Стихотворения. Поэмы

Толстой Алексей Николаевич

«Ой стоги, стоги…»

Ой стоги, стоги, На лугу широком, Вас не перечесть, Не окинуть оком! Ой стоги, стоги, В зеленом болоте Стоя на часах, Что вы стережете? «Добрый человек, Были мы цветами, Покосили нас Острыми косами. Раскидали нас Посредине луга, Раскидали врозь, Дале друг от друга. От лихих гостей Нет нам обороны, На главах у нас Черные вороны. На главах у нас, Затмевая звезды, Галок стая вьет Поганые гнезда. Ой орел, орел, Наш отец далекий, Опустися к нам, Грозный, светлоокий! Ой орел, орел, Внемли нашим стонам! Доле нас срамить Не давай воронам! Накажи скорей Их высокомерье, С неба в них ударь, Чтоб летели перья, Чтоб летели врозь, Чтоб

в степи широкой Ветер их разнес Далеко, далёко!» 1840-е

«По гребле неровной и тряской…»

По гребле неровной и тряской, Вдоль мокрых рыбачьих сетей, Дорожная едет коляска, Сижу я задумчиво в ней; Сижу и смотрю я дорогой На серый и пасмурный день, На озера берег отлогий, На дальний дымок деревень. По гребле, со взглядом угрюмым, Проходит оборванный жид; Из озера с пеной и шумом Вода через греблю бежит; Там мальчик играет на дудке, Забравшись в зеленый тростник; В испуге взлетевшие утки Над озером подняли крик; Близ мельницы, старой и шаткой, Сидят на траве мужики; Телега с разбитой лошадкой Лениво подвозит мешки… Мне кажется всё так знакомо, Хоть не был я здесь никогда, И крыша далекого дома, И мальчик, и лес, и вода, И мельницы говор унылый, И ветхое в поле гумно — Всё это когда-то уж было, Но мною забыто давно. Так точно ступала лошадка, Такие ж тащила мешки; Такие ж у мельницы шаткой Сидели в траве мужики; И так же шел жид бородатый, И так же шумела вода — Всё это уж было когда-то, Но только не помню, когда… 1840-е

«Милый друг, тебе не спится…»

Милый друг, тебе не спится, Душен комнат жар, Неотвязчивый кружится Над тобой комар… Подойди сюда к окошку, Всё кругом молчит, За оградою дорожку Месяц серебрит; Не скрыпят в сенях ступени, И в саду темно, Чуть заметно в полутени Дальнее гумно. Встань, приют тебя со мною Там спокойный ждет; Сторож там, звеня доскою, Мимо не пройдет. 1840-е

«Ты знаешь край, где всё обильем дышит…»

Ты знаешь край, где всё обильем дышит, Где реки льются чище серебра, Где ветерок степной ковыль колышет, В вишневых рощах тонут хутора, Среди садов деревья гнутся долу И до земли висит их плод тяжелый? Шумя, тростник над озером трепещет, И чист, и тих, и ясен свод небес, Косарь поет, коса звенит и блещет, Вдоль берега стоит кудрявый лес, И к облакам, клубяся над водою, Бежит дымок синеющей струею? Туда, туда всем сердцем я стремлюся, Туда, где сердцу было так легко, Где из цветов венок плетет Маруся, О старине поет слепой Грицко, И парубки, кружась на пожне гладкой, Взрывают пыль веселою присядкой. Ты знаешь край, где нивы золотые Испещрены лазурью васильков, Среди степей курган времен Батыя, Вдали стада пасущихся волов, Обозов скрып, ковры цветущей гречи И вы, чубы, остатки славной Сечи? Ты знаешь край, где утром в воскресенье, Когда росой подсолнечник блестит, Так звонко льется жаворонка пенье, Стада блеят, а колокол гудит, И в Божий храм, увенчаны цветами, Идут казачки пестрыми толпами? Ты помнишь ночь над спящею Украйной, Когда седой вставал с болота пар, Одет был мир и сумраком и тайной, Блистал над степью искрами стожар, И мнилось нам: через туман прозрачный Несутся вновь Палей и Сагайдачный? Ты знаешь край, где с Русью бились ляхи, Где столько тел лежало средь полей? Ты знаешь край, где некогда у плахи Мазепу клял упрямый Кочубей? И много где пролито крови славной В честь древних прав и веры православной? Ты знаешь край, где Сейм печально воды Меж берегов осиротелых льет? Над ним дворца разрушенные своды, Густой травой давно заросший вход? Над дверью щит с гетманской булавою? Туда, туда стремлюся я душою! 1840-е

