Стихотворения и поэмы

Заболоцкий Николай Алексеевич

ОТВЕРНУТСЯ ТРАВЫ

Кадры из тысячи фильмов бегут, голову кружат, дышать не дают. Как ни болят мои очи, сегодня я вряд ли усну. Тянутся руки — бессильные руки — к вину. Даст ли оно мне забвенье? Навряд! Лишь сновиденья огнем загорят. Капая на руки, катятся слезы мои, как ненавижу я жалкие слезы мои! Глупый, зачем ты смежаешь глаза? Спящего разве минует гроза? Травы — и те от тебя отвернутся в бою, если за мать не отмстишь ты сегодня свою.

ТОЛЬКО МЫ!

Там, где родился, — отчизна твоя дорогая, где говорить научился — там родина… Как же назвать эту страну, где рожден я, где вырос, играя, где как собаку убили мою беззащитную мать? Вырвать ли мне мой язык изо рта иль смиренно в сердце своем упокоить могильные эти холмы? О, расступись, мое небо! Исчезни, дунайская пена! Звезды над нашей страною зажжем только мы. Только мы!

КЛАССИКИ ГРУЗИНСКОЙ ПОЭЗИИ

ДАВИД ГУРАМИШВИЛИ

ЗУБОВКА

На мотив русской песни «Казак — душа правдивая»

Я из Зубовки однажды к дому возвращался И с красоткой чернобровой в поле повстречался. На лице ее прекрасном родинка чернела, Красота ее внезапно сердцем овладела! Я спросил ее: «О солнце, держишь путь куда ты? Из какого ты селенья, из какой ты хаты? Я узрел тебя, и сердце стало словно камень, Окропи меня водою, жжет меня твой пламень!» Осерчав,

она сказала: «Грех тебе, злодею! Как просить ты смеешь, чтобы стала я твоею! С соловьем любиться розе, не с тобой, вороной!» Слыша это, я заплакал, в сердце уязвленный. И она сказала снова: «Прочь, отстань, прошу я! Не хочу тебя, другому здесь принадлежу я. Мой супруг тебя красивей, мужественней с виду». Обезумел я, почуяв горькую обиду. А она: «Ни слова больше! Отцепись, проклятый!» — И ударила, ругая, палкой суковатой. Покачнулся и упал я, потеряв сознанье, И она передо мною встала, как сиянье, Пожалела, наклонилась и взяла за руку: «И за что ты, неразумный, принимаешь муку?» Я сказал: «Из-за тебя я разума лишился, Не обласканный тобою, с жизнью распростился!» И красавица с улыбкой ласково сказала: «Если нас с тобой увидят, худо бы не стало. Встань, пойдем, пора вернуться каждому до дому, Будешь здесь, так снова выйду я к тебе, дурному». И ушла она, пропала, чудо черноброво, Лишь оставила на память ласковое слово. С той норы я, раб влюбленный, всё гляжу на поле, Лишь пришла бы, ничего я не желаю боле. — Я приду, — она сказала. Полный ожиданья, Не могу в тоске по милой я сдержать рыданья. В час кончины одинокой не она, так кто же Дверь в загробное селенье мне откроет, боже? Послужить моей любимой жажду я, унылый. Переполненное сердце вечно жаждет милой. У нее в руках, я знаю, чтобы жил и впредь я, Есть и хлеб существованья и вода бессмертья. Дай мне, боже, только ею жить в годины эти! Разве есть еще другая, лучшая, на свете? За меня она, я знаю, вытерпела муки, Вижу лик ее обмерший, связанные руки. Где теперь ты, дорогая? Отзовись скорее! Ты была мне в целом мире всех людей роднее. Я в аду тебя не вижу, ты в стране господней. Так возьми ж меня с собою прочь из преисподней! Я в аду тебя не вижу, ты в стране господней, Так возьми ж меня с собою прочь из преисподней! Так возьми ж меня с собою прочь из преисподней!

