Сто рассказов из русской истории. Жизнь Эрнста Шаталова. Навеки — девятнадцатилетние. Я вижу солнце. Там, вдали, за рекой
Шрифт:
Посмотрел Разин на мужиков. Рассмеялся.
— Молодец, борода, — похлопал по плечу дядю Митяя. — Благодарю за науку. Эй, — закричал казакам, — не забижать хлебопашный народ: выдать коней, приклад. Равнять с казаками. — Потом задумался и добавил: — И пахарь и воин, что две руки при одном человеке.
Быстро шел вверх по Волге Разин. Истомились войска в походе. и вот в каком-то приволжском большом селе стали они на отдых.
В первый же день казаки
Сбежались к берегу Волги и парни, и девки, и все село. Визгу здесь было столько, смеху здесь было столько, что даже Волга сама дивилась, привставала волной на цыпочки, смотрела на шумный берег.
В полном разгаре отдых. Три дня, как кругом веселье.
— Эх, простоять бы нам тут неделю! — поговаривают казаки.
К Волге, к качелям, вышел и Разин.
— А ну-ка батька!
— Степан Тимофеевич!
— Место давай атаману! Место! — кричат казаки.
Потащили его к качелям:
— Прелесть кругом увидишь!
Усмехнулся Степан Тимофеевич:
— А вдруг как не то с высоты увижу?
— То самое, то, — не унимаются разницы. — И Волгу, и плес, и приволжские кручи. Над лесом взлетишь, атаман. Как сокол, расправишь крылья.
Залез на качели Разин. Вместе с девушкой местной — Дуняшей. Замерло сердце у юной Дуняши. Вцепилась она в веревки.
Набрали качели силу: то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Разгорячился Степан Тимофеевич. Разметались под ветром кудри. Полы кафтана, как крылья, дыбятся. Глаза черным огнем горят. Все выше и выше взлетают качели. Режут небесную синь.
— Вот это да! По-атамански, по-атамански! — кричат казаки.
Побелела совсем Дуняша.
— Ух, боязно! Ух, боязно!
— Девка, держись за небо! — какой-то остряк смеется.
Состязаются весельчаки:
— Отец-атаман, бабку мою не видишь?
— Может, ангелов в небе видишь?
— Как там Илья-пророк?
— И ангелов вижу, и бабку вижу. А вона едет в карете Илья-пророк, — отвечает на шутки Разин. А сам все время на север смотрит — туда, куда дальше идти походом. Даже ладошку к глазам подводит.
Заприметили это разницы.
— Что там, отец-атаман?
Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич.
— Что видишь, отец-атаман?
Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич.
Недоумевают внизу казаки. Может, пожар атаман увидел? Может, боярские струги идут по Волге? Или вовсе какая невидаль? Прекратилось вокруг веселье. Обступили качели разницы.
— Что видишь, отец-атаман?
Выждал Разин, когда все утихло:
— Горе людское вижу. Слезы сиротские вижу. Стоны народные слышу. Ждут нас людишки. На нас надеются.
Кольнули слова атамана казацкие души.
Замедлили мах качели.
— Правда твоя, атаман. Не ко времени отдых выбран.
— Верно, верно, — загудели кругом казаки. — Дальше пошли походом.
Поднялось крестьянское войско. Сотня за сотней. Отряд за отрядом. Вздыбилась дорожная пыль.
Остались в селе качели. Долго еще на них мальчишки взлетали в небо. И, замирая на высоте, вслед ушедшим войскам смотрели.
Снятся боярам страшные сны. Снится им грозный всадник — Разин верхом на коне.
В тревоге живут бояре. И в Твери, и в Рязани, и в Орле, и в Москве, и в других городах и селах.
Послышится цокот копыт по дороге — затрясутся осинкой боярские ноги.
Ветер ударит в окна — боярское сердце замрет и екнет.
Боярин Епифан Кузьма-Желудок боялся Разина не меньше других. А тут еще барский холоп Дунайка рассказывал ему, что ни день, то все новые и новые страсти. И, как назло, всегда к ночи.
Много про Разина разных слухов тогда ходило. И с боярами лют, и с царскими слугами крут. И даже попов не жалеет. А сам он рожден сатаной и какой-то морской царицей. В общем, нечистое это дело.
— Пули его не берут, — говорил Дунайка.
— Пушки, завидя его, умолкают.
— Перед ним городские ворота сами с петель слетают.
— Ох-ох, пронеси господи! — крестился боярин Кузьма-Желудок.
— А еще он летает птицей, ныряет рыбой, — шепчет Дунайка. — Конь у него заколдованный — через реки и горы носит. Саблю имеет волшебную. Махом одним сто голов сбивает.
— Ох, ох, сохрани господи!
— А еще, — не умолкает Дунайка, — свистом своим, мой боярин, он на Волге суда привораживает. Свистнет — и станут на месте струги. Люди от погляда его каменеют.
— Ох, ох, не доведи свидеться!
Живет боярин, как заяц, в страхе. Потерял за месяц в весе два пуда. Постарел сразу на десять лет. На голове последних волос лишился.
Молился боярин Кузьма-Желудок, чтобы беда прошла стороной. Не услышал господь молитвы.
И вот однажды ночью случилось страшное. Открыл бедняга глаза — Разин стоит у постели.
Захотел закричать боярин. Но понимает — не может.
И Разин молчит, лишь взглядом суровым смотрит. Глаза черным огнем горят.
Чувствует боярин, что под этим взглядом он каменеет. Вспомнил слова Дунайки. Двинул рукой — не двигается. Двинул ногой — не двигается.
— О-о!.. — простонал несчастный. Но крик из души не вышел.
Утром слуги нашли хозяина мертвым.
— С чего бы?
— Да как-то случилось!
Не понимают в боярском доме, что с барином их стряслось.