Стилист для снежного человека
Шрифт:
– Красная Армия при всех ее недостатках свой народ не трогала, – спокойно парировал Николай, – уничтожались лишь пособники фашистов.
– Зато, войдя в Германию, большевики развернулись, – покачала я головой, – стоит почитать воспоминания немцев, и мороз по коже бежит.
Шнеер пожал плечами.
– Война – всегда ужасно. Но я сейчас говорю не о страданиях народа вообще, а о конкретных личностях. Федор Соколов ушел из Мотова вместе с немцами, дальнейший его путь был усеян трупами. Молодой человек, жестокий, злобный, убивал всех, кто ему по какой-то причине не нравился. Потом он оказался комендантом небольшого детского концлагеря в Польше и там уничтожил десятки, сотни еврейских малышей. Немцы, аккуратисты и педанты, тщательно вели бумажную бухгалтерию, сохранилось
После войны нацистов и их пособников начали разыскивать, судить и наказывать. Среди добровольных помощников фашистов имелись и поляки, и чехи, и болгары, и французы, и русские и, как это ни прискорбно звучит, евреи. Представляете, какая ненависть горела в душах тех, кто потерял детей, родителей, братьев или сестер? Люди моментально выдавали властям предателей, а потом обязательно шли на суд. В зале часто начинался крик, оставшиеся в живых родственники требовали смертной казни для убийц своих родных. Но суд руководствуется не эмоциями, а фактами. Фраза: «Все говорили, что он лично расстрелял колонну евреев у оврага» – не является уликой. Служители Фемиды принимались дотошно выяснять ситуацию, а защитники начинали задавать вопросы: «Вы лично присутствовали при расстреле? Нет? Тогда не можете выступать свидетелем».
И кое-кто из мерзавцев сумел-таки избежать наказания, другие получили маленькие сроки и, отсидев, могли начать жизнь с чистого листа. Нет, большинство преступников все же оказалось сурово наказано, но по заслугам получили не все. А еще случались моменты, когда человека, заподозренного в содействии фашистам, приводили, допустим, в комендатуру, а он потом непонятным образом оказывался на свободе.
Но время шло вперед, и в начале шестидесятых годов во многих странах, пострадавших от фашизма, охота на тех, кто убивал своих соотечественников, постепенно стала ослабевать. После окончания войны прошло пятнадцать лет, начало подрастать поколение, которому посчастливилось не хлебнуть большим глотком из чаши несчастий. Да и оставшиеся в живых преступники постарели, изменились внешне и перестали бояться, что их моментально узнают на улицах. Большинство бывших убийц жило по поддельным документам в других странах, на своей Родине они считались мертвыми, кое-кого держали за героев.
Вот, допустим, Степан О [36] ушел служить народным ополченцем и пропал без вести. Его жена получила соответствующую бумагу, но, надеясь, что в канцелярии ошиблись, довольно долго ждала супруга. В начале 60-х ей стало наконец ясно: любимый не вернется, он пал смертью храбрых, тело похоронено безымянным. Женщине оставалось лишь гордиться тем, что ее Степан погиб героем, защищая Родину. В конце 60-х годов вдова Степана, как одна из лучших доярок страны, была отправлена в Канаду, на международную выставку «ЭКСПО», ей предстояло рассказывать о достижениях родного сельского хозяйства. Посмотреть на советский павильон канадцы ходили толпами, представьте теперь ужас вдовы, когда в одном из посетителей она узнала… Степана. Бедная женщина, простая крестьянская натура, плохо умеющая сдерживать свои эмоции и порывы, подняла такой крик, что гостя выставки задержали. Он предъявил паспорт на имя болгарина Ивана Василева и сказал:
36
Подлинная история, взятая из материалов, которые мой отец, писатель Аркадий Васильев, подготовил для своей книги об эмигрантах.
– Дама ошиблась, претензий к ней не имею, очень хорошо понимаю ее горе.