ГРИГОЛ ОРБЕЛИАНИ

МУХАМБАЗИ («Не давай мне вина…»)

Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина, опьянен я твоей красотой! Если выпью вина, мне изменит язык, посмеется судьба надо мной. Он расскажет тебе, как я молча страдал бесконечное множество дней, Он расскажет тебе о печали моей, о любви безнадежной моей, О великом и жалком несчастье моем, помутившем рассудок больной. Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина, опьянен я твоей красотой! Если голос рассудка над сердцем моим потерял свою власть не вполне, Даже эту почти безнадежную власть уничтожить ты хочешь во мне. Ты ведь знаешь, как мало мне нужно, чтоб я обезумел, любовью объят,— Только малую долю вниманья ко мне, лишь один твой приветливый взгляд. Всё ты знаешь, но чашу, но чашу вина ты даешь мне, смеясь надо мной… Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина, опьянен я твоей красотой! Ах, на гибель мою, на погибель мою, на своем ты стоишь, на своем! Как безумец, я пью эту чашу мою, я не знаю, что будет потом. Ты мне розу даешь — что мне роза твоя, если вижу я розу ланит? О, склони ко мне чистую розу ланит, пусть я буду тобою убит. Ах, зачем мне вино, если сердце полно лишь одною, одною тобой! Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина, опьянен я твоей красотой! Если, полный любви, я гляжу на тебя — вся кругом замолкает земля. Расцветает на дивных ланитах твоих благовонный цветок миндаля. О, позволь мне прижаться к его лепесткам — изнемог я в напрасной борьбе. Сам себя я на смертные муки предам, но откроюсь, откроюсь тебе. Слушай, всё я скажу. Гаснет сердце мое, помутился мой разум больной… Не давай мне вина — пьян я, пьян без вина, опьянен я твоей красотой!

ВЕСНА

Когда откроется весной Душа для радости земной, Для счастья и забав; Когда над розою своей Опять влюбленный соловей Воспрянет, зарыдав,— Уж не пойдем мы, милый друг, Туда, где всё цветет вокруг, Откуда шлет веселый луг Благоуханье трав. Пускай блаженствуют сердца На лоне вешних дней, — Душе истерзанной певца Не сладок соловей. Увы, не для моих очей Цветет волшебный луг, Не для меня звенит ручей И лес шумит вокруг! К иным, нездешним берегам Стремлюсь я, наг и сир, Когда лишь бурям и громам Смятенный внемлет мир. О, как я жду, когда с высот На мой последний путь Смертельный пламень упадет И поразит мне грудь! Когда за дверью гробовой, Свой подвиг заверша, Сойдет в приют последний свой Печальная душа; Когда за дверью гробовой, Согбенная от мук, Она обнимется с тобой, Мой незабвенный друг! О, как тебя я не сберег? Глаза твои закрыв, Не понимаю, видит бог, Как я остался жив; Не понимаю, видит бог, Как я безумье превозмог, Как я живым остаться мог, Себя переломив? И я возненавидел свет, Где людям счастья нет, Где всё цветет — и всё умрет, Увянет в цвете лет. И равнодушно я молчу, Когда цветет весна, И горевать не захочу, Когда уйдет она.

