Сто и одна ночь
Шрифт:
Столько раз обещала себе не обращать внимания на его провокации, но все равно едва ли не каждый раз оказываюсь к этому не готовой. Щеки вспыхивают, пока я медленно поднимаюсь со стула.
Граф в кои-то веки провожает меня до прихожей. Уверена, что дело не в вежливости, – ему нравится наблюдать за моим смятением. Плащ не подает – надеваю сама, пока Граф наблюдает за мной, опираясь плечом о дверной косяк. И уже открываю дверь, когда за спиной раздается:
– А куда делся тот герой с разорванным ухом?
Я не оборачиваюсь, избегая еще
– Он никуда не делся, просто не на виду – днями и ночами следует тенью за Глебом, ничем себя не выдавая. Он мастер в этом деле, – переступаю порог. – Спокойной ночи, Граф, – и закрываю за собой дверь.
Впервые я ухожу, не сомневаясь, что завтра ночью дверь этого дома будет открыта.
Глава 5
Дверь заперта.
Это невозможно.
Первая мысль, совершенно нелепая: может, я сплю? Вторая уже более реальная: Граф задержался, или с ним что-то случилось. А вот от третьей мысли по позвоночнику пробегает холодок: Граф дома, и с ним все в порядке.
Все еще пялюсь на дверь, касаясь кончиками пальцев ручки, когда слышу с подъездной дорожки знакомый голос.
– Шахерезада, вы крайне невнимательны.
Выдыхаю – и только потом оборачиваюсь.
Граф выходит из новенького ярко-красного «бумера».
– Совершенно не смотрите по сторонам, – добавляет он, присаживаясь на капот.
Он ошибается. Не заметить эту машину – даже в тусклом свете фонаря блестящую, словно под лучами тропического солнца, – мог разве что слепой. Я же не только ее заметила, но и обратила внимание, что она припаркована напротив соседнего дома, куда более скромного внешне, чем это авто. Двигатель был выключен, водительское кресло не просматривалось. А я точно знала, что Граф ездит на темно-синем «Понтиаке» 1973 года выпуска, объем двигателя – шесть целых, тридцать семь сотых литра. Так что – да, можно сказать, Граф застал меня врасплох. Снова.
Зачем ему «бумер»? Произвести на меня впечатление? А это зачем? Но я включаюсь в игру. Покачивая бедрами, подхожу к авто, легонько провожу ноготками по двери, изображая удивление и восторг.
– Кого вы на этот раз довели до самоубийства своей книгой, чтобы заполучить такую красотку? – томно спрашиваю я, облокачиваясь о машину так, чтобы сквозь стекло лучше рассмотреть салон. Уверена, поза у меня при этом весьма эффектная – пусть юбка и по колено, а не как у его Камиллы.
Граф разглядывает меня примерно таким же взглядом, как я – бумер.
– Никто не умер, – в тон мне отвечает Граф. И развязно добавляет: – Пока что, – распахивает переднюю дверь пассажирского сиденья. – Прошу вас.
Ну чем я рискую?
Сажусь, пристегиваюсь.
– Простите… – Граф тянется через меня к бардачку, заставляя вжаться в спинку кресла. – Гляну, на месте ли права.
Он не дотрагивается до меня только потому, что я на эти бесконечные секунды перестаю дышать, – настолько между нами крохотное расстояние. И как только при этом я успеваю почувствовать его аромат? Мне нравится, как пахнет Граф. Только этот запах – со свежими, теплыми нотами – совершенно ему не идет, словно украден у другого человека. Если закрыть глаза, можно представить кого-то благородного, верного, искреннего…
– Шахерезада, вы спите? – издевательски интересуется Граф. Открываю глаза. – Вы не перестаете меня удивлять, – вот это уж точно не комплимент – в данном контексте. – Поездка на машине не отменяет вашей обязанности. Я слушаю.
– Куда мы едем?
– Это сюрприз.
Отворачиваюсь к стеклу. Сначала вижу то, что за ним: сонные коттеджи, спрятанные за неприступными стенами, автомобили, усыпанные листьями, ярко-желтыми там, где их окропляет свет фонаря. А потом взгляд падает на мое отражение – отстраненная, уставшая, жесткая молодая женщина. Тень себя прежней. Растягиваю губы в улыбке.
– Слушайте внимательно, Граф…
– Да, я помню, повторы платные, – тотчас же реагирует он.
– И не только поэтому.
Обнимаю себя руками.
Скоро у моих героев начнется осень не слаще моей. Но пока им кажется, что пара капель, упавших на лицо, вовсе не означают, что грядет ливень. Как наивно.
– Глеб почувствовал на лице мелкие холодные капли и открыл глаза. Он полулежал на заднем сиденье машины. Ксения, перегнувшись через спинку водительского кресла, брызгала ему в лицо водой из пластмассовой бутылки с распылителем.
– Ну, наконец-то! – Ксения улыбнулась, и Глеб невольно растянул губы в ответ.
От этого простого действия боль в затылке прожгла, будто о голову затушили окурок. Он поморщился и снова прикрыл глаза.
– Где мы? – спросил, прислушиваясь к тому, как боль огненной нитью извивается в пространстве между висками.
Все, что Глеб успел заметить, – это новенький трехэтажный дом в скандинавском стиле. В какой они вообще стране?..
– Я же сказала сидеть в машине! Почему не послушался?! – судя по тону, Ксения уже перестала его жалеть.
Глеб открыл один глаз.
От возмущения на ее щеках пылал румянец.
– Возможно, потому что я не твой сын, – спокойно ответил он и, не отдавая отчета в своих действиях, накрыл рукой ее ладонь, сжимающую подголовник.
Ксения словно и не заметила этого, но ее голос стал мягче.
– Я попросила помочь именно тебя, потому что думала, ты не будешь задавать вопросов.
– Тогда ты выбрала не того провожатого.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Ксения – тепло и немного виновато. В ее взгляде чувствовалось что-то материнское, и Глебу это не нравилось. Но зато понравилось все остальное – мерцающий влажный блеск в ее глазах, пульсирующая венка на шее, намек на улыбку, завитушка волос у правого уха. Но особенно – прохлада ее ладони, которая все еще покорно лежала под его рукой.