«Колокольчики мои…»

Колокольчики мои, Цветики степные! Что глядите на меня, Темно-голубые? И о чем звените вы В день веселый мая, Средь некошеной травы Головой качая? Конь несет меня стрелой На поле открытом, Он вас топчет под собой, Бьет своим копытом. Колокольчики мои, Цветики степные, Не кляните вы меня, Темно-голубые! Я бы рад вас не топтать, Рад промчаться мимо, Но уздой не удержать Бег неукротимый! Я лечу, лечу стрелой, Только пыль взметаю, Конь несет меня лихой, А куда – не знаю! Он ученым ездоком Не воспитан в холе, Он с буранами знаком, Вырос в чистом поле, И не блещет как огонь Твой чепрак узорный, Конь мой, конь, славянский конь, Дикий, непокорный! Есть нам, конь, с тобой простор! Мир забывши тесный, Мы летим во весь опор К цели неизвестной! Чем окончится наш бег? Радостью ль? кручиной? Знать не может человек — Знает Бог единый! Упаду ль на солончак Умирать от зною? Или злой киргиз-кайсак, С бритой головою, Молча свой натянет лук, Лежа под травою, И меня догонит вдруг Медною стрелою? Иль влетим мы в светлый град Со кремлем престольным? Чудно улицы гудят Гулом колокольным, И на площади народ, В шумном ожиданье, Видит: с запада идет Светлое посланье. В кунтушах и в чекменях, С чубами, с усами, Гости едут на конях, Машут булавами, Подбочась, за строем строй Чинно выступает, Рукава их за спиной Ветер раздувает. И хозяин на крыльцо Вышел величавый; Его светлое лицо Блещет новой славой; Всех его исполнил вид И любви и страха, На челе его горит Шапка Мономаха. «Хлеб да соль! И в добрый час! — Говорит державный, — Долго, дети, ждал я вас В город православный!» И они ему в ответ: «Наша кровь едина, И в тебе мы с давних лет Чаем господина!» Громче звон колоколов, Гусли раздаются, Гости сели вкруг столов, Мед и брага льются, Шум

летит на дальний юг К турке и к венгерцу — И ковшей славянских звук Немцам не по сердцу! Гой вы, цветики мои, Цветики степные, Что глядите на меня, Темно-голубые? И о чем грустите вы В день веселый мая, Средь некошеной травы Головой качая? 1840-е

Благовест

Среди дубравы Блестит крестами Храм пятиглавый С колоколами. Их звон призывный Через могилы Гудит так дивно И так уныло! К себе он тянет Неодолимо, Зовет и манит Он в край родимый, В край благодатный, Забытый мною, — И, непонятной Томим тоскою, Молюсь и каюсь я, И плачу снова, И отрекаюсь я От дела злого; Далёко странствуя Мечтой чудесною, Через пространства я Лечу небесные, И сердце радостно Дрожит и тает, Пока звон благостный Не замирает… 1840-е

«Как часто ночью в тишине глубокой…»

Как часто ночью в тишине глубокой Меня тревожит тот же дивный сон: В туманной мгле стоит дворец высокий И длинный ряд дорических колонн; Средь диких гор от них ложатся тени, К реке ведут широкие ступени; И солнце там приветливо не блещет, Порой сквозь тучи выглянет луна, О влажный брег порой лениво плещет, Катяся мимо, сонная волна; И истуканов рой на плоской крыше Стоит во тьме один другого выше. Туда, туда неведомая сила Вдоль по реке влечет мою ладью, К высоким окнам взор мой пригвоздила, Желаньем грудь наполнила мою… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я жду тебя. Я жду, чтоб ты склонила На темный дол свой животворный взгляд; Тогда взойдет огнистое светило, В алмазных искрах струи заблестят, Проснется замок, позлатятся горы, И загремят невидимые хоры. Я жду; но тщетно грудь моя трепещет… Лишь сквозь туман виднеется луна; О влажный берег лишь лениво плещет, Катяся мимо, сонная волна, И истуканов рой на плоской крыше Стоит во тьме один другого выше. 1840-е