К ЯРАЛИ

Ярали, друг мой, когда ж мы с тобою Сядем опять под чинарой густою, Светлые чаши наполнив вином, Старую песню затянем вдвоем: — Яри-арали! Чтобы шашлык серебристый из лани Снова вертелся, шипя на огне, Чтобы дразнил он мое обонянье, Ноздри опять щекотал бы он мне; Чтоб кахетинского полную чашу Подняли мы высоко над землей, Чтобы украсили трапезу нашу Рыба, и зелень, и сыр молодой; Чтобы блестел, Поднимаясь над нами, Залитый светом родной небосвод; Чтобы летел Над горячими лбами Сладостный ветер Коджорских высот; Чтоб, не смыкая до вечера глаз, Снова я слушал знакомый рассказ, Как иверийцы с отвагою львиною В годы старинные бились за нас. Ты рассказал бы мне, Ярали мой, Как, поднимаясь на зов боевой, Дети картвелов, венчанные славою, В битву кровавую шли чередой. Горе врагу, если в чаще дремучей Он не укрылся от сотен мечей, — Яростный сокол, срываясь из тучи, Молнией врежется в стан голубей! О, как завиден мне жребий желанный Тех, кто за родину пал бездыханный! Где они, дни, когда сердце картвела Жаркой любовью к отчизне кипело И, провожая героев, страна Радостно славила их имена? Всё бы я слушал, как в старые праздники По бесконечным дорогам ристалища Вихрем летели отважные всадники, Чтоб обогнать в состязанье товарища. Вросшие в седла, стройны, словно тополи, Все они знали искусство великое — На два отряда рассыпавшись по полю, Вот они мчатся, ликуя и гикая. Конское ржанье, Жужжание стрел, Копий сверканье — Желаний предел. Мчатся стрелой — С седел долой! Время пришло — Снова в седло! Бьются копыта, Звенят стремена, Шашка над шапкою Занесена! Лук поднимая рукою уверенной, Эти — стреляют в орла одинокого, Эти — прицелившись в кубок серебряный. Сбить его с камня стремятся высокого. И, наслаждаясь веселой забавою В этот поистине радостный час, Смотрит с улыбкой на них величавою Тот, кто когда-то был счастьем для нас. Славные годы, счастливые дни! О, как давно миновали они! Здесь, на далекой холодной чужбине, Вижу я ныне могилы одни. Где ж он, герой с благородной десницей, Кто, нарушая наш горестный сон, В пекло драконье готов устремиться, Чтобы погиб кровожадный дракон? Стоит ли дальше бороться с судьбою? Спи, азарпеша, под купами роз! Вместо вина — только квас предо мною. Вместо полдневного зноя — мороз. Север холодный угрюм и тревожен, Где он, небес ослепительный жар? Ты — в Петербурге, я — в Новгород брошен,  Холод на улице, дома — угар. Только припомню утехи былого — Сердце заплачет, печали полно… Так, вдалеке от родимого крова, Ищет в слезах утешенья оно…

ВЕЧЕР РАЗЛУКИ

Заря небес вечерним багрецом Вершины гор Кавказских озарила. Так девушка прощается с отцом, Лобзая старца нежно и уныло. Но молчалив гигантский тот собор. Передо мной от края и до края В короне льдов стоят вершины гор, Плечами дэвов небо подпирая. И, прижимаясь к кручам, облака Грозят потопом, и с горы отвесной, Блистая, низвергается река, Стремительно висящая над бездной, И воет Терек, надрывая грудь, И скалы вторят Тереку в тревоге… Печально я гляжу на этот путь, На тень судьбы, скользящей по дороге… Всё лучшее, что было мне дано, Всё светлое, что управляло мною, Чем было сердце бедное полно,— Опять, опять похищено судьбою! Прощай, мой друг! Прощай на много дней! До моего последнего мгновенья Всегда с тобой печаль души моей, Моя любовь, мое благословенье! Стучат колеса. Милой больше нет. На повороте пыль еще клубится. И, обезумев, ей летит вослед Душа моя, как раненая птица. Прощай, мой друг! Унынием объят, Смотрю я вдаль с невыразимой мукой. Твоих очей уж мой не встретит взгляд, Навеки затуманенный разлукой. Не утолит печаль моей души Твоя любовь, и только скорбь немая Источит сердце бедное в глуши, Последние надежды отнимая. И как, безумец, я поверить мог, Что счастье наше будет беспредельно? Прощай, мой друг! О, как я одинок! И скорбь моя — о, сколь она бесцельна! И вот уж ночь. Сижу, объят тоской. О, кто теперь мои услышит пени? Недвижен воздух. Только часовой, Перекликаясь, ходит в отдаленьи. И, подперев вершиною зенит, Молчит гора, увенчанная снегом, И о прошедшем счастье говорит Звезда небес, сияя над Казбеком. Потоки гор, свершив свой краткий путь, Алмазной грудой бьют через пороги, И воет Терек, надрывая грудь, И скалы вторят Тереку в тревоге.

МУХАМБАЗИ («Только я глаза закрою…»)

«О сладкий голос мухамбази!»

