Под мясной багряницей душой тоскую,Под обухом с быками на бойнях шалею,Но вижу не женскую стебельковую, а мужскуюОбнаженную для косыря гильотинного шею.На копье позвоночника она носительЧаши, вспененной мозгом до края.Не женщина, а мужчина вселенский искупитель,Кому дано плодотворить, умирая.И вдоль течения реки желтоводной,Как гиены, царапая ногтями пески,Узкотазые плакальщицы по мощи детороднойНе мои ль собирали кровяные куски?Ненасытные, сами, приявши, когтилиМою державу, как орлицы лань, —Что ж, крепнущий скипетром в могильном иле,Я слышу вопли: восстань, восстань!
1913
ПОСАЖЕННЫЙ НА КОЛ
На кольях, скорчась, мертвецы
Оцепенелые чернеют…
Пушкин
Средь
нечистот голодная грызняСобак паршивых. В сутолке базара,Под пыльной, душною чадрою дня,Над темной жилистою тушей — кара.На лике бронзовом налеты тленаКак бы легли. Два вылезших белкаВорочались и, взбухнув, билась вена,Как в паутине муха, у виска.И при питье на сточную, кору,Наросшую из сукровицы, кала,В разрыв кишок, в кровавую дыру,Сочась вдоль по колу, вода стекала.Два раза пел крикливый муэдзинИ медленно, как голова ребенка,Все разрывая, лез осклизлый клинИ разрыхляла к сердцу путь воронка.И, обернувшись к окнам падишаха,Еще шепча невнятные слова,Все ожидала буйного размахаИ свиста ятагана — голова.
1912
СМЕРТЬ ЛОСЯ
Дыханье мощное в жерло трубы лилось,Как будто медное влагалище взывало,Иссохнув и изныв. Трехгодовалый,Его услышавши, взметнулся сонный лось.И долго в сумраке сквозь дождик что-то нюхалНоздрей горячих хрящ, и, вспенившись, языкЛизал мохры губы, и, вытянувшись, ухоЛовило то густой, то серебристый зык.И заломив рога, вдруг ринулся сквозь прутьяПо впадинам глазным хлеставших жестко лоз,Теряя в беге шерсть, как войлока лоскутья,И жесткую слюну склеивших пасть желез.В гнилом валежнике через болото кратокЗеленый вязкий путь. Он, как сосун, не крылЕще увертливых и боязливых маток,В погонях бешеных растрачивая пыл.Все яростней ответ, стремящийся к завалу,К стволам охотничьим на тягостный призыв.Поляны темный круг. Свинцовый посвист шалыйИ лопасти рогов, как якорь, в глину врыв,С размаха рухнул лось. И в выдавленном ложеПо телу теплому перепорхнула дрожьКак бы предчувствия, что в нежных тканях кожиПройдется весело свежуя, длинный нож,А надо лбом пила. И петухам безглавымПодобен в трепете, там возле задних ногДымился сев парной на трауре кровавом,Как мускульный глухой отзыв на терпкий рог.
1913
БЫК НА БОЙНЕ
Пред десятками загонов пурпурные душиИз вскрытых артерий увлажняли зной.Молодцы, окончив разделку туши,Выходили из сараев за очередной.Тянули веревкой осовелую скотину,Кровавыми руками сучили хвост.Станок железный походил на гильотину,А пол асфальтовый — на черный помост.Боец коротким ударом кинжалаБез хруста крушил спинной позвонок.И, рухнувши, мертвая груда дрожалаБессильным ляганьем задних ног.Потом, как бритвой, полоснув по шее,Спускал в подставленные формы шлюз.В зрачках, как на угольях, гаснул, синея,Хребта и черепа золотой союз.И словно в гуртах средь степного привольяВ одном из загонов вздыбленный бык,Сотрясая треньем жерди и колья,В углу к годовалой телке приник.Он будто не чуял, что сумрак близок,Что скоро придется стальным ногам —С облупленной кожей литой огрызокОтрезанным сбросить в красный хлам.И я думал, смиряя трепет жгучий:Как в нежных любовниках, убойную кровьИ в быке каменнолобом ударом созвучийОглушает вечная рифма — любовь!
1913
СВИНЕЙ КОЛЮТ
Весь день звенит в ушах пронзительный (как скрежетГвоздей иль грифелей, водимых по стеклу),Высокий, жирный визг свинарника, где режетКабанщик боровов к пасхальному столу.Петлей поймают зад, за розовые ушиИз стойла вытащат, стараясь пасть зажать,И держат, навалясь, пока не станет глушеВизжанье, и замрет над сердцем рукоять.И после на кострах соломенных щетинуСо вшами опалив, сгребут нагарный слой,Льют воду ведрами, и сальную трясину,По локоть пачкаясь, ворочают рукой.Помои красные меж челюстей разжатыхСпустивши, вывалят из живота мешок,И бабы бережно в корытах и ушатахСтирают, как белье, пахучий ком кишок.Когда ж затопят печь на кухне и во мракеАпрельском вызвездит, — по ветру гарь костраКак суку нюхая, со всех усадьб собакиСбегутся сворами, чтоб грызться до утра.