Но вдова не успокаивалась, она перечисляла шрамы, родинки «погибшего» супруга. И власти более тщательно проверили Василева. Выяснилась шокирующая информация, паспорт поддельный, а его владелец и впрямь Степан О. Он попал в плен, чтобы выжить, стал служить в зондеркоманде [37] , убежал потом в Канаду, где и зажил спокойно под чужим именем.
И сколько таких Иванов Василевых ходит до сих пор по земле? Но, повторюсь, с течением времени их стали ловить с меньшим пылом, чем сразу после войны, а на исходе шестидесятых поиски в массовом порядке прекратились вообще.
37
Зондеркоманда – дословно: особая команда, подразделение, убиравшее трупы расстрелянных. Часто члены зондеркоманды сами убивали людей.
Но остались на Земле люди, в основном еврейской национальности, которые никак не хотели примириться со сложившейся ситуацией. И они сделали смыслом своей жизни поиск бывших военных преступников. Нет страны, где бы ни жили граждане, исповедующие иудаизм, поэтому и в Америке, где после войны поселилось много евреев, и в Англии, и в России, и в Европе, и в Африке имелись группы энтузиастов, которые выискивали тщательно законспирировавшихся убийц. Иногда в руки сыщиков попадали крупные фигуры, вроде начальника гетто в городе Белая Церковь, порой вылавливалась мелкая рыбешка. Все подозреваемые личности изучались дотошно. Очень многие из «охотников» специально шли на работу в полицию или в службы безопасности, дабы иметь открытый доступ к документам.
До середины восьмидесятых годов, из-за «железного занавеса», существовавшего между мирами капитализма и социализма, группы эти работали порознь. Вернее, они были объединены в две армии, общение между которыми было очень затруднено, но потом в Советском Союзе произошла революция и появился общий центр управления с богатой казной. Многие евреи не могли сами участвовать в поисках, но охотно жертвовали огромные суммы на благое дело.
– Середина восьмидесятых! – всплеснула я руками. – Да все преступники давно вымерли! И их преследователи, кстати, тоже!
Николай сурово кашлянул.
– Нет. В Россию война пришла в сорок первом году, в армию брали даже тех, кто родился в двадцать пятом, незаконно, конечно, но шестнадцатилетние воины не были редкостью, и предатели того же возраста тоже. А тем, кто появился на свет в двадцатом, сейчас чуть больше восьмидесяти. Да, многие умерли, но кое-кто жив, и наше дело найти и наказать его. Что же касается самих «охотников»… Мой дед, Исаак Шнеер, был одним из активных участников движения. Его сын, мой отец, погиб в лагере, и вообще, у Исаака был длинный счет к гитлеровцам. Понимаете, евреи особый народ, мы ощущаем трагедию нации в целом, не деля ее на судьбы отдельных людей. Если именно у вас в семье никто не погиб в печах Освенцима, то все равно пепел сожженных единоверцев будет стучать в сердце. Кстати, мы разоблачили и тех, кто убивал русских, поляков, французов, болгар, украинцев, белоруссов. Мы ищем преступников и никогда не говорим: «Ага! Вот этот не обижал иудеев, он жег лишь католиков».
Деды и отцы завещали нам бороться с убийцами, и мы будем делать это, пока на Земле не останется ни одного нацистского преступника.
– Следует понимать так, что вы являетесь членом законспирированной организации, – тихо уточнила я.
– Да, – кивнул Николай.
– Но вы же служили в КГБ!
– Так.
– И вас не раскрыли? Не обнаружили?
Шнеер слегка улыбнулся.
– Есть вещи, о которых говорить не стоит. Впрочем… От начальства ничего скрыть было нельзя.
– Оно знало о вашей деятельности?
Николай посмотрел в окно.
– Давайте оставим ваш вопрос без ответа, – наконец сказал он, – почти каждая семья России пострадала от нацизма. Меня пригласили на работу в КГБ в начале шестидесятых годов, а тогда людская память о преступлениях войны была ярче, да и в комитете служили иные личности.
– Хотите сказать, что вас одобряли и поддерживали?
– Сейчас уже ответ на сей вопрос не нужен, – спокойно парировал Николай.
– Так кто убил Милу? – подскочила я. – Она с какого бока примыкает к этой истории?