Чамчи-Мелко

Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь! Только я глаза открою — над ресницами плывешь! О царица, до могилы я — невольник бедный твой, Хоть убей меня, светило, я — невольник бедный твой. Ты идешь — я за тобою: я — невольник бедный твой, Ты глядишь — я за спиною: я — невольник бедный твой! Что смеяться надо мною? Я — невольник бедный твой, И шепчу я сам с собою: «Чем тебе я нехорош?» Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь! Только я глаза открою — над ресницами плывешь! Словно тополь шелестящий, стан твой нежный для меня, Светит радугой блестящей стан твой нежный для меня, Блещут молнией небесной эти очи для меня, Дышат розою прелестной эти губы для меня. Если б мог тебя спросить я: «Ты когда ко мне придешь?» Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь! Только я глаза открою — над ресницами плывешь! Семь дорог на нашем поле — все они к тебе бегут! Смутны думы поневоле — все они к тебе бегут! Растерял свои слова я — все они к тебе бегут! Позабыл свои дела я — все они к тебе бегут! Хоть бы раз меня спросила: «Что с тобою? Как живешь?» Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь! Только я глаза открою — над ресницами плывешь! Хоть и плачу неустанно, — ведь не спросят: кто такой? Ах, беда нам, Лопиана, — ведь не спросят: кто такой? Может, еле уж дышу я, — ведь не спросят: кто такой? Может, еле уж брожу я, — ведь не спросят: кто такой? Ты одна, моя царица, боль души моей поймешь! Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь! Только я глаза открою — над ресницами плывешь! Поезжай-ка в Ортачалы, посмотри, каков я есть! Как ударим мы в цимбалы, посмотри, каков я есть! Тамада в дыму табачном, посмотри, каков я есть! Молодец в бою кулачном, посмотри, каков я есть! Как посмотришь — так полюбишь, как полюбишь — подойдешь. Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь! Только я глаза открою — над ресницами плывешь!

ИЛЬЯ ЧАВЧАВАДЗЕ

ГОРАМ КВАРЕЛИ

Горы Кварели! Вдали от родного селенья Может ли сердце о вас вспоминать без волненья? Где бы я ни был, со мною вы, горы, повсюду, — Сын ваш мятежный, ужели я вас позабуду! Помню, ребенком, исполнен неясной заботы, Весь замирая, смотрел я на ваши высоты. Но не от страха тогда мое сердце дрожало — Я и в младенчестве вас не боялся нимало. Полный восторга, взирая на ваше величье, Дивные тайны стремился душою постичь я — Тайны вершин, пропадающих в дымке туманов, Где раздается ликующий гул ураганов, Где, задыхаясь, летит караван журавлиный, Еле равняясь с далекою вашей вершиной! О, как я жаждал невинною детской душою В буре и мраке взлететь высоко над землею! О, как мечтал я, почуяв орлиные крылья, Тронуть крылами сверкающих льдов изобилье! В час, когда ветры, нарушив ночное молчанье, Львиное в пропасти вдруг исторгали рычанье, О, как дрожал я! Но, внемля раскатам обвала, Звуки родные душа моя в них узнавала. Детскому сердцу довольство собой незнакомо. Ныне же, горы, я горд, что воспитан я дома, Ныне горжусь я, что, сын этой дикой природы, Вырос я в бурях и рано узнал про невзгоды. Горы, свидетели детских моих огорчений, Как я взывал к вам в порыве сердечных мучений, Как я от вас утешения ждал и привета! Но, как всегда, не давали вы, горы, ответа. Этого чудного, полного тайны молчанья Вплоть до последнего я не забуду дыханья… Горы Кварели, сопутники юности нежной. Долг перед жизнью влечет меня в путь неизбежный, Судьбы грядущего требуют нашей разлуки, — Можно ли требовать более тягостной муки! Конь мой торопится, сердце томится в печали, С каждым вы шагом уходите в синие дали… Вот вы исчезли… И только вершины седые Еле видны… И расстался я с вами впервые.. Тщетно глаза я от солнца рукой прикрываю, Тщетно я взоры в пустое пространство вперяю — Всюду раскинулись синего неба просторы, Уж не венчают их больше прекрасные горы! О, так прощайте же, дивные горы Кварели! Сердце мое, полюбившее вас с колыбели, Вечной любовью к великой отчизне пылая, Вам улыбнется, рыдая, из дальнего края!

ЭЛЕГИЯ

В туманном блеске лунного сиянья, В глубоком сне лежит мой край родной. Кавказских гор седые изваянья Стоят вдали, одеты синей мглой. Какая тишь! Ни шелеста, ни зова… Безмолвно спит моя отчизна-мать. Лишь слабый стон средь сумрака ночного Прорвется вдруг, и стихнет всё опять. Стою один… И тень от горных кряжей Лежит внизу, печальна и темна. О, господи! Всё сон да сон… Когда же, Когда же мы воспрянем ото сна?