Стихотворения

Пастернак Борис Леонидович

1956

ПОСЛЕ ПЕРЕРЫВА

Три месяца тому назад,
Лишь только первые метели
На наш незащищенный сад
С остервененьем налетели,


Прикинул тотчас я в уме,
Что я укроюсь, как затворник,
И что стихами о зиме
Пополню свой весенний сборник.


Но навалились пустяки
Горой, как снежные завалы.
Зима, расчетам вопреки,
Наполовину миновала.


Тогда я понял, почему
Она во время снегопада,
Снежинками пронзая тьму,
Заглядывала в дом из сада.


Она шептала мне: «Спеши!» —
Губами, белыми от стужи,
А я чинил карандаши,
Отшучиваясь неуклюже.


Пока под лампой у стола
Я медлил зимним утром

ранним,
Зима явилась и ушла
Непонятым напоминаньем.

1957

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Снаружи вьюга мечется
И всё заносит в лоск.
Засыпана газетчица,
И заметен киоск.


На нашей долгой бытности
Казалось нам не раз,
Что снег идет из скрытности
И для отвода глаз.


Утайщик нераскаянный, —
Под белой бахромой
Как часто нас с окраины
Он разводил домой!


Всё в белых хлопьях скроется,
Залепит снегом взор, —
На ощупь, как пропойца,
Проходит тень во двор.


Движения поспешные:
Наверное, опять
Кому-то что-то грешное
Приходится скрывать.

1956

СНЕГ ИДЕТ

Снег идет, снег идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.


Снег идет, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полет, —
Черной лестницы ступени,
Перекрестка поворот.


Снег идет, снег идет,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.


Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.


Потому что жизнь не ждет.
Не оглянешься – и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.


Снег идет, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?


Может быть, за годом год
Следуют, как снег идет,
Или как слова в поэме?


Снег идет, снег идет,
Снег идет, и всё в смятеньи:
Убеленный пешеход,
Удивленные растенья,
Перекрестка поворот.

1957

СЛЕДЫ НА СНЕГУ

Полями наискось к закату
Уходят девушек следы.
Они их валенками вмяты
От слободы до слободы.


А вот ребенок жался к мамке.
Луч солнца, как лимонный морс,
Затек во впадины и ямки
И лужей света в льдину вмерз.


Он стынет вытекшею жижей
Яйца в разбитой скорлупе,
И синей линиею лыжи
Его срезают на тропе.


Луна скользит блином в сметане,
Всё время скатываясь вбок.
За ней бегут вдогонку сани,
Но не дается колобок.

1957

ПОСЛЕ ВЬЮГИ

После угомонившейся вьюги
Наступает в округе покой.
Я прислушиваюсь на досуге
К голосам детворы за рекой.


Я наверно неправ, я ошибся,
Я ослеп, я лишился ума.
Белой женщиной мертвой из гипса
Наземь падает навзничь зима.


Небо сверху любуется лепкой
Мертвых, крепко придавленных век.
Всё в снегу: двор и каждая щепка,
И на дереве каждый побег.


Лед реки, переезд и платформа,
Лес, и рельсы, и насыпь, и ров
Отлились в безупречные формы
Без неровностей и без углов.


Ночью, сном не успевши забыться,
В просветленьи вскочивши с софы,
Целый мир уложить на странице,
Уместиться в границах строфы.


Как изваяны пни и коряги,
И кусты на речном берегу,
Море крыш возвести на бумаге,
Целый мир, целый город в снегу.

1957

ВАКХАНАЛИЯ

Город. Зимнее небо.
Тьма. Пролеты ворот.
У Бориса и Глеба
Свет, и служба идет.


Лбы молящихся, ризы
И старух шушуны
Свечек пламенем снизу
Слабо озарены.


А на улице вьюга
Всё смешала в одно,
И пробиться друг к другу
Никому не дано.


В завываньи бурана
Потонули: тюрьма,
Экскаваторы, краны,
Новостройки, дома,


Клочья репертуара
На афишном столбе
И деревья бульвара
В серебристой резьбе.


И великой эпохи
След на каждом шагу —
В толчее, в суматохе,
В метках шин на снегу,


В ломке взглядов – симптомах
Вековых перемен, —
В наших добрых знакомых,
В тучах мачт и антенн,


На фасадах, в костюмах,
В простоте без прикрас,
В разговорах и думах,
Умиляющих нас.


И в значеньи двояком
Жизни, бедной на взгляд,
Но великой под знаком
Понесенных утрат.

__________________

«Зимы», «зисы» и «татры»,
Сдвинув полосы фар,
Подъезжают к театру
И слепят тротуар.


Затерявшись в метели,
Перекупщики мест
Осаждают без цели
Театральный подъезд.


Все идут вереницей,
Как сквозь строй алебард,
Торопясь протесниться
На «Марию Стюарт».


Молодежь по записке
Добывает билет
И великой артистке
Шлет горячий привет.

__________________

За дверьми еще драка,
А уж средь темноты
Вырастают из мрака
Декораций холсты.


Словно выбежав с танцев
И покинув их круг,
Королева шотландцев
Появляется вдруг.


Всё в ней жизнь, всё свобода,
И в груди колотье,
И тюремные своды
Не сломили ее.


Стрекозою такою
Родила ее мать
Ранить сердце мужское,
Женской лаской пленять.


И за это, быть может,
Как огонь горяча,
Дочка голову сложит
Под рукой палача.


В юбке пепельно-сизой
Села с краю за стол.
Рампа яркая снизу
Льет ей свет на подол.


Нипочем вертихвостке
Похождений угар,
И стихи, и подмостки,
И Париж, и Ронсар.


К смерти приговоренной,
Что ей пища и кров,
Рвы, форты, бастионы,
Пламя рефлекторов?


Но конец героини
До скончанья времен
Будет славой отныне
И молвой окружен.

__________________

То же бешенство риска,
Та же радость и боль
Слили роль и артистку,
И артистку и роль.


Словно буйство премьерши
Через столько веков
Помогает умершей
Убежать из оков.


Сколько надо отваги,
Чтоб играть на века,
Как играют овраги,
Как играет река,


Как играют алмазы,
Как играет вино,
Как играть без отказа
Иногда суждено,


Как игралось подростку
На народе простом
В белом платье в полоску
И с косою жгутом.

__________________

И опять мы в метели,
А она всё метет,
И в церковном приделе
Свет, и служба идет.


Где-то зимнее небо,
Проходные дворы,
И окно ширпотреба
Под горой мишуры.


Где-то пир, где-то пьянка,
Именинный кутеж.
Мехом вверх, наизнанку
Свален ворох одёж.


Двери с лестницы в сени,
Смех и мнений обмен.
Три корзины сирени.
Ледяной цикламен.


По соседству в столовой
Зелень, горы икры,
В сервировке лиловой
Семга, сельди, сыры.


И хрустенье салфеток,
И приправ острота,
И вино всех расцветок,
И всех водок сорта.


И под говор стоустый
Люстра топит в лучах
Плечи, спины и бюсты,
И сережки в ушах.


И смертельней картечи
Эти линии рта,
Этих рук бессердечье,
Этих губ доброта.