Стихотворения и поэмы

Ахматова Анна Андреевна

ИВА

И дряхлый пук дерев.

Пушкин

А я росла в узорной тишине,В прохладной детской молодого века.И не был мил мне голос человека,А голос ветра был понятен мне.Я лопухи любила и крапиву,Но больше всех серебряную иву.И, благодарная, она жилаСо мной всю жизнь, плакучими ветвямиБессонницу овеивала снами.И – странно! – я ее пережила.Там пень торчит, чужими голосамиДругие ивы что-то говорятПод нашими, под теми небесами.И я молчу… как будто умер брат.1940

* * *

Когда

человек умирает,Изменяются его портреты.По-другому глаза глядят, и губыУлыбаются другой улыбкой.Я заметила это, вернувшисьС похорон одного поэта.И с тех пор проверяла часто,И моя догадка подтвердилась.1940

РАЗРЫВ

1

Не недели, не месяцы – годыРасставались. И вот наконецХолодок настоящей свободыИ седой над висками венец.Больше нет ни измен, ни предательств,И до света не слушаешь ты,Как струится поток доказательствНесравненной моей правоты.1940

2

И, как всегда бывает в дни разрыва,К нам постучался призрак первых дней,И ворвалась серебряная иваСедым великолепием ветвей.Нам, исступленным, горьким и надменным,Не смеющим глаза поднять с земли,Запела птица голосом блаженнымО том, как мы друг друга берегли.1944

3. ПОСЛЕДНИЙ ТОСТ

Я пью за разоренный дом,За злую жизнь мою,За одиночество вдвоем,И за тебя я пью, —За ложь меня предавших губ,За мертвый холод глаз,За то, что мир жесток и груб,За то, что Бог не спас.1934

МАЯКОВСКИЙ В 1913 ГОДУ

Я тебя в твоей не знала славе,Помню только бурный твой расцвет,Но, быть может, я сегодня вправеВспомнить день тех отдаленных лет.Как в стихах твоих крепчали звуки,Новые роились голоса…Не ленились молодые руки,Грозные ты возводил леса.Все, чего касался ты, казалосьНе таким, как было до тех пор,То, что разрушал ты, – разрушалось,В каждом слове бился приговор.Одинок и часто недоволен,С нетерпеньем торопил судьбу,Знал, что скоро выйдешь весел, воленНа свою великую борьбу.И уже отзывный гул приливаСлышался, когда ты нам читал,Дождь косил свои глаза гневливо,С городом ты в буйный спор вступал.И еще не слышанное имяМолнией влетело в душный зал,Чтобы ныне, всей страной хранимо,Зазвучать, как боевой сигнал.3—10 марта 1940

НАДПИСЬ НА КНИГЕ «ПОДОРОЖНИК»

Совсем не тот таинственный художник,Избороздивший Гофмановы сны, —Из той далекой и чужой весныМне чудится смиренный подорожник.Он всюду рос, им город зеленел,Он украшал широкие ступени,И с факелом свободных песнопенийПсихея возвращалась в мой предел.А в глубине четвертого двораПод деревом плясала детвораВ восторге от шарманки одноногой,И била жизнь во все колокола…А бешеная кровь меня к тебе велаСужденной всем, единственной дорогой.1941

РЕКВИЕМ

Нет! и не под чуждым небосводом

И не под защитой чуждых крыл, —

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

1961

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):

– А

это вы можете описать?

И я сказала:

– Могу.

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.

1 апреля 1957 г.Ленинград

ПОСВЯЩЕНИЕ

Перед этим горем гнутся горы,Не течет великая река,Но крепки тюремные затворы,А за ними «каторжные норы»И смертельная тоска.Для кого-то веет ветер свежий,Для кого-то нежится закат —Мы не знаем, мы повсюду те же,Слышим лишь ключей постылый скрежетДа шаги тяжелые солдат.Подымались как к обедне ранней,По столице одичалой шли,Там встречались, мертвых бездыханней,Солнце ниже, и Нева туманней,А надежда все поет вдали.Приговор… И сразу слезы хлынут,Ото всех уже отделена,Словно с болью жизнь из сердца вынут,Словно грубо навзничь опрокинут,Но идет… Шатается… Одна.Где теперь невольные подругиДвух моих осатанелых лет?Что им чудится в сибирской вьюге,Что мерещится им в лунном круге?Им я шлю прощальный мой привет.Март 1940

ВСТУПЛЕНИЕ

Это было, когда улыбалсяТолько мертвый, спокойствию рад.И ненужным привеском качалсяВозле тюрем своих Ленинград.И когда, обезумев от муки,Шли уже осужденных полки,И короткую песню разлукиПаровозные пели гудки,Звезды смерти стояли над нами,И безвинная корчилась РусьПод кровавыми сапогамиИ под шинами черных марусь.

1

Уводили тебя на рассвете,За тобой, как на выносе, шла,В темной горнице плакали дети,У божницы свеча оплыла.На губах твоих холод иконки,Смертный пот на челе… Не забыть!Буду я, как стрелецкие женки,Под кремлевскими башнями выть.Осень 1935Москва

2

Тихо льется тихий Дон,Желтый месяц входит в дом.Входит в шапке набекрень.Видит желтый месяц тень.Эта женщина больна,Эта женщина одна.Муж в могиле, сын в тюрьме,Помолитесь обо мне.

3

Нет, это не я, это кто-то другой страдает,Я бы так не могла, а то, что случилось,Пусть черные сукна покроют,И пусть унесут фонари…Ночь.1939

4

Показать бы тебе, насмешницеИ любимице всех друзей,Царскосельской веселой грешнице,Что случится с жизнью твоей —Как трехсотая, с передачею,Под Крестами будешь стоятьИ своею слезой горячеюНовогодний лед прожигать.Там тюремный тополь качается,И ни звука – а сколько тамНеповинных жизней кончается…1938

5

Семнадцать месяцев кричу,Зову тебя домой,Кидалась в ноги палачу,Ты сын и ужас мой.Все перепуталось навек,И мне не разобратьТеперь, кто зверь, кто человек,И долго ль казни ждать.И только пышные цветы,И звон кадильный, и следыКуда-то в никуда.И прямо мне в глаза глядитИ скорой гибелью грозитОгромная звезда.1939