Сто рассказов из русской истории. Жизнь Эрнста Шаталова. Навеки — девятнадцатилетние. Я вижу солнце. Там, вдали, за рекой
Шрифт:
Признаюсь, мне было немного страшно. Да и дядя был какой-то не такой. Я не знал, что у него на уме. Никто никогда толком не знал, что у него на уме!
Я лежал в полной темноте. За окном бесновалась вьюга. Иногда мне казалось, что она бросает в окно песком.
— Чанг! — позвал я неслышно.
В то же мгновение я ощутил на лбу холодное прикосновение Чангиного носа. Я прижал Чанга к себе. Я слушал, как бьется его сердце. А Чанг слушал, как бьется мое сердце. Наши сердца бились в унисон. Вы знаете, что значит «в унисон»? Ко сну это не имеет никакого отношения. Это значит — через равные промежутки, удар в удар, совершенно одинаково.
В соседней
Я стал одеваться в полной темноте. Мои руки дрожали… Рубашка, носок, штаны, второй носок, майка, свитер, шарф, варежки…
«Ну!» — прошипел дядя.
…Валенок, шуба, трусы, еще валенок, весло («Зачем весло?» — подумал я)… шапка… Все!
«Пошли!» — прошептал дядя. Он открыл дверь на балкон. Снежный вихрь сразу обжег мне лицо. Засвистел ветер. Я увидел, что дядя стоит на перилах балкона. Чанг тоже стоял на перилах балкона. «„То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя!“ — пропел дядя. — Дай мне руку!» — сказал он. Я замешкался. «Вперед, доннерветтер!» — заорал дядя и дернул меня за руку. Я машинально сделал шаг вперед и почувствовал под ногами что-то хрустящее. Все вокруг трещало и корчилось, как в огне. Я понял, что мы идем сквозь огонь. Это был какой-то странный огонь — весь белый. Белые языки пламени залезали мне в рот, в глаза. Я задыхался от белого дыма. «Вперед, мой мальчик! — подбадривал меня дядя. — Я покажу тебе этвас!»
Дядя шел впереди без шапки, опираясь на весло. На голове у него шевелились белые космы огня. «Совсем седой!» — подумал я. Дядя шел быстро, я едва за ним поспевал. Я тоже опирался на весло. Зато Чанг носился как угорелый: то он бежал рядом с дядей, то рядом со мной. В зубах у Чанга тоже было весло.
«Зажми нос и прыгай!» — приказал вдруг дядя. Я прыгнул, плюхнулся в воду и камнем пошел в глубину.
Вокруг была тишина. Откуда-то сверху просачивался слабый свет. Огромные рыбы молча сопровождали нас. Это были акулы. Они смотрели на нас маленькими злыми глазами. «Греби веслом!» — кричал дядя. Он кричал беззвучно, но я отчетливо понимал его, как будто говорил я сам. Дядя плыл впереди, помахивая веслом и растопырив руки и ноги. Мы медленно опускались, пока не остановились на дне. На дне лежала труба. «Ты видишь, она медная», — сказал дядя и постучал по трубе пальцем.
В трубе была кромешная тьма — хоть глаз выколи! Некоторое время я полз молча, не выпуская из рук весла. Дяди не было. «Дя-дя-а-а!» — заорал я что было силы. В ответ раздалось такое оглушительное эхо, что труба лопнула и я, оглушенный, вылетел из нее.
Я летел высоко-высоко, над облаками. Ярко светило солнце. Облака внизу были как огромные холмы, долины и горы. Рядом летели дядя и Чанг. Они помахивали в воздухе веслами и улыбались. «Ты видишь полюс?» — спросил дядя. Я посмотрел вниз и увидел полюс. На нем так и было написано: «Северный полюс». «А этвас?» — спросил я. «Это и есть этвас!» — сказал дядя. «Полюс!» — «Не полюс!» — «А что?» — «Все!» — «Что все?» — «Весь мир! Вся жизнь! И ты!» — Дядя смеялся. «И ты тоже этвас!» — крикнул я. Мне было очень хорошо. Я вдруг понял, что такое этвас. Это самое лучшее. Самое интересное. Самое дорогое. Я чувствовал неизъяснимую легкость.
