Сто килограммов для прогресса
Шрифт:
Порт Каффы растянулся на несколько километров побережья, были участки рыбацких лодок, потом мелких кораблей, вроде купеческих, среди них и крупные торговые стоят. А вдалеке, около крепости — вроде военные. Мы выбрали причал с малыми торговыми, нашли свободное место, причалили. Сидим, ждем властей. Пришел таможенник, мы меха разложили. У меня мехов мало, я для солидности разложил сабли трофейные, лучше предстать неудачным купцом и пошлину заплатить, чем вызвать подозрения в пиратстве или разбое. Мне насчитали пошлины пять лир, Еремею — двенадцать. Так понимаю, что около пяти процентов стоимости товаров. Но у Еремея это почти все лиры из
Теперь надо осваиваться в Каффе, я тут надолго, тут у меня важные дела — продажа активов. Пошли большой группой в восемь человек, и разделится можно, и мужикам надо в городе освоится. Время-то обеденное, кушать хочется. Зашли в таверну, вроде нормально — простая пища, баранина, рыба, каша, хлеб. Еще буза из пшена, это между пивом и квасом. Есть еще еда на вынос со скидкой, послали двоих за котлами (по одному не ходить). Сами поели, и своим на струги послали вареной баранины и хлеба. Вроде брали самое простое, но проели одну лиру и двенадцать сольдо. Вообще-то на сорок два человека и не дорого. Но надо свой дом и самим готовить, а то все проедим.
Пошли на рынок, центральный рынок Каффы раз в пять больше рынка Таны, Еремей прямо возбудился, глаза разбежались, я его притормаживаю, успеем еще. Сам прикинул какие товары дешевле Таны, какие дороже и решил заняться поиском жилья. Разделились, договорились встретиться к вечеру на стругах и пошел я искать. Под сотню слов на греческом и латыни я уже знаю, смог найти посредников по найму жилья. Но я опрометчиво переоценил свои знания языка, хозяин дома пытался мне продать дом. А попробуйте объяснить жестами, что дом не хочешь покупать, а хочешь снять на время. Искать пришлось заново и совсем другие дома. Толмач нужен. Но через три часа я уже снял дом.
Дом не в самом богатом районе, и сам дом одноэтажный и неказистый, но большой, на всех нас. С улицы виден каменный дом, окруженный глухим забором, зайдя во двор, видно что каменный дом продолжается саманной пристройкой, в конце двора сарай или конюшня, еще навес от солнца с очагом и столом — летняя кухня. Около дома колодец, около конюшни туалет типа сортир. Прошелся по комнатам, девять деревянных кроватей, четыре стола, десяток табуреток. Окна без стекол, закрываются ставнями, печи без труб — очаги. Зимой тут жить не стоит. Оплатил за десять дней одну лиру, не дорого, но и жилье так себе, есть тут получше. Оставил двоих охранять, с Акимом пошли обратно.
Еремей уже пришел, сразу стал мне рассказывать про цены, как я и думал, меха здесь еще дороже. Но я Еремею говорю, не спеши продавать, мы с тобой еще потом обсудим. Еще Еремей сказал что встретил земляков — купцов из Московского княжества. Вот это важно! Я хотел идти с ними встречаться, но сообразил что не вместно, я боярин — они купцы. А вот пригласить их на обед к себе — это прилично.
Рассказал всем про дом, что большая часть будет ночевать в доме, на стругах только охрана. Решили перегнать струги поближе. Предупредили таможню, чтобы второй раз пошлину не брали и перебрались. Теперь от стругов до дома метров двести. Перетащили все со стругов в дом, даже парус и дрова, только весла оставили. Еремей парус оставил, там отвязывать долго. Оставили охрану.
Дома, во дворе уже варится уха, рыбы маловато, около Каффы клюет плохо. Все суетятся, порядок наводят. Пытались поделить комнаты, но Аким на них цыкнул, мол, начальство придет и все распределит. Стал распределять,
Неспеша поужинали, ухи мало, зато свежий пшеничный хлеб. Народ стал вспоминать ржаной хлеб, соскучились, ностальгируют. Ратмира сказала — попробует поставить квашню на ржаной муке, заквасить дрожжевыми лепешками, может за два дня поднимется.
Стали спать ложится, Аким послал смену караула. Я расстелили спальник, сверху вкладыш. Душно в доме после струга, все-таки август в Крыму. Я-то к курортам привычный, а многие мои с такой жарой впервые столкнулись.
На деревянной кровати жестко, несмотря на спальник — тонкий он, надо будет тюфяк какой-нибудь сообразить. Никак уснуть не могу, во дворе уже все успокоились, а в доме все колобродят — шаги слышу, шепотки. Встал, открыл дверь — разбежались девки, попрятались. Не под дверью были, но не далеко. Пошел лег, через минуту опять шаги, и шепотом девки ругаются. Опять встал, выглянул — из-за угла девки выглядывают и друг друга за угол затаскивают. Ну точно, меня делят. Неопределенность им покоя не дает.
Сейчас я внесу определенность! Быстрым шагом зашел в их комнату — стоят молча по углам, на меня таращатся, подошел к самой рослой из «младших», я ее давно заприметил — симпатичная, высокая, худая, там все худые были, только у меня стали отъедаться, взял ее за руку и молча повел за собой. Она пискнула, но пошла не сопротивляясь. Завел ее в комнату и стал раздевать, что там раздевать — одна деталь одежды — сарафан. Столкнулся только с одной проблемой — Ефросинья была еще девушкой, но эту проблему я преодолел. Ну и предпринял меры, чтобы она не понесла.
Вот как татары хотели заработать — молодые, красивые девственицы — самые дорогие на рабском рынке, до двухсот лир стоят. Хотя молодой сильный парень на галеры — сорок-пятьдесят лир.
Фрося. Но вроде не Бурлакова. Давал себе слово, не «западать» на одну, чтобы не отвлекаться от главных задач. Да и «невместно» это мне, не по статусу боярину простая крестьянка. «Повалять» можно, а постоянно — «невместно». Постараюсь свое слово сдержать. Так и уснул.
Утром проснулся, вспомнил все, повернулся — смотрю лежит, смотрит на меня, прикрылась сарафаном.
— Ты хоть спала? — закивала в ответ. Погладил ее по голове, поцеловал. Встал, оделся. Показал на вкладыш — сказал постирать.
Вышел во двор, многие уже проснулись, делами заняты. Каша варится, пустая, ни рыбы ни мяса. Хлеб есть. Надо продукты покупать. Пока завтрака нет, решил провести урок арифметики. Созвал всех пацанов, девок и парней. Еремей сам присоединился. Фрося вышла, смущается. Но народ на нее смотрит даже одобрительно, типа «ну хоть кто-то боярина обласкал». Специально на нее внимания не обращаю, но встретились глазами, и я улыбнулся украдкой — она засияла.