Стихотворения. Рассказы. Пьесы
Шрифт:
Мурк (встал, хнычет). Куда ты меня таскаешь в такой ветер? Мне так скверно. Куда ты все бежишь? Почему? Ты мне нужна. Тут дело не в белье.
Анна. Не могу.
Мурк. Не могу держаться на ногах.
Манке. Сядь! Не тебе одному плохо. Дело дрянь. С отцом вот-вот будет удар, пьяная мамаша-кенгуру плачет. Но дочь уходит на свою квартиру. К любовнику, который ждал четыре года.
Анна. Не могу.
Мурк.
Манке. Белье отглажено, а невесты нет.
Анна. Белье куплено, я сама уложила его в шкаф, сорочку за сорочкой, но больше оно мне не нужно. Комната нанята, и уже висят занавески, и стены обклеены обоями, но вернулся тот, у которого нет башмаков, и только один старый пиджак, изъеденный молью.
Манке. И его заглотали газетные кварталы! Его ждут забулдыги в своем салоне! Ночь! Нищета! Подонки! Спасите его!
Бабуш. Ну, что ж, разыграем пьесу: «Ангел в портовых кабаках!»
Манке. Да, ангел!
Мурк. И ты хочешь туда? В Фридрихштадт? Тебя не удерживает ничего?
Анна. Я ничего не знаю.
Мурк. Ничего? А вот «о нем» ты не хочешь подумать?
Анна. Нет, больше не хочу.
Мурк. «Его» ты больше не хочешь?
Анна. Это капкан для меня.
Мурк. Но ты из капкана вырвалась?
Анна. Он меня выпустил сам.
Мурк. Твой ребенок тебе безразличен?
Анна. Он мне безразличен.
Мурк. Потому что вернулся тот, у которого нет даже пиджака?
Анна. Таким я его не знала!
Мурк. Да это вовсе не он. Таким ты его не знала!
Анна. Он стоял среди вас всех, как большой зверь. И вы его били, как зверя.
Мурк. И он ревел, как старая баба!
Анна. И он ревел, как баба.
Мурк. И смылся и бросил тебя одну!
Анна. И он ушел и бросил меня одну!
Мурк. И с ним было покончено!
Анна. С ним было кончено!
Мурк. Он ушел…
Анна. Но когда он ушел, и с ним было все кончено…
Мурк. Ерунда, все это ерунда!
Анна. За ним поднялся вихрь, и подул легкий ветер, и он вдруг усилился, и стал сильнее всего на свете, и вот я ухожу прочь, и вот я иду за ним, и теперь все кончено с нами, и с ним и со мной. Ведь я не знаю, куда он девался. Знает ли бог, где он? Как велик этот мир, и где он? (Она спокойно смотрит на Манке и говорит ему беспечно.) Идите в ваш бар, благодарю вас, и приведите его туда! А вы, Баб, ступайте со мной! (Убегает
Мурк (брюзгливо). Куда она девалась?
Бабуш. Теперь, парень, полет валькирий окончен.
Манке. Любовник пропал без вести, но возлюбленная спешит за ним на крыльях любви. Героя положили на лопатки, но уже все готово для его вознесения в рай.
Бабуш. Но любовник одним ударом сбросит возлюбленную в сточную канаву и с радостью отправится прямо в ад. Эх вы, романтическая студентка!
Манке. Она уже удаляется прочь, спеша в газетные кварталы. Она еще еле заметна, как белый парус, как чистая идея, как последняя строфа, как опьяненный лебедь, пролетающий над водами…
Бабуш. Что же будет с этим захмелевшим кленом?
Манке. Я останусь здесь. Сейчас холодно. Когда станет еще холоднее, они вернутся. Вы ничего не знаете, потому что вы не знаете, в каком она положении! Пусть бежит! Две сразу ему не нужны. Он покинул одну, а две за ним увязались. (Смеется.)
Бабуш. Ей-богу, она сейчас исчезнет, как последняя строфа! (Вперевалку уходит за ней.)
Манке (кричит ему вслед). Пивная Глубба, Шоссештрассе! С ним проститутка, которая постоянно торчит в пивной Глубба! (Снова широко разводит руки, с важностью.) Революция поглотила их, найдут ли они сами себя?
ЧЕТВЕРТЫЙ АКТ
ЗАРЯ ВЗОЙДЕТ
Небольшая пивная. Глубб, бармен в белом, поет под гитару «Легенду о мертвом солдате». Лаар и пьяный брюнет не сводит с него глаз. Приземистый, коренастый человечек по фамилии Бультроттер читает газету. Официант Манке, брат Манке из «Пиккадилли-бара», пьет с проституткой Августой, и все курят.
Бультроттер. Я желаю пить шнапс и не желаю слушать о мертвом солдате, я желаю читать газету, а мне для этого нужен шнапс, иначе я не понимаю ни строчки, черт побери!
Глубб (холодным, стеклянным голосом). Вам здесь неуютно?
Бультроттер. Да, и к тому же сейчас — революция.
Глубб. О чем это вы? В моей пивной подонки усаживаются поуютнее, а Лазарь поет свою песню.
Пьяный брюнет. Я подонок, а ты Лазарь.
Входит рабочий, идет к стойке.
Рабочий. Здорово, Карл.
Глубб. Ты спешишь?
Рабочий. Ровно в одиннадцать, на площади Гаузфогтей.