Стихотворения (1809-1816)

Байрон Джордж Гордон

XIX

Но есть ли меж великих века, На ком покоить можно взгляд, Кто высит имя человека, Пред кем клеветники молчат? Да, есть! Он — первый, он — единый! И зависть чтит твои седины, Американский Цинциннат! Позор для племени земного, Что Вашингтона нет другого!

_{Перевод В. Брюсова}

Романс

Заветное имя сказать, начертать Хочу — и не смею молве нашептать. Слеза жжет ланиту — и выдаст одна, Что в сердце немая таит глубина. Так скоро для страсти, для мира сердец Раскаяньем поздно положен конец Блаженству — иль пыткам?… Не нам их заклясть: Мы рвем их оковы — нас сводит их власть. Пей мед; преступленья оставь мне полынь! Мой идол, прости меня! Хочешь — покинь! Но сердце любви не унизит вовек: Твой раб я, — не сломит меня человек. И в горькой кручине пребуду я тверд: Смирен пред тобой и с надменными горд. Забвенье с тобой — иль у ног все миры?… Мгновенье с тобой все вместило дары! И вздох твой единый дарит и мертвит И вздох твой единый дарит и живит. Бездушными буду за душу судим: Не им твои губы ответят, — моим!

4 мая 1814 г.

_{Перевод В. Иванова}

Сочувственное послание Сарре, графине Джерсей, по поводу того, что принц-регент возвратил ее портрет м-с Ми

Когда торжественно тщеславный кесарь Рима, Пред кем склонялась чернь с враждой непримиримой, Открыл перед толпой святыню славных дней, Все статуи святых и доблестных мужей, — Что более всего приковывало зренье? Что взорам пристальным внушало изумленье При этом зрелище? Чьих черт не видно тут? Нет изваяния того, чье имя — Брут! Все помнили его, — толпа его любила, Его отсутствие — залогом правды было; Оно вплело в венец, для славы, больше роз, Чем мог вплести гигант и золотой колосс. Так точно, если здесь, графиня, наше зренье Твоих прекрасных черт лишилось в изумленьи, В прелестном цветнике красавиц остальных, Чья красота бледна пред солнцем черт твоих; Когда седой старик — поистине наследник Отцовского венца и королевских бредней, — Когда развратный взор и вялый дух слепца Отвыкли без труда от твоего лица, — Пусть на его плечах позор безвкусья; рамы — Где тьма красивых лиц и нет прекрасной дамы! Нас утешает мысль, — когда уж лучше нет, — Мы сохраним сердца, утратив твой портрет. Под сводом зал его — какая нам отрада? В саду, где все цветы, — и нет царицы сада; Источник мертвых вод, где нет живых ключей; И небо звездное, где Дианы нет лучей. Уж не плениться нам такою красотою, Не глядя на нее, летим к тебе мечтою; И мысли о тебе нас больше восхитят, Чем все, что может здесь еще пленить наш взгляд. Сияй же красотой в небесной выси синей, Всей кротостью твоей и правильностью линий, Гармонией души и прелестью светла, И взором радостным, и ясностью чела, И темнотой кудрей — под сенью их смолистой Еще белей чела сияет очерк чистый, — И взорами, где жизнь играет и влечет, И отдыха очам плененным не дает, И заставляет вновь искать за их узором Все новые красы — награду долгим взорам; Но ослепительна, быть может, и ярка Такая красота для зренья старика; Так, — долго нужно ждать, чтоб цвет поблек весенний, Чтоб нравиться ему — больной и хилой тени, Больному цинику, в ком скуки хлад слепой, Чей взор завистливо минует образ твой, Кто жалкий дух напряг, соединив в себе Всю ненависть слепца к свободе и к тебе.

29 мая 1814 г.

_{Перевод А. Блока}

ЕВРЕЙСКИЕ МЕЛОДИИ

Она идет во всей красе

Она идет во всей красе — Светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все В ее очах заключены, Как солнце в утренней росе, Но только мраком смягчены. Прибавить луч иль тень отнять — И будет уж совсем не та Волос агатовая прядь, Не те глаза, не те уста И лоб, где помыслов печать Так безупречна, так чиста. А этот взгляд, и цвет ланит, И легкий смех, как всплеск морской, Все в ней о мире говорит. Она в душе хранит покой И если счастье подарит, То самой щедрою рукой!

