Сто тысяч франков в награду
Шрифт:
К Вильбруа снова вернулось хладнокровие. У него было лишь одно желание — поскорее избавиться от стоявшего перед ним сумасшедшего. Жорж решил, что мягкостью скорее достигнет цели.
— Я верю вам, верю, господин. Теперь, когда я знаю, кто вы, посвятите меня в цель вашего визита.
— Не в моих привычках говорить стоя, — отозвался Паласье.
Жорж начинал терять терпение, однако привстал и отодвинул стул, на который господин Паласье сразу же уселся.
— Господин Вильбруа, — начал он, — вы должны были заметить, что я принадлежу
Жорж кивнул.
— Итак, вы ищете женщину…
— Да.
— Которая исчезла?
— Точно так.
— И вы предлагаете сто тысяч франков в награду тому, кто найдет ее — живой или мертвой?
— В объявлении об этом ясно сказано.
— В таком случае, господин Вильбруа, отсчитайте мне эти сто тысяч франков.
Жорж подскочил от изумления.
— Сто тысяч франков! Так вы знаете?..
— Пока я ничего не знаю.
— Но в таком случае…
— Господин Вильбруа, если я берусь за какое-нибудь дело, можно считать, что оно сделано.
Жорж так разволновался, что едва держал себя в руках.
— Господин Паласье, — воскликнул он, не скрывая нетерпения, — я не хочу думать, что вы явились сюда для того, чтобы посмеяться надо мной…
— Боже сохрани! То, что я вам говорю, очень серьезно. Вы не хотите дать мне сто тысяч вперед? Я крайне сожалею об этом, потому что ваше доверие меня сильно приободрило бы. Но, — прибавил он с горечью, — люди есть люди. Они не умеют отличить человека гениального. Я разочарован, но подчиняюсь необходимости. Я верну вам женщину, и тогда вы мне заплатите.
— Я, может, соглашусь дать вам часть… — проговорил Жорж.
— Нет, не нужно, — сказал Кастор. — Паласье кредитует вас своим временем и способностями. Я вам доверяю. Теперь давайте поговорим немного. Расскажите мне всю историю от А до Я.
И Паласье, откинувшись на спинку стула, забросил одну ногу на другую, как человек, готовый выслушать длинный рассказ.
«Черт побери! — подумал Жорж. — Этот оригинал, похоже, чертовски ловок и хитер. Может, из этого что-нибудь и выгорит…»
Когда господин Вильбруа заговорил, в глазах Паласье загорелся азарт. Жорж, увлеченный собственным рассказом, позабыл о первом неблагоприятном впечатлении от эксцентричного посетителя. Американец не упустил ни одной подробности и не заметил, что Паласье в последние минуты его почти уже не слушал. Он аккуратно вытащил из кармана записную книжку в зеленой обложке и стал внимательно разбирать мелкий почерк. Вильбруа в это время говорил о своем утреннем путешествии.
Наконец, господин Паласье прервал его, громко захлопнув записную книжку.
— Довольно, — сказал он. — Ответьте мне, Нана Солейль в последний раз вышла из особняка двадцать второго апреля?
— Да.
— Очень хорошо. Она взяла экипаж и приказала извозчику ехать на улицу Таранн?..
— Именно так.
— Отлично. Вы заходили в этот дом?
— На улице Таранн? Да, я…
— Вы говорили с цветочницей и портнихой?
— Действительно…
— Хорошо. Но вы не пошли к господину Куркодему?
— Какое может иметь отношение?..
— Комментариев не нужно. Отвечайте.
Паласье был строг, как судья в тоге.
— Куркодем сюда не приходил?
— Зачем ему это делать?
— Выспросить подробности.
— Я не знаю…
— Справьтесь у вашего конторщика.
Невольно поддаваясь властному тону, которым распоряжался Паласье, Вильбруа позвонил. Прибежал Том. Господин Вильбруа приказал ему принести ответ от Дюмонселя. Выяснилось, что Куркодем не приходил в бюро.
— Теперь я знаю достаточно, — сказал Паласье. — Мне остается проститься с вами, господин Вильбруа.
— Но…
— Больше ни слова! До свидания.
Встав со стула, Паласье поклонился Жоржу и, повернувшись на каблуках, направился к двери.
— Скажете ли вы мне, по крайней мере?.. — начал было господин Вильбруа, провожая Паласье до дверей.
— Пока ничего не скажу.
И он вышел из комнаты, таинственно прошептав:
— Наполеон, Фуше и Видок — все в одном Паласье!
«С кем я имею дело — с сумасшедшим или гением?» — спросил себя Вильбруа.
XII
Теперь мы снова вернемся к драме, разыгравшейся в Рамбуйе. С тех пор как в замке Трамбле случилось убийство, какое-то проклятие разверзлось над этим прежде веселым и счастливым домом. Со смертью дорогой Элен ушли радости домашнего очага, и господин Керу предался отчаянию. Оставшись один в доме, где все напоминало о милой Элен, граф испытывал мистический ужас. Обстоятельства, при которых произошло несчастье, не давали ему покоя. С той ночи, когда он заметил огонек в павильоне, он стал тревожиться за свой рассудок. Странная вещь: казалось бы, он должен был разделить свое горе с близкими людьми, то есть с племянником и той, что была лучшим другом его жены, однако их присутствие тяготило его, и он предпочитал их обществу одиночество.
Не раздумывая ни минуты, он отпустил Мэри-Энн, наградив ее пенсией, на которую она могла безбедно жить до самой старости. Что же касалось молодого человека, то он сам решил уехать. Входило ли это в его планы, или он угадал тайное желание дяди?
Едва дождавшись того дня, когда ему следовало дать показания по делу об убийстве Элен, молодой человек отпросился у графа в небольшое путешествие. Предлогом для отъезда юноше служило желание добиться положения в обществе. Не пришло ли время и ему задуматься о своей карьере? Граф Керу похвалил намерение племянника и пообещал ему свою помощь. Губерт простился, и граф остался с Лантюром, поклявшимся никогда не покидать своего господина, к которому он привязался еще больше с тех пор, как случилось несчастье. Вместе они продолжали жить в том доме, где все дышало воспоминаниями об умершей.