Сто шесть ступенек в никуда
Шрифт:
— Звонила Эльза, пригласила меня в гости, и я пошла. Еще гуляла, дошла пешком до Аркэнджел-плейс и взглянула на дом — вот так! — Она искоса смотрит на меня и накрывает ладонью кота, словно собирается убежать, забрав его с собой. — Смотрела телик. Видела Марка.
— Что ты имеешь в виду, Белл? — Голос у меня вдруг охрип. — Что значит «видела Марка»?
— Видела Марка по телику.
— Он же не снимался — только радио, и ты это знаешь.
— Марк играл всего в одном фильме, разве ты не помнишь? Еще до вашего знакомства. Это был сезон Майкла Кейна, и Марк сыграл небольшую роль в фильме с Майклом Кейном… Забавно было его увидеть, и очень
Мы посмотрели друг на друга, глаза в глаза. У меня возникло ощущение, что Белл читает мои мысли, или их сила так велика, что они переносятся в ее голову. Я представляла, как еще один человек смотрит этот старый фильм — с неизменной любовью? Безразлично? Или спокойно?
На этот раз мысли действительно были прочитаны — или переданы.
— Лиззи, — говорит она, — что стало с Козеттой?
— Я все гадала, когда ты спросишь.
— Она мертва?
— Нет, жива. Вышла замуж за Мориса Бейли и вернулась в Голдерс-Грин.
21
Белл потрясена и становится бледной, как полотно:
— Я думала, Козетта умерла, она должна была умереть.
— Почему? Ей только семьдесят.
— И она вышла за того смешного старика?
— Морис всего на восемь лет старше ее. Думаю, это считается вполне приемлемым. Такие люди, как супруги Касл и родственники Козетты, решили, что это наилучший выход. Наверное, подумали, что Козетта, наконец, образумилась. Вдовец, довольно состоятельный, с собственным домом, даже большим, чем Гарт-Мэнор.
— Почему ты говоришь «наверное»? Не знаешь?
— Нет, Белл, не знаю. Могу судить только по рассказам Эльзы. Она поддерживает отношения с Козеттой, а я — нет, не могу.
— Почему? Что ты имеешь в виду?
Ей можно и рассказать. Я никому не рассказывала, только Эльзе. Остальным неинтересно. Да и с чего бы? Все ссорятся с друзьями, дружба имеет обыкновение заканчиваться — в основном из-за неупотребления и пренебрежения, но иногда в результате ссоры.
— Козетта с тех пор со мной не разговаривает. Она больше не говорила со мной, так и не простила. Понимаешь, Козетта думает, что я ее предала — единственное, чего она не терпит.
— Ты могла бы объясниться.
— У меня не было возможности. После того как это случилось, в тот же вечер, она уехала из «Дома с лестницей»; приехал ее брат Леон и увез куда-то в Севеноукс. Я ей туда звонила, но трубку взяла жена Леонарда, которая сказала, что Козетта больна и не может ни с кем говорить. Я хотела написать, но не знала, что. Мы с Эльзой все еще были в «Доме с лестницей», одни. Мне пришло письмо от поверенного Козетты…
Я вдруг понимаю, как трудно мне об этом говорить. Голос дрожит, глаза наполнились слезами. Но Белл настаивает, и она все понимает неправильно:
— Ты хочешь сказать, что Козетта через поверенного предупреждала, чтобы ты не пыталась с ней связаться? Да? Ни за что бы не поверила.
— Нет, Белл, он написал, что Козетта хочет отдать мне «Дом с лестницей», оформить дарственную.
Ее лицо меняется, становится жадным, алчным, глаза блестят от вожделения:
— Она тебе его отдала? Даже тогда дом стоил целое состояние.
— Не говори глупости. Думаешь, я его взяла? И в мыслях не было. Она считала дом компенсацией за себя, за расставание с ней. Я ответила поверенному, что мне не нужен ни дом, ни вырученные за него деньги, мне не нужна компенсация за потерю Козетты.
— И больше
— После твоего… суда Козетта куда-то уехала, а когда вернулась, я не могла ее найти, не знала, где она. Наверное, не очень старалась. Понимаешь, я знала ее, знала, как она относится к предательству. Это единственное, чего она не могла простить. Потом Эльза сказала, что Козетта вышла замуж, я тоже вышла замуж, а потом было уже поздно.
Вернувшись из регистрационного бюро, Марк и Козетта прошли прямо в гостиную, где их нашел Луис. Они поделились с ним новостью — хранить тайну уже не было нужды. Они женятся. Свадьба состоится через три недели. Я не знаю, что именно они говорили, потому что слышала только слова Луиса, который вышел в сад попрощаться со мной, а рассказчик из него неважный. Однако Козетта упомянула о разнице в возрасте, и я могу представить, что она сказала: «Нам пришлось указать свой возраст в анкете, и это было немного унизительно, но не так, как произносить вслух».
Луис, проявив не свойственную ему проницательность, должно быть, понял, что его присутствие не входит в число их самых заветных желаний. Разумеется, Козетта этого не сказала, уговаривала его остаться, съездить домой за Пердитой, всем вместе где-нибудь поужинать. Вероятно, Марк не стал возражать, когда Луис нехотя ответил, что ему нужно идти.
Оставшись вдвоем, они попытались разобраться в потоке сомнений, колебаний и неуверенности, с прошлого вечера заполнявших их разговор между островками любви, ласк и планов на будущее. Марк должен сказать Белл. Или они оба должны сказать Белл. Она должна знать.
Дело в том, и это самое ужасное, что Козетта не знала, что именно Марк должен был сказать Белл. Не представляла, как повлияет на Белл известие, что ее любовник на самом деле «любит» Козетту. Понимаете, она думала, самое худшее — это что Белл узнает об их намерении пожениться и о том, что лишится дома, и убедила себя, что компенсация должна смягчить этот удар. В том, что касается замены людей домами, Козетта была безнадежно щедра, просто неустрашима!
Так она представляла себе самое худшее. Марк, разумеется, знал, что к чему, подозревал, с чем придется иметь дело в противостоянии с Белл. Вне всякого сомнения, он боялся, что Белл пойдет к Козетте и расскажет об их с Марком первоначальных планах, причем без извинений и оправданий (и перекладывания вины на другого), как поступил Марк, признаваясь Козетте, а грубо и некрасиво, цитируя все, что было произнесено, вспоминая о смехе, не скрывая жадности и низменных желаний.
Вы же понимаете, что это лишь мое воображение? Понимаете, что я там не присутствовала, и Луис тоже, что Эльза еще не вернулась, и Марк с Козеттой были одни? Хотя в любом случае мне вряд ли удалось бы заглянуть в душу Марка. Никто точно не знает, что он думал, чего боялся, хотя всем известны слова, сказанные им в комнате Белл. Он очень боялся туда подниматься. Предпочел бы отложить это навсегда, вечно сидеть в запертой гостиной, теплой и тихой, на диване рядом с Козеттой, обняв ее одной рукой, время от времени приподнимая ее голову со своего плеча, поворачивая к себе и целуя в губы. По большей части молча и неподвижно, потому что ужасные события, тревоги и волнения прошедших двадцати четырех часов, любовь — и, конечно, старание и тяжелый, вдохновенный труд! — чудесным образом превратили в безмятежность, испрошенное и подаренное прощение, низвели до благословенного мира.