12 июня 1814 г.

_{Перевод С. Маршака}

***

Убита в блеске красоты! Да спит легко под вечной сенью, Да сблизят вешние цветы Над ней прозрачные листы И кипарис овеет тенью. Печаль у синих этих вод Помедлит с горькой, смутной думой, Вздохнет — и тихо отойдет… Безумец! Разве твой приход Смутит могилы сон угрюмый! Мы знаем: Смерть не слышит нас, Не видит наших потрясений. Но разве это в грустный час Удержит нас от слез и пеней? Ты говоришь: забудь! Но сам Ты бледен, ты готов к слезам.

_{Перевод В. Левика}

Душа моя мрачна

Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей! Вот арфа золотая: Пускай персты твои, промчавшися по ней, Пробудят в струнах звуки рая. И если не навек надежды рок унес, Они в груди моей проснутся, И если есть в очах застывших капля слез — Они растают и прольются. Пусть будет песнь твоя дика. — Как мой венец, Мне тягостны веселья звуки! Я говорю тебе: я слез хочу, певец, Иль разорвется грудь от муки. Страданьями была упитана она, Томилась долго и безмолвно; И грозный час настал — теперь она полна, Как кубок смерти, яда полный.

_{Перевод М. Лермонтова}

Ты плачешь

Ты плачешь — светятся слезой Ресницы синих глаз. Фиалка, полная росой, Роняет свой алмаз. Ты улыбнулась — пред тобой Сапфира блеск погас: Его затмил огонь живой, Сиянье синих глаз. Вечерних облаков кайма Хранит свой нежный цвет, Когда весь мир объяла тьма И солнца в небе нет. Так в глубину душевных туч Твой проникает взгляд: Пускай погас последний луч — В душе горит закат.

_{Перевод С. Маршака}

Ты кончил жизни путь…

Ты кончил жизни путь, герой! Теперь твоя начнется слава, И в песнях родины святой Жить будет образ величавый, Жить будет мужество твое, Освободившее ее. Пока свободен твой народ, Он позабыть тебя не в силах. Ты пал! Но кровь твоя течет Не по земле, а в наших жилах; Отвагу мощную вдохнуть Твой подвиг должен в нашу грудь. Врага заставим мы бледнеть, Коль назовем тебя средь боя; Дев наших хоры станут петь О смерти доблестной героя; Но слез не будет на очах: Плач оскорбил бы славный прах.

_{Перевод А. Плещеева}

Видение Валтасара

Царь на троне сидит; Перед ним и за ним С раболепством немым Ряд сатрапов стоит. Драгоценный чертог И блестит и горит, И земной полубог Пир устроить велит. Золотая волна Дорогого вина Нежит чувства и кровь; Звуки лир, юных дев Сладострастный напев Возжигают любовь. Упоен, восхищен, Царь на троне сидит — И торжественный трон И блестит и горит… Вдруг — неведомый страх У царя на челе И унынье в очах, Обращенных к стене. Умолкает звук лир И веселых речей, И расстроенный пир Видит (ужас очей!): Огневая рука Исполинским перстом На стене пред царем Начертала слова… И никто из мужей, И царевых гостей, И искусных волхвов Силы огненных слов Изъяснить не возмог. И земной полубог Омрачился тоской… И еврей молодой К Валтасару предстал И слова прочитал: Мани, фекел, фарес! Вот слова на стене, Волю бога с небес Возвещают оне. Мани значит: монарх, Кончил царствовать ты! Град у персов в руках — Смысл, середней черты; Фарес — третье — гласит: Ныне будешь убит!.. Рек — исчез… Изумлен, Царь не верит мечте. Но чертог окружен И… он мертв на щите!..

_{Перевод А. Полежаева}

Солнце бессонных

Бессонных солнце, скорбная звезда, Твой влажный луч доходит к нам сюда. При нем темнее кажется нам ночь, Ты — память счастья, что умчалось прочь. Еще дрожит былого смутный свет, Еще мерцает, но тепла в нем нет. Полночный луч, ты в небе одинок, Чист, но безжизнен, ясен, но далек!..