«Супружества узы…»

Супружества узы В то время не знали ни я, ни жена! Я сеял арбузы, И изредка их поливала она. Вот, знаете, эдак Спокойно я жил. (И дед мой и предок И батюшка сам ведь садовником был!) О горе, одначе! Любовь нашу хитрый заметил отец! Я сослан на дачу (И сам на какой я не знаю конец!). Но Мануфактуру Сослали в Кронслот. И думали сдуру: Туда он дороги, дурак, не найдет! Однако дорогу В открытом баркасе в Кронслот я нашел! Туда понемногу Я ездил и к милой садился за стол. Однажды играя, Мы сели в баркас, Пучина морская Имела приятное что-то для нас. Оставя в покое И весла и роскошь надутых ветрил, Я что-то такое С любовью старушке моей говорил. Она мне внимала Любови полна, Но далей нас мчала Меж тем от Кронслота морская волна. О дивное чудо! (Вы сами представьте, любезный Виктор!) Внезапно мы груды Цветных и прозрачных увидели гор! Как сани без дышла), Так в гавань баркас Примчался, и вышла Нас встретить приятная дама для глаз. И белую руку Она улыбаяся мне подала. Я вышел без стуку, А лодка обратно с женой поплыла! О Мануфактура! Вскричал я, стеня, Что это за дура Здесь хочет оставить с собою меня! Но дивная дама Лаская с собою меня повела. В развалины храма Вошел я и вижу, кругом у стола Лежат кавалеры И тяжко храпят. Ужель то Венеры Дворец? я воскликнул, подавшись назад. Нет, я не Киприда, Замявшись немного, сказала она. Я только Армида, И вот тебе кубок с мальвазией, на! Я крикнул, но дама Сказала мне: цыц! Пей, дурень, и срама Не делай в компании честных девиц! Представьте, пожалуй, Мою вы позицию, милый Виктор! Я с криком из залы Помчался, чуть-чуть не сходивши на двор! Схватила Армида Меня за шинель, Но вмиг я из вида Сокрылся, оставив с шинелью мамзель! И вплавь я пустился Баркас и старушку свою догонять, Дорогой крестился, И в долг себе ставил с натугой плевать. Потом уже вскоре Настиг я баркас, И доброе море К Кронслотскому брегу причалило нас! Потом, через сутки, Отец, обо всем приключенье узнав, «Ведь это не шутки, — Сказал он, – что лодку догнал ты, брат, вплавь! Я всё, братец, знаю: Ну так уж и быть! Тебе позволяю На милой жениться и вместе с ней жить!» 1840-е

1850-е годы

Поэт

В жизни светской, в жизни душной Песнопевца не узнать! В нем личиной равнодушной Скрыта Божия печать. В нем таится гордый гений, Душу в нем скрывает прах, Дремлет буря вдохновений В отдыхающих струнах. Жизни ток его спокоен, Как река среди равнин, Меж людей он добрый воин Или мирный гражданин. Но порой мечтою странной Он томится, одинок; В час великий, в час нежданный Пробуждается пророк. Свет чела его коснется, Дрожь по жилам пробежит, Сердце чутко встрепенется — И исчезнет прежний вид. Ангел, Богом вдохновенный, С ним беседовать слетел, Он умчался дерзновенно За вещественный предел… Уже, вихрями несомый, Позабыл он здешний мир, В облаках под голос грома Он настроил свой псалтырь, Мир далекий, мир незримый Зрит его орлиный взгляд, И от крыльев херувима Струны мощные звучат! 1850

«Коль любить, так без рассудку…»

Коль любить, так без рассудку, Коль грозить, так не на шутку, Коль ругнуть, так сгоряча, Коль рубнуть, так уж сплеча! Коли спорить, так уж смело, Коль карать, так уж за дело, Коль простить, так всей душой, Коли пир, так пир горой! 1850 или 1851

«Пусто в покое моем. Один я сижу у камина…»