Я опять посмотрел вниз. В середине Северного полюса, там, где сходятся меридианы, стоял снежный домик. Он был круглым. Возле него стоял Полярный человек с женой и тремя детьми. Рядом я увидел Ханга. «Как
Мы стали спускаться. Полярный человек бежал к нам через ледяные торосы.
«Здравствуйте! — сказал он дяде. — Молодцы, что приехали!» — «Разрешите представить вам моего племянника», — сказал дядя. «Очень приятно!» — «А это Чанг!» — «Очень приятно!» — «Очень приятно!» — сказал Чанг. Я тоже сказал: «Очень приятно!» Мне действительно было очень приятно. «Я забыл у вас бивень!» — сказал дядя. «О!» — улыбнулся Полярный человек. «Я решил подарить его племяннику», — сказал дядя. «О! — улыбнулся Полярный человек. — Благодарю за внимание! Пойдемте чай пить!» Мы пошли в дом.
Полярный человек представил нам свою семью. Потом мы сели пить чай с вареньем. Жена Полярного человека прислуживала нам с обворожительной улыбкой. «Из чего варенье?» — спросил дядя. «Изо льда!» — сказала жена Полярного человека. «А чай?» — спросил я. «И чай изо льда. У нас все изо льда». — «Как вкусно!» — «Кушайте на здоровье!» — «Спасибо!» — «Не стоит!» — «Ну что вы! Очень стоит!» — «Не стоит. Лед у нас ничего не стоит!» — «И все же!» — «Совсем не все же! — крикнул Полярный человек. — У нас льда сколько хочешь!» — «А у нас не сколько хочешь!» — сказал я. «А у нас сколько хочешь!» — заорал Полярный человек. Он скрипнул зубами. «Ну, нам пора!» Дядя встал. И я встал. «Очень жаль», — сказал Полярный человек. Он принес мне бивень. «Большое спасибо!»— сказал я. «Ну что вы! У нас их сколько хотите!» — «Приезжайте к нам в Москву!» — сказал дядя.
Мы двинулись в обратный путь. Полярный человек проводил нас до порога Северного полюса. Потом он повернул назад и скрылся за торосами.
Возвращались мы той же дорогой. На балконе мы долго отряхивались от снега. «Теперь тише!» — сказал дядя. Чанг остался на балконе, а мы на цыпочках вошли в комнату. Я просто валился с ног от усталости. «Спокойной ночи!» — сказал дядя. «Спокойной ночи!» — прошептал я, кое-как разделся, сунул под подушку бивень и упал на кровать. Я заснул как убитый.
О том, чего не было
Когда я проснулся, было уже поздно. Морозное солнце светило в окно.
Я сразу сунул руку под подушку: бивня там не было. Я вскочил и перевернул всю кровать — бивня нигде не было! — Мам! — крикнул я.
В ответ только тикали часы. Они показывали двенадцать часов. Был выходной, поэтому меня не будили. Два воробья сидели снаружи на подоконнике и клевали пшено. Я всегда сыпал птицам пшено на подоконник. Но сейчас мне было не до них.
«Где мой бивень?» — подумал я.
Босиком, в одних трусах я побежал на кухню. На кухне было полно народу. Яростно жужжало четыре примуса. Возле примусов стояли соседки. И мама. И Благодарю за внимание — он мыл в раковине кастрюльку. Все слушали певичку. Певичка помахивала в воздухе ложкой:
— …и на авансцену вышел Немирович-Данченко и поцеловал мне руку. «Вы пели божественно!» — сказал Немирович-Данченко…
— Где мой бивень? — заорал я.
— Боже, как он меня напугал! — сказала певичка.
— Почему ты не здороваешься? — сказала мама. — Ты босиком! Сейчас же марш в комнату!
— Где мой бивень? — повторил я со слезами в голосе.
Мама схватила меня за руку и потащила в комнату.
— Какой бивень? — спросила она, когда мы вошли в комнату и сели на кровать.
— Мой бивень! Бивень мамонта! Он был под подушкой!
— Я не видела никакого бивня! — удивилась мама.
Я вспомнил: мама не знала, что мы ходили за бивнем! И папа не знал. Знал только дядя. И я. И Чанг.