил желанье… И мы сближались все тесней, Уста к устам, весь мир забыв, Чтоб умереть в одном лобзаньи!.. Потом склоняла ты чело, И глаз лазуревую негу Густых ресниц скрывала сень, Она — как ворона крыло, Скользя по девственному снегу, — На блеск ланит кидали тень… Вчера пригрезилась во сне Любовь былая наша мне… И слаще было сновиденье, Чем в жизни новой страсти пыл; Сиянье глаз иных — затмил Твой взор в безумьи наслажденья. Не говори ж, не вспоминай Тех дней, что снов дарят нам рай, Тех дней, что сердцу будут милы, Пока нас не забудет свет, Как хладный камень у могилы, Вещающий, что нас уж нет!..

13 августа 1808 г.

_{Перевод Т. Щепкиной-Куперник}

Надпись на могиле ньюфаундлендской собаки

Когда надменный герцог или граф Вернется в землю, славы не стяжав, Зовут ваятеля с его резцом И ставят памятник над мертвецом. Конечно, надпись будет говорить Не кем он был, — кем только мог бы быть. А этот бедный пес, вернейший друг, Усерднейший из всех усердных слуг, — Он как умел хозяину служил, Он только для него дышал и жил, — И что ж? Забыты преданность и труд, И даже душу в нем не признают: Его кумир, всесильный господин, На небесах желает быть один. О человек, слепой жилец времен! Ты рабством или властью развращен, Кто знал тебя, гнушается тобой, Презренный прах с презренною судьбой! Любовь твоя — разврат, а дружба — ложь, Ты словом и улыбкой предаешь! Твоя порода чванна и горда, Но за нее краснеешь от стыда. Ступай к богатым склепам — и не стой Над этой урной, скромной и простой. Она останки друга сторожит. Один был друг — и тот в земле лежит.