Стихотворения, подобных которым нет
Шрифт:
Наказ
*** (Пушкин. А. С.)
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.1
Нет, весь я не умру –
Мой прах переживёт и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал…
1 Александрийский столп – колонна на Дворцовой площади в Петербурге,
поставленная в память о победе Императора Александра I над Наполеоном.
Одной ногой гигант-Юпитер попирая,
а для другой избрав опорою Сатурн,
он тело грозное ко Солнцу простирает
через глухую пустоту.
Затмил главой источник сей тепла и света,
увенчан солнечной короны пеленой;
в деснице скипетром хвостатая комета,
державой царской – шар земной.
То духа Пушкина явление народам;
представ пред океаном изумлённых глаз,
двуногим тварям человеческой породы
он обращает сей Наказ:
– Мы, Александр Единственный, король пиитов,
всея поэзии великий властелин,
рифм, падежей и ударений повелитель,
владыка муз, хранитель лир,
велим отныне всякому народу в мире,
как гордый внук славян, прилежно протоптать
народную тропу к заветной Нашей лире
и не давать ей зарастать.
А ту тропу засим наказываем строго
исправно ширить да усерднее топтать
и обращать её в народную дорогу
через печать, через уста.
А как смекнёт какой Невтон в подлунном мире
как в каждый дом звук лиры Нашей простирать,
то в теле, радио да интернет-эфирах
смыкать дороги в общий тракт.
Велим, чтоб даже в захудалой деревушке,
звук сказок Наших от младых ногтей впитав,
впервые вместо слова "мама" Слово "Пушкин"
младенец в люльке лепетал.
И чтоб, почин ученья речью знаменуя,
наставник отрокам не забывал при сём,
на Наш портрет благоговейно указуя,
промолвить: "Пушкин – наше Всё!"
Чтоб, первой встречи помня чудное мгновенье,
младой любовник, пылкой страстию дыша,
строкою пушкинской высокой, вдохновенной
посланье к милой украшал.
Чтоб, Пушкинскую улицу пройдя неспешно,
на площадь Пушкина центральную ступив,
в трактир "У Пушкина" зайти мог праздный грешник
стаканчик "Пушкинской" испить.
Чтоб эхом бронзовым повторен многократно
Наш славный образ гордо по Земле ступал,
и тени бронзовых колоссов в час закатный
ложились к бронзовым стопам.
Чтоб лик Луны сменился ликом рукотворным,
и Наш сребристый взор, пронзая хладный мрак,
вовек был обращён на славные просторы –
на Землю, Нашей лиры храм!
Ослушники сего пусть наперёд забудут,
что чувства добрые будили лирой Мы –
на племя неслухов обрушен вскоре будет
Наш гнев из леденящей тьмы!
К примеру, коль дерзнёт японец узкоглазый
без исполнения оставить Наш Наказ,
то скоро и сурово будет он наказан,
и усмирит строптивость враз.
Мы дщерь-Луну ко матери-Земле придвинем
и на стезю исконную отпустим вновь,
и воды океанской дремлющей пучины
восстанут грозною волной.
Расшиблены стихией, острова утонут,
содом и смерть приняв, и если в лютый час
в живых останется хотя б один японец,
он вспомнит про святой Наказ!
Дремуч тунгус, как и тайга вокруг дремуча;
коль серость дикая тунгуса отрешит
от Нашей лиры, то от кары неминучей
он не укроется в глуши.
Тогда великий камень, кров небес разверзнув,
в тунгусский край падёт, и всё живое здесь
вмиг изничтожит, огнь и ураган низвергнув,
на много миль тайги окрест.
И если в стороне таёжной в час злотворный
в живых останется хотя б один тунгус,
желая жить и доле, станет он покорно
нести свет Пушкина в тайгу.
Европу ветхую презрев, на берег новый
ступил твой пращур, обуян златой мечтой.
Американец, отпрыск странников суровых,
страшись презреть Наказ святой!
Тлетворный противленья дух над Новым Светом
одним глотком вобрав, исторгнем в пустоту,
и ветры буйные, слетясь со всей планеты,
источник тления сметут.
Здесь не останется ни бугорка, ни ямки!
Но если в час прещенья правосудный рок
в живых оставит одного хотя б из янки,
урок счастливцу будет впрок.
Равно как оные, народы остальные,
неотвратимого возмездия страшась,
веленью Нашему да внимут, и отныне
его исполнить пусть спешат!
Внушив сие безгласно, дух во тьме растаял…