1913
ЦВЕТНИК
Когда пред ночью в огненные кольцаОправлен
череп, выпитый тоской, —Я вспомню старика народовольца,Привратника на бойне городской.Восторженный, пружинный, как волчок,Всегда с брошюркою, и здесь он у дорогиПеред воротами, где Апис златорогийКрасуется, разбил свой цветничок.И с раннего утра копаясь в туше хлябкой,Быкам прикрученным под лобовую кость,Как долото иль шкворень с толстой шляпкой,Вгоняли обухом перержавелый гвоздь.И, мозгом брызнувши, мгновение спустя,С глазами, вылущенными в белковой пене,Сочленными суставами хрустя,Валился бык, шатаясь, на колени.И как летающие мозговые брызги,Все разрежаясь тоньше и нежней,Под сводами сараев глохли визгиПриконченных ошпаренных свиней.Там, за стеной, на угольях агонийХрусталики поящая слеза,А здесь подсолнечник в венце бегонийИ в резеде анютины глаза.Пусть размякают в луже крови клейкойПодошвы сапогов, — он, пропустив гуртыРевущие, под вечер детской лейкойПольет свои приникшие цветы.И улыбнется, обнажая десны,Где выгноила зубы все цинга,Как будто чует: плещут в тундрах весны,И у оленей чешутся рога,И лебеди летят на теплые снега,И полюс выгнулся под гирей — солнценосный.
ТИГР В ЦИРКЕ
Я помню, как девушка и тигр шагиНа арене сближали и, зарницы безмолвнее,В глаза, где от золота не видно ни зги,Кралась от прожектора белая молния.И казалось — неволя невластна далееВытравлять в мозгу у зверя следО том, что у рек священных БенгалииОн один до убоины лакомый людоед.И мерещилось — хрустящие в алом челюсти,Сладострастно мусоля, тянут в пастьНежногибкое тело, что в сладостном шелестеОт себя до времени утаивала страсть.И щелкнул хлыст, и у ближних местОт тугого молчанья, звеня, откололасяСеребристая струйка детского голоса —«Папа, папа, он ее съест?»Но тигр, наготове к прыжку, медлительный,Сменив на довольное мурлыканье вой,От девушки запах кровей томительныйПочуяв, заластился о колени головой.И усами игольчатыми по шелку щупаяРаздушенную юбку, в такт с хлыстом,В золоченый обруч прыгнул, как глупаяДрессированная собачонка с обрубленным хвостом…Синих глаз и мраморных коленКолодник голодный, и ты отстукивайС королевским тигром когтями свой пленЗа решеткой, где прутья — как ствол бамбуковый!
1913–1916
ЗОЛОТОЙ ТРЕУГОЛЬНИК
О, прости, о прости меня моя БеатричеБез твоего светоносного тела впередиЯ обуздывал тьму первозданных величий,Заколял, как на вертеле, сердце в груди.И я с ордами мыкался. Кормясь кониной,В войлок сваленной верблюжьим потником,От пожарищ, пресыщенный лаской зверинойНа арканах пленниц гнал косяком.А ты все та же. В прозрачной одеждеС лебедями плескаешься в полдень в пруду,Твои груди — мимозы и сжимаются прежде,Чем я кудрями к ним припаду.Вот смотри — я, твой господин я невольник,Меж колен раздвинув передник из роз.Целую на мраморе царственный треугольникНежно курчавящихся золотых волос.
1913
ЖЕНЩИНЕ
Хоть отроческих снов грехиСредь терпких ласк ей не рассказаны,Но с женщиной тайно связаныСтрунами зычных мышц стихи.Как в детстве струи жгли хрустальныеИ в зное девочки, резвясь.Рядили холмики овальные,Как в волоса, в речную грязь.Мне акробаток снилась лестницаПод куполом, и так легкоНа мыльный круп коня наездницаС размаха прыгала в трико.И помню срамные видения,И в гари фабрик вечера,Но я люблю тебя не менее,Чем робким отроком, сестра.Сойди, зрачками повелительныхИ нежных глаз разрушь, разъяв,Сцепленье жвачных глыб, стремительныхСредь вод, и зарослей, и трав.Пусть дебрей случных мы наследники,Вновь наши райские сады,Неси же в лиственном переднике,Как Ева, царские плоды.
1913
Видел я, как от напрягшейся крови
Видел я, как от напрягшейся кровиЯростно вскинув трясущийся пах,Звякнув железом, заросшим в ноздрях,Ринулся бык к приведенной корове.Видел, как потная, с пенистым крапом,Словно хребтом переловленным вдругРазом осела кобыла, и с храпомЛег на нее изнемогший битюг…Жутко, услышав кошачьи сцепленья,Тигров представить средь лунных лучей..Нет омерзительней совокупленьяВинтообразного хлябких свиней.Кажется, будто горячее сало,Сладко топясь на огне я визжа,Просит, чтоб, чмокая сочно и ало,В сердце запело дрожанье ножа.Если средь ласки любовной мы сами —Стадо свиных несвежеванных туш, —Дай разрешенье, Господь, и с бесамиВ воду лавину мясную